— Манон, ты под газом.
— Ничего подобного.
— Под газом.
— Нет.
— Если б ты не была под газом, ты бы вспомнила, что есть такое революционное изобретение, называется телефон. И еще одно революционное изобретение, называется громкая связь. Дура.
Мне кажется или я слышу, как моя пресс-атташе прыскает со смеху?
— Дерек, дорогой, — говорю я, — Эмма смеется надо мной, ее надо уволить.
Я протягиваю Мирко бутылку шампанского, пусть откроет, я чувствую, что еще секунда, и у меня сдадут нервы.
— Никто никого не уволит, — орет Дерек, — ты исчерпала лимит увольнений пресс-атташе. Заткнула рот и поторопилась, тебя ждут!
— Какой ты властный, зайчик мой, — говорю я, протягивая Мирко бокал.
— Мне чудится, или там хлопнула пробка от шампанского?
— Отнюдь нет, это Мирко. Ухлопал легавого, который спросил у него документы.
— Манон, я тебя предупредил: никакого алкоголя перед пресс-конференциями, иначе на будущей неделе полетишь из Парижа в Нью-Йорк чартером через аварийный выход, вместе с толстухами и беременными женщинами, ясненько?
— Дерек, скотина. Ты хоть представляешь, какой прессинг я должна выдерживать? Я уже в зеркало не могу смотреться, до того мне опротивела моя морда. У меня по сорок интервью в день, моя сексуальная жизнь выставлена на всеобщее обозрение…
— К твоему сведению, это и моясексуальная жизнь, и именно ты все вывалила в «Вог», потому что перепутала свои транквилизаторы со стилноксом.
— Да хоть бы и так, ты тоже, между прочим, на стилноксе сидишь!
— Да, цыпочка, только мне он помогает уснуть, а у тебя вызывает неодолимое желание бороться за демократизацию искусственных членов во имя расцвета семейной половой жизни.
— Моя публика имеет право знать!
— Ах да, вот только вчера вечером на просмотре для прессы семнадцать человек задали мне вопрос, нравится ли мне, когда меня имеют в зад, а Стефан Би смотрел на меня как-то странно…
— Ну и что, Дерек, просто не приглашай этого жуткого типа на свои просмотры, что ты хочешь, чтобы я еще сказала?
— Манон, все, о чем я прошу, это чтобы ты помнила, как тебя зовут, когда приедешь на пресс-конференцию.
— Для этого мне нужно просто… открыть газеты!
— Ой, какие мы хитрые, бестолочь несчастная. Снялись в жалкой полнометражке и уже воображаем себя рок-звездой. Копейки не дам за твою будущую карьеру. Валери Каприски, тебе это что-то говорит?
— Кто такая Валери Каприски?
— Да оставь ты в покое эту алкоголичку, — вмешивается Мирко, — пусть хлебает свое винище и заткнется, заколебала уже!
— Ты прав, — отвечает Дерек.
— Ты уволен, — говорю я со стоном.
— Никто не уволен, — говорит Дерек.
— Манон, телефон, — влезает Эмма, — это «Пари-Матч», они хотели бы задать вам несколько вопросов.
— Да пусть купят последнюю «Эль» и перепишут статью! Или «Вог», или «Гала», или португальский GQ, или «Инрок», или «Роллинг Стоунз», или «Эсквайр», или «Вэнити Фэйр»! Только пусть катятся к черту!
— Манон, кончай динамить «Пари-Матч». Ответь «Пари-Матч». Пожалуйста.
— Они поместили фото, где у меня складка жира! Что ты на это скажешь, а? Это недопустимо, я этого не собираюсь допускать и не допущу!
— Манон, ты возьмешь трубку и ответишь «Пари-Матч» на их вопросы, но если ты хоть раз произнесешь слова «искусственный член», полетишь в Штаты чартером.
— Неет! Мне осточертели вопросы! Удачно ли прошли съемки? Сработались ли вы со своими коллегами? Что вы чувствовали, снимаясь у Каренина? Близка ли вам ваша героиня? Ты знаешь, сколько раз я это повторяла, а, знаешь?
— Будьте добры, уберите свои когти с моей руки, мадам, я за рулем, и мне несколько неудобно переключать скорости.
— Нахал! Ты уволен!
— Никто не уволен, — повторяет Дерек, — и кончай царапать Жоржа, он за рулем.
— Дерек, эту полоумную надо посадить под замок и выпороть кнутом.
— Спасибо, Мирко, сейчас пока не стоит.
— Что такое кнут?
— Это русская плетка, которой наказывали преступников, — отвечает Дерек, он всегда готов услужить, если вам нужна справка.
— Ах ты, мерзавец! — говорю я и выливаю свой бокал на белый костюм Мирко.
— Дрянь, — рычит он, — я бы тебе показал, что почем, если б ты не трахала босса искусственным членом…
— Мирко, ты уволен, — говорит Дерек.
— Никто не уволен, — возражаю я, — Мирко прав.
— Мирко попросту хочется тебя убить.
— Манон, «Резервуар Продакшн» на проводе!
— Срать я хотела на «Резервуар Продакшн», пусть валят на хер!
— Манон Д. хочет на вас срать, месье, так что можете валить на хер, — добросовестно передает Эмма.
Я вырываю у нее телефон:
— Здравствуйте, это Манон Д., извините за нелюбезность моей пресс-атташе, она очень тяжело переносит перемену пола.
— Да что ж она опять несет, — стонет Дерек, — я больше не могу, Эмма.
— Нет, ну это уж чересчур, — заводится Эмма, — за пятнадцать лет работы насмотрелась я на мерзавок, но чтоб такая…
— Кнут, говорю вам! Нужен кнут.
— Ладно, кончайте, вы оба, эта женщина, быть может, однажды будет вынашивать моих детей, так что выбирайте выражения.
— Да, да, — продолжаю я, — еще две недели назад ее звали Роберто и она крутила великую любовь с воздушным гимнастом… Именно, с великим классиком сверкающего трико… Это надо было видеть, Эмма на «харлее», с баками…
Эмма на ходу выпрыгивает из машины.
— Ну вот и готово, больше эта идиотка никого грузить не будет, — говорю я и швыряю трубку прямо в морду стажеру, и в эту секунду мы тормозим перед особняком Каренина, опоздав ровно на пятьдесят три минуты.
И тут же началась эта чертова пресс-конференция, у меня даже не было времени глотнуть кофе, Дерек, Каренин и Эдриан демонстрировали профессионализм высшей пробы, а я — революционную болтологию, Дерек готов был меня задушить, я платила ему взаимностью. На вопрос: «Это ваша первая роль в кино, вам посчастливилось работать с Карениным, сознаете ли вы, как вам повезло?» — ответила: «Это моя первая роль в кино, и я ожидала чего-то большего, чем торчать круглыми сутками на грязной съемочной площадке и выслушивать оскорбления от старого придурка, чья голубая мечта — превратиться после смерти в скрипичный ключ», — на вопрос: «Что вы думаете о Чехове?» — я ответила: «Ничего, кроме того, что он уже помер и больше не будет долбать нам мозги своими пьесами», на вопрос: «Близка ли вам ваша героиня?» — я ответила: «Между мной и Ниной три большие разницы: во-первых, я не актриса-неудачница, иначе бы меня тут не было. Во-вторых, денег у меня куры не клюют. В-третьих, я мою голову». На вопрос, хорошие ли сложились у меня отношения со съемочной группой, я ответила, что гримерша меня била, тут Каренин встал и покинул пресс-конференцию, хватаясь за сердце, и пока все почтенное собрание усердно фотографировало его, в бешенстве выходящего из зала, и меня, в припадке буйного ликования, я схватила микрофон и проорала: «Не забудьте упомянуть, что я алкоголичка, что снималась я бухая, не забудьте упомянуть, что этот психопат Каренин за два месяца расколотил двести четырнадцать мегафонов, что продюсер каждый вечер отправлялся в Рим в бордель, а главное, главное, не забудьте написать, что этот фильм — говно, такого хренового фильма вы еще не видели и не увидите, самое большое говно, какое только выходило в прокат, а главное, а главное, не забудьте все свалить отсюда на хер, журналюги поганые!»
Потом меня вывели, и всех, кто был в зале, тоже, и эта пресс-конференция кончилась, и пока Мирко волок меня на выход, я смеялась без остановки, смеялась так громко, что кругом могли подумать, будто я ору, могли подумать, будто я реву, впрочем, на глазах у меня стояли слезы, и даже не стояли, а лились, целый фонтан слез, так я хохотала, а моя икота звучала как рыдания, это было так смешно, так смешно, что Дереку пришлось дать мне пощечину, чтобы я прекратила, но я и после этого не смогла прекратить, все мое тело смеялось, и я растянулась на земле, руки и ноги ходили ходуном, меня трясло, трясло, я уже даже не знала, почему смеюсь, даже не знала, что продолжаю смеяться, Дерек держал меня за руки, Мирко за ноги, и я слышала, как кто-то, наверно Жорж, вызывал скорую, и там, где я упала, на земле была кровь, и у меня перехватило дыхание, а потом — пустота.
