Я молчу, потому что она права.

— А вечера и приемы, — продолжает она, — все эти приемы, куда мы ходили?

— Двойники, дорогая, я же только что сказал.

— Они все были двойники? Все? И… ты их тоже, как и меня, убедил в том, что я звезда, я топ-модель и все такое?

— Конечно нет.

— Но… Они же передо мной пресмыкались… Говорили со мной о… Грегге Араки?

— Ну Манон, у них был текст, я же не тупица, я все продумал.

— А как же фильм?

— Брат Каренина. И двойник Эдриана Броуди, мой экс, между прочим. Славный он парень, этот Коста.

— А «Чинечитта»?

— Десять тысяч долларов в день.

— Съемочная группа?

— Шайка безработных правонарушителей.

— Чехов?

— Чехов давно умер.

— А сам этот фильм, он же где-то есть, материал же есть?

— Бедное мое дитя, ведь пленки-то не было.

— Не было пленки?

— В камерах не было пленки. Они крутились вхолостую, как и ты.

— А промоушн? Журналисты?

— Статисты.

— Так значит, в то утро… мне это не приснилось…

— Конечно нет.

— А эта реклама, эта реклама «Достоинства» — это ты, тоже ты?

— Да, это своего рода прощальный совет. Впрочем, ты к нему не прислушалась, и это еще мягко сказано.

— А фотографии у меня дома? Весь этот бардак? Окурки в пепельницах?

— Я наклеил фото, устроил небольшой бардак, покурил, загасил окурки.

— А ресторан? Сисси? Скот?

— Статисты первой категории, три тысячи евро в месяц.

— А я думала, у меня шизофрения…

— Это естественно, дорогая, тебе в утешение могу сказать, что любое нормально устроенное человеческое существо поверило бы и не такому.

— А театр?

— Ну уж тут я ни при чем, в свою порнолавочку ты вляпалась сама. Гони природу в дверь, она влетит в окно.

— А сейчас? Все эти люди на улице? Автобус? Оскорбления? Граффити? Пушка?

— Какая пушка? — спросил я.

Она угрожающе сует мне ее в нос:

— Вот эта, идиот!

— Ну ладно, ладно, — бормочу я, — я просто пытался разрядить атмосферу.

— А отец? Где мой отец?

— Отец, отец, понятия не имею, где твой отец, и скажи на милость, за два года сладкой жизни в моем обществе, а главное, за мой счет, об отце ты, кажется, особо не беспокоилась.

— Блин, я чуть не застрелилась! Дерек!

— Такова была цель, но где-то явно случилась накладка. Хотя где, собственно, могла быть накладка? Не понимаю, я все продумал. Месяц готовилась эта сцена, какое тонкое крещендо в моральном истязании, музыка, фальшивый дождь, смерть отца… Гениально, вдохновенно, само совершенство. А? Где накладка?

— Почему, Дерек?

— Почему что?

— Почему ты со мной так поступил?

— Таков был сценарий. Я следовал сценарию.

— Какому сценарию?

— Нон-сценарию, сценарию нон-фильма. Знаешь, Манон, ты не с каким-нибудь лузером два года под ручку ходила, я, представь себе, изобрел новый вид искусства. Я изобрел нон-кино, и ты точно была моей нон-музой, как я и сказал «Пари-Матч». Я не шутил.

— Дерек, ты больной, — произнесла она еле слышно.

— Да, верно, гению иногда случается балансировать на грани безумия…

— Ты не просто больной, по тебе смирительная рубашка плачет… — добавляет она чуть громче.

— Эй, на себя посмотри.

— Таких, как ты, надо в дурдоме держать! — По-моему, она повторяется, да еще и повышает голос.

— Псих несчастный! Ты мне жизнь поломал!

— Не стоит преувеличивать.

— Почему! Почему, Дерек?

Ни с того ни с сего она вдруг стреляет, наудачу, и ваза с кокаином разлетается на куски.

— Потому что… От скуки.

— От скуки… Ты от скуки поломал мне жизнь?

Она уже попросту вопит, и я подумываю позвать охрану, а вместо этого падаю на колени.

— Я знаю, дорогая, но я хотел… просто… немного кино в своей жизни… а потом, если бы ты любила меня, все было бы иначе.

— Ах, еще и я во всем виновата?

— Я хотел кого-нибудь уничтожить… так, просто чтобы посмотреть. Я считал, что это… развлечение…

— Развлечение.

— Тут я выбрал тебя. И начался нон-фильм.

— Кончай целовать мне колени, ты мне противен.

— И я влюбился в тебя и хотел все остановить, но было поздно, я уже написал сценарий. Сценарий получился идеальный, я больше не мог его править.

— Кончай целовать мне колени, я сказала.

— Единственное, что я делал, — это следовал сценарию.

— Ты мне противен, — тихо произносит она.

— Манон, умоляю, прости меня, дай мне еще один шанс, надо только начать все сначала, так, словно ничего не было: я отведу тебя к Шанель, я дам тебе главную роль в следующем фильме Каренина, настоящего Каренина, мы поженимся в Лас-Вегасе и наделаем мегафотогеничных детей, мы будем знамениты и счастливы!

— Иди в жопу.

— Ты будешь жить как в клипе… А, дорогая? Ты будешь жить в клипе, как всегда мечтала.

— Иди в жопу, я сказала!

Я получаю удар коленом в челюсть и падаю навзничь, прямо на пульт, и он включает все двадцать три хай-фай центра, и они начинают играть на максимальной громкости, и какофония возобновляется, Манон подскакивает, а я, как могу, приподнимаюсь и вытираю кровь, текущую изо рта, и говорю ей, что она получила то, чего заслуживает.

— Не поняла?

— Честное слово, ты получила лишь то, чего заслуживаешь. Ты что себе думаешь, Манон? Что я худшее, что случилось в твоей жизни?

— Выруби сейчас же эту музыку!

— Нет! — ору я. — Нет, ты так просто не отделаешься, — я продолжаю орать, поднимаясь, — ты на меня вину не сваливай! Ты врываешься сюда со своей потасканной рожей, полной обоймой и дурацкими попреками! Палишь по зеркалам и вазам! Портишь гостиничное имущество! Тычешь мне в нос своим отцом! Жизнь я ей поломал! Сидела бы в своей дыре, цыпочка! Я бы за тобой туда не поехал!

— Выруби эту гребаную музыку, Дерек!

— Ты хотела быть звездой! Ты хотела красивой жизни! Я тебе и дал красивую жизнь, но мир тебя не хотел. Тогда я изменил мир. Что, это разве не красиво? Назови мне хоть одного человека…

— Выруби музыку!

— Замолчи. Не перебивай, когда я говорю, ненавижу, когда ты перебиваешь, когда я говорю, вечно ты затыкаешь мне рот, когда я говорю, помолчи хоть раз в жизни! Так вот, я говорил, что хочу, чтобы ты назвала мне хоть одного человека на земле, который бы сделал это для тебя! Я создал целый мир для тебя, Манон, чтобы тебе в нем было хорошо! А ты говоришь, я поломал тебе жизнь! Но, цыпочка, я поломал тебе жизнь в тот день, когда решил из этого мира уйти. А если бы ты любила меня, я бы не ушел никогда.

— Дай мне пульт.

— Нет, это мойпульт. А правда, Манон, заключается в том, что ты просто дешевка из клипа.

— Неправда!

Она стреляет в колонку, и Реквием умолкает.

— Ты просто гнусная порочная девка, мелкая блядь без чести и совести! Ты бы зарезала папу с мамой, чтобы сняться в ситкоме! Ты бы переспала с Человеком-Слоном, если бы Человек-Слон был кассовым режиссером! Ты бы плеснула кислотой в лицо сестре, если бы твоя сестра прошла кастинг, а ты нет!

— У меня нет сестры!

Она стреляет в другую колонку, и валькирии прекращают полет.

— А как твой аргентинец? Хорошо тогда оттрахалась, шлюха?

— Что?

— Твой аргентинец, игрок в поло, тот, что оттянул тебя, как последнюю сучку, в своем наемном «ламборджини»?

— Да, хорошо оттрахалась, просто отлично, лучше в жизни не было, в ту ночь я орала, Дерек, я перебудила все Монако!

— Ах вот как? — Мой отвлекающий маневр сработал, потому что, пока я визжал и ругался, я добрался до кресла, куда бросил свой плащ, а в правом внутреннем кармане у меня была пушка.

— Ах вот как? Ну-ка повтори, — говорю я и вынимаю револьвер.

— У меня было три вагинальных оргазма!

— Три?

— Три.

— Неправда, — реву я, — ты фригидна!

Я стреляю в колонку, и Лу Рид умолкает.

— Я не фригидна, — отвечает она и стреляет в другую колонку, и Курт Кобейн умолкает.

— Прекрати стрелять по колонкам! — ору я и стреляю сам, рефлекторно, в ту, где играют Guns,и Gunsумолкают.