Эрленд опустил глаза и погладил мертворожденного по щеке.

У него была бы внучка…

– Выйдет моя дочь из комы, можете сказать?

– Увы, не могу, – ответил врач. – Пока что ничего не ясно. Ей нужно самой этого захотеть. По сути дела, только от нее одной все и зависит.

– Бедная девочка, – выдохнул Эрленд.

– Знаете, время лечит, – сказал врач, решив, что Эрленд собирается откланяться. – И это касается не только душевных ран, но и самых обыкновенных.

– Время, говорите, – буркнул Эрленд, закрывая крошечное тельце простыней. – Ничего оно не лечит, ваше время.

Он просидел у дочери до шести вечера. Халльдора не появилась. Синдри Снай, верный своему слову, в столицу не приехал. Никого другого ждать не приходилось. Состояние Евы не менялось. Эрленд совершенно обессилел, ведь он не спал и не ел со вчерашнего дня. Около двух он позвонил Элинборг и условился встретиться с ней и Сигурдом Оли в офисе. Перед тем как покинуть палату, поцеловал дочь в лоб и погладил по щеке.

Усевшись за стол с коллегами, Эрленд ни словом не обмолвился о случившемся. Они, впрочем, все знали и без него – слухи, видите ли, штука такая, – но не посмели спрашивать о Еве.

– Археологи продолжают копать, – доложила Элинборг. – И, признаться, сил моих нет, как медленно они это делают! Ладно бы еще копали чайными ложками! Но они скоро перейдут на зубочистки! Вот ты пальцы руки нашел, да? Ну так сегодня они дорыли, ты не поверишь, до запястья. Приезжал врач, посмотрел на это, но ничего не смог сказать, кроме того, что рука человеческая и довольно маленькая. В общем, толку от него немного. В грунте археологи покамест не нашли ничего, что могло бы указать на суть произошедшего или на личность закопанного. Они рассчитывают дойти до грудной клетки вечером завтрашнего или послезавтрашнего дня, но даже если это им удастся, никто не гарантирует, что тогда мы поймем, кто там лежит. На этот вопрос ответ надо искать в другом месте.

Эстафетную палочку принял Сигурд Оли:

– Я разобрался с пропавшими без вести в Рейкьявике и по соседству в нужный период. С сороковых и пятидесятых годов нераскрытых дел об исчезновениях насчитывается около пятидесяти, думаю, наш жмурик среди них. Я рассортировал все дела по полу и возрасту пропавших. Так что нужно лишь дождаться вердикта патологоанатомов.

– Ты хочешь сказать, имеются заявления, поданные жителями округи Ямного пригорка? – спросил Эрленд.

– Нет, таких как раз я не заметил ни одного, – ответил Сигурд Оли, – но я, впрочем, на адреса особо не смотрел, а некоторые названия улиц не узнал и вовсе. Когда мы его наконец откопаем и получим данные о возрасте, росте и поле, то сможем сузить, и, полагаю, сузить существенно, круг, так сказать, подозреваемых. Я думаю, наш жмурик жил в Рейкьявике. Считаешь, я не прав?

– А где наш патологоанатом? – спросил Эрленд. – У нас он вроде один.

– В отпуске, – сказала Элинборг. – Отдыхает в Испании.

– Ты проверила, был там дом рядом с кустами? – спросил Эрленд у Элинборг.

– Что еще за дом? – вставил Сигурд Оли.

– Нет, еще не успела, – сказала Элинборг и повернулась к Сигурду Оли: – Эрленд считает, что там, на северной стороне холма, стоял дом, а на южной стороне была американская или британская военная база. Он хочет, чтобы мы опросили всех жителей вокруг Рябинового озера, у которых семьи владели летними домиками на Ямном пригорке, причем не просто всех жителей, а до четвертого колена, а потом чтобы мы наняли медиумов и устроили сеанс с Черчиллем.

– Да, и это только начало, – подтвердил Эрленд. – Хорошо. А какие у нас гипотезы насчет того, как этот скелет там оказался?

– Разве не очевидно, что это убийство? – сказал Сигурд Оли. – Его или ее убили лет пятьдесят назад, закопали, тело пролежало в земле все это время, и никто ничего не знает.

– Я уверена, – подхватила Элинборг, – что тело закопали с целью скрыть преступление. Это ясно. Самоочевидно.

– Неверно, что никто ничего не знает, – возразил Эрленд. – Кто-то что-то обязательно знает. Всегда.

– Нам известно, что у него, или у нее, сломаны ребра, – сказала Элинборг. – Думаю, это доказательство насильственной смерти.

– Да ну? – усомнился Сигурд Оли.

– Ну да, разве не так? – не уступала Элинборг.

– А почему ребра не могли сломаться оттого, что труп лежал в земле? – предположил Сигурд Оли. – Там, под давлением грунта. Плюс изменения температуры – там, переходы через ноль или в этом роде. Я говорил с твоим знакомым геологом, и он что-то такое про это рассказывал.

– Ну не может быть, чтобы тело оказалось в земле просто так, обязательно должен быть какой-то акт насилия. Разве это не самоочевидно? – сказала Элинборг и посмотрела на Эрленда; босс явно думал о чем-то своем. – Эрленд? – повторила она. – Разве не так?

– Разумеется. Но только в том случае, если это убийство, – очнулся Эрленд.

– Что значит «если»? – удивился Сигурд Оли.

– У нас никаких доказательств на сей счет, – сказал Эрленд. – Может запросто выясниться, что это старинное захоронение – допустим, какая-то семья выкупила этот участок под кладбище, но официальных похорон не проводила. Может, это какой-то старый хрен, который вдруг взял и отдал концы прямо там, на месте, и товарищи его тут же закопали, чтобы не откладывать дело в долгий ящик. Может, он там пролежал пятьдесят лет, а может, и сто. Нам пока решительно не за что зацепиться. Поэтому давайте не будем просто так гадать.

– Разве не полагается хоронить людей в освященной земле? – спросил Сигурд Оли.

– Насколько я понимаю, закопать можно кого угодно где угодно, хоть на лужайке перед домом, – отозвался Эрленд, – лишь бы хозяин земельного участка был не против.

– Ну а что с торчащей из земли рукой? – не унималась Элинборг. – Разве это не знак насильственной смерти?

– Тут я соглашусь, – сказал Эрленд. – Точнее, я полагаю, что там что-то такое случилось. И это событие было тщательно скрыто. Тот, кто закопал нашего жмурика, сделал это для того, чтобы его никогда не нашли. Но на беду, Рейкьявик разросся так, что жмурик отыскался. Поэтому нам надо выяснить, что же это было за событие.

– Если он, то есть наш жмурик, – принялся рассуждать Сигурд Оли, – Жмурик тысячелетия, если его убили столько лет назад, то разве из этого не следует, что его убийца тоже давно умер – от старости, я хочу сказать? А если убийца еще жив, то речь идет о каком-то старом-престаром пердуне, из которого песок сыплется, он одной ногой в могиле, и зачем в таком случае нам его отыскивать? По-моему, надо сжалиться над стариком и оставить его в покое. Да и все, кого это дело касалось, тоже давно должны были отправиться в мир иной, так что даже если мы поймем, что случилось, доказательств у нас не будет. А раз так…

– К чему ты клонишь?

– По-моему, следует прежде задуматься, а стоит ли вообще тратить усилия на расследование этого дела? На какой результат мы можем рассчитывать?

– Ты что, предлагаешь просто закрыть на это глаза? – спросил Эрленд.

Сигурд Оли пожал плечами, мол, мне-то решительно все равно.

– Убийство, понимаешь ли, есть убийство, – отрезал Эрленд. – У него нет срока давности. И если жмурика убили, то мы обязаны разобраться, как и что произошло, кто был убит, за что, при каких обстоятельствах и кто, собственно, убийца. На мой взгляд, к этому делу нужно подходить так же, как к любому другому. Расследование есть расследование. Так что, коллеги, принимаемся за работу. Ищем улики. Разговариваем с людьми. Мало-помалу, глядишь, и распутаем этот клубок.

Эрленд встал.

– Нам нужно найти какую-нибудь зацепку, – сказал он. – Давайте сначала поговорим с владельцами летних домиков, а если удастся, то и с их мамами и бабушками.

Эрленд со значением посмотрел на Элинборг и продолжил:

– Выясним, не было ли дома рядом с кустами. В общем, к делу.

Погрузившись в собственные мысли, он попрощался и вышел в коридор. Элинборг и Сигурд Оли переглянулись, Сигурд Оли кивнул в сторону двери. Элинборг встала и догнала босса.