Литмир - Электронная Библиотека
A
A

                 — Ик... — Воробьиха присела на диван, расправляя на колене какой-то листок формата А4, мятый, с рваными краями. — Ну, это Тонька тебе вчера клофелин подмешала... От матери её, старухи-покойницы, остался ещё. Я про это была не в курсе, ты не думай... ик! Это она сама. Дура потому что. Лавэ-то у тебя на кармане маловато оказалось... На пивасик только и хватило. Ничё, нам твой муженёк заплатит... Ну, то есть, дама твоя. О, гляди.

                 Листок лёг передо мной, Воробьиха ткнула в его центр кривым пальцем с грязным ногтем. На листе была напечатана моя фотография. "Ушла из дома и не вернулась"... И телефоны Александры: домашний, рабочий и мобильный. "Вознаграждение за любую информацию гарантировано". Видимо, наша родная милиция-полиция работала по старинке: "Заявление — через трое суток".

                 — Ребятишки какие-то расклеивали, — сказала Воробьиха. — Я гляжу — а мордашка-то знакомая, хе-хе! Тонька пошла на встречу с твоей мадам. Тридцать косарей запросили. Нет денег — нет тебя. Ничего! Вы, буржуи, не обеднеете, а нам с Тонькой на хлеб с колбасой да на топливо — во как хватит.

                 Воробьиху будто подменили: от вчерашнего пьяненького дружелюбия не осталось и следа, на её обрюзглом лице застыло жёсткое и безжалостное выражение. "Во как!" — "выше крыши", показала она жестом.

                 — Маня... Я думала, ты хорошая, — пробормотала я. — Пьющая, но неплохая... А ты...

                 — А чё я? — усмехнулась Воробьиха. — Это не я, это время такое, принцесса. Каждый выживает, как может... Ик! Ну дык чё, пивасика-то дать?

                 Я закрыла глаза и отвернулась. Озноб, тошнота, боль — всё это наваливалось разом и терзало меня, скручивало, как в центрифуге. Все мои просьбы вызвать скорую Воробьиха пропускала мимо ушей, вся поглощённая желанием заполучить деньги. Гремела чем-то на кухне, кряхтела и крякала — видно, доливала в свой бак "топливо".

                 Резко и нервно тренькнул дверной звонок. Воробьиха оживилась:

                 — О, денежки пришли! — и засеменила в прихожую открывать.

                 Но пришли не деньги. Послышался плаксивый вой:

                 — Мань, она мне чуть руку не сломала... с-су-ука...

                 В вонючий бомжатник будто ворвался свежий ветер, властно и свирепо сметая всё на своём пути. Торопливые, звучные шаги, развевающиеся полы чёрного плаща, волна знакомого парфюма — и моего лица коснулись тёплые ладони моего ангела-хранителя.

                 — Лёнечка, я здесь... Ты меня слышишь?

                 Из последних сил я приподнялась и обняла её за шею, ёжась от щекотной ласки её пальцев, перебиравших мои волосы.

                 — Лёнька, что же ты делаешь? Что ты творишь, глупенькая? Они что, тебя здесь силой удерживали?

                 Спасена. Облегчение словно разом выдернуло из меня нервный каркас, до этого момента державший меня в тонусе, и я размякла, растекаясь киселём. Я знала, что родные руки не дадут мне упасть.

                 — Они мне клофелин подсыпали... а потом заперли тут, — стараясь не уплыть в транс, прошептала я. — Мне скорую надо, Саш... Больно...

                 Подскочила разозлённая Воробьиха.

                 — Эй, ты! — сварливо налетела она на Александру, тряся мятым листком с моим фото. — А платить кто будет? За информацию?! Сама ж обещала — вознаграждение!

                 Лицо Александры было суровой каменной маской. Почувствовав, что она опускает меня обратно на диван, я судорожно уцепилась за её плечи, так что мягкая кожа её плаща заскрипела под пальцами.

                 — Ш-ш, всё хорошо, — шепнули её губы, согрев дыханием моё ухо.

                 Бережно уложив меня, она выпрямилась во весь рост. Скукоженная пьянством Воробьиха едва доставала ей макушкой до подмышки.

                 — Значит, денег хочешь? — спокойно проговорила Александра.

                 — Ага, ага, а как же! — закивала Воробьиха, не уловив в её голосе чуть слышную нотку угрозы. — Сама ж обещала в бумажке своей!

                 — А то, что вы её клофелином напичкали и заперли, вместо того чтоб скорую вызвать — это ничего? — по-прежнему спокойно поинтересовалась Александра.

                 — Дык... клофелин-то — это не я придумала, это вон — Тонька сдуру, — Воробьиха кивнула на робко притулившуюся у дверного косяка Антонину в голубом грязноватом пуховике и вязаном берете. — А скорую... на *уя? Я пивасика ей предлагала — она отказалась...

                 Мои глаза почти не уловили молниеносное движение руки Александры — только увидели отлетевшую через всю комнату Воробьиху. Врезавшись в большую коробку с хламом, она скатилась на пол и затихла, сама похожая на кучу грязных тряпок.

                 — Ой, ой, убили ж насмерть! — завопила Антонина, схватившись за голову.

                 — Ничего, очухается, — презрительно хмыкнула Александра. Силу удара она умела рассчитывать. — Хрен вам, а не вознаграждение. Вымогатели, тоже мне.

                 Сильные крылья моего ангела-хранителя подхватили меня. Пинком распахнув дверь, Александра понесла меня вниз по лестнице — прочь из этой смрадной дыры.

                 Боль больше не чувствовалась, заглушённая уколами, а тромб в сосуде, вызвавший омертвение участка почки, уже давно растворили. Врач сказал, что такое, хоть и редко, но может случаться после операций на почечной артерии. Скорее всего, мне следовало дольше принимать профилактические таблетки, а я бросила их через два месяца после последней операции — из-за не очень приятных побочных эффектов. Но это было ещё не всё: на многострадальной артерии обнаружилась аневризма — не очень большая и пока без признаков расслоения. Однако существовал риск, что операция по её устранению могла кончиться для поражённой инфарктом почки плачевно.

                 — Ну, живут же люди как-то и с одной, — сказала я.

                 — Этим эскулапам лишь бы что-нибудь отрезать, — хмыкнула Александра. — Ничего, найдём таких, которые и сделают всё как надо, и почку сохранят. Если не у нас, так в Москве.

                 Солнечный зайчик беспокойно шевелился на подушке рядом с моим лицом, на руке Александры поблёскивали часы. Мне хотелось поцелуями прогнать грустные тени возле её глаз, но тёплая ладонь легла мне на лоб:

                 — Тихо, тихо... Лежи.

                 Но как я могла лежать тихо, если печаль до сих пор не ушла из её взгляда?

                 — Саш... Я люблю тебя. Ты мне веришь? Если нет... какой смысл мне вообще жить?

                 Слеза скатилась на подушку. Тишину больничной палаты нарушал только едва слышный уличный шум за окном. На тумбочке стоял букет алых роз.

                 — Смысл жить есть всегда, девочка. — Губы Александры нежно прильнули к моим. — И я тебя люблю.             

 26. Белая дверь

Времени осталось совсем не так много.

Сосредоточиться на главном.

"Яблонька моя светлая".

                 Когда мы ехали из аэропорта домой, полил майский дождь. Сильный, свежий, многообещающий. Один из тех, которым нет цены — за своевременность. Ведь если он не пройдёт, листочки засохнут. И не будет яблок, не будет вишни и малины. Не будет много чего.

                 — Сирени хочу. И ландышей, — проронила я. — Можно?

                 В уголках глаз моего ангела-хранителя притаилась улыбка.

                 — Тебе всё можно.

                 Заднее сиденье такси казалось неуютно большим и глубоким, я провалилась в него, почти затерявшись, как Дюймовочка в стоге сена. Александра ехала рядом с водителем, пристёгнутая, контролируя всё, защищая меня, держа руку на пульсе... и на моём сердце. Глядя на неё со своего места, я любила её до беспомощности, до щекотной лёгкости под коленями. До окрыляющей тоски и желания написать что-то глупое и восторженное.

94
{"b":"150606","o":1}