— Почему утки занимают такое видное место в американском сленге? — спросил Квиллер. — Мы называем неудачника «хромой уткой», конченого человека — «мёртвой», а легковерного — «сидящей» [32].
— В сленге вообще много съедобного, — заметила Тэсс. — Мы говорим «фрикаделька» о зануде, величаем хозяина «головкой сыра», именуем «куском торта» [33]что-то лёгкое.
— Или «утиным бульоном» [34].
После завтрака, пока Тэсс варила обещанные макароны, Квиллер поехал в город за номером «Нью-Йорк тайме» и немного посидел на веранде отеля — почитал, послушал чужие разговоры, понаблюдал за жизнью на пристани. Ему видна была контора, и он слегка удивился, заметив, что «Солнцелов» разглядывают помощник шерифа и полицейский штата. Если владелец Эйнштейна сообщил властям о поведении пса, тем лучше! По мнению Квиллера, полиция слишком медлила. Плохо, конечно, если в результате расследования Эрни обвинят в преступлении. Квиллер смотрел на неё обожающими глазами Дерека, он и сам восхищался тем, как она готовит, и намеревался её защищать ещё и потому, что она «не из наших».
Вернувшись в коттедж, он нашёл Тэсс на веранде. Она читала о воронах.
— Они действительно говорят «никогда» [35]или это поэтическое изобретение? — поинтересовался Квиллер.
— За такой каламбур с вас полагается фант, — парировала гостья.
— Вас удовлетворит стакан сангрии?
— Конечно! А раз уж идетё на кухню, включите, пожалуйста, духовку, чтобы прогрелась. Поставьте её на три с половиной деления.
В конце концов кастрюля с макаронами отправилась в духовку, где должна была запекаться в течение сорока минут, а то, что произошло за это короткое время, показалось Квиллеру фарсом, достойным Фейдо [36]— быстрым, комичным и неправдоподобным, и лучше всего описано в его дневнике.
14 июня, воскресенье
Прекрасный день, хотя предсказывают шторм. Кошки тревожатся.
13.15. Мы с Тэсс сидим на веранде и пьём клюквенный сок и сангрию. Кошки свернулись клубочком в углу. Внезапно они настораживаются. Кто-то приближается по берегу. Молодая женщина в шортах и тёмных очках несёт большой плоский пакет. Она поднимается по нашей песчаной лесенке. Я выхожу посмотреть, кто это. С ленивой медлительностью, словно задыхаясь в паузах, она произносит: «Привет, мистер К. Я принесла… ваше "правило". Мой дядя… вставил его в рамку». Это Дженелл из «Тихой пристани»!
13.25. Она уже на веранде. Я знакомлю её с Тэсс и иду приготовить ей стакан сангрии. Из окна кухни вижу, как подъезжает красный пикап, из него выходит Барб Огилви в шортах и тёмных очках и тоже несёт плоский пакет. «Я привезла ваш свитер, — угрюмо сообщает она. — Элизабет сказала, что он нужен вам сегодня». Я предлагаю ей стакан сангрии и веду вокруг дома на веранду, где знакомлю с двумя сидящими там женщинами.
13.30. Смешиваю ещё одну порцию сангрии, а Тэсс в это время рассказывает о старом докторе, который все болезни лечил одинаково: хрен внутрь, припарки из хрена и ингаляции хреном. Его пациенты никогда не умирали, они просто испарялись.
13.35. Слышу гудки за коттеджем. Это подъехала взятая в аэропорту напрокат машина, из неё выходит Полли! Я потрясен и говорю: «Твой самолёт должен прилететь завтра!» Она мило отвечает: «Я не могла дождаться, когда вернусь домой, и прилетела на метле». Я повёл Полли вокруг дома на веранду и представил ей трёх молодых женщин. Она несколько удивилась.
13.40. Солнце исчезло за пеленой облаков, и все сняли тёмные очки. Барб без них выглядит ужасно, заметно, что она плакала.
13.50. Звонит телефон. Я снимаю трубку, и чей-то мужской голос кричит: «Где она? Куда она подевалась?» Я флегматично отвечаю: «У меня их здесь четверо. Которая вам нужна?» Это Уэзерби. Тэсс ждут в Хосредише, она — почётный гость на семейной встрече. Пятьдесят родственников съехались отовсюду, чтобы приветствовать первого доктора философии [37]в семье Банкеров. Прибыли фотографы из газет. Я возвращаюсь на веранду и говорю Тэсс: «Это вас».
13.55. Тэсс возвращается на веранду с вытаращенными глазами. «Я должна ехать! Иду укладываться! Там какая-то машина загородила въезд!» Это прокатный автомобиль, и я собираюсь отогнать его в сторону, но Полли хочет ехать домой и поскорей увидеть Брута и Катту.
14.00. Полли уезжает, сказав, что позвонит мне.
14.05. Тэсс отбывает в смятении чувств — от смущения и угрызений совести. Я советую ей ехать осторожнее.
14.10. Дженелл уходит, потому что собирается дождь.
14.15. Барб прощается, при этом выглядит как никогда расстроенной. Я спрашиваю, не случилось ли чего. Она кивает, но говорит, что не может об этом рассказать.
14.20. Все уехали, и у меня появляется возможность посмотреть, как вставлено в рамку моё «правило» (аккуратно) и как выглядит свитер, связанный Барб для Полли (великолепно).
14.25. Небо становится желтовато-серым. В верхушках сосен слышится какой-то свист. Жуть! Коко охватывает беспокойство, он носится повсюду, сбрасывая вещи на пол и всё расшвыривая. Я говорю ему: «Кот Кристофера Смарта никогда не стал бы крушить дом. Он был образцом добродетели. Он ничего не ломает, если был сыт». Коко выгибается так, словно слушать про Джоффри ему надоело.
14.30. Я закрываю окна гостевого домика и машины и убираю мебель с северной веранды. Шторм надвигается из Канады.
14.35. Совершенно темно. Приходится включить свет. Все окна и двери закрыты, я сажусь и жду, когда разразится шторм. Но где же кошки? Их нигде не видно! А где макароны с сыром? Я зову: «Коко!» Из кладовой доносится какой-то звук, полувой-получавканье. Обе кошки сидят на столе, их головы опущены, хвосты задраны. Они пожирают сыр, хрен и всё прочее, но к макаронам не прикасаются.
Ветер и дождь, обрушившиеся на побережье во второй половине дня в воскресенье, были настоящим шквалом — коротким, но очень сильным. За пять минут поверхность озера из зеркальной глади превратилась в бушующие волны. Ветер хлестал плетьми дождя по северной стене коттеджа, заставлял дребезжать оконные стекла, проникал под дверь и сквозь рамы. Квиллер пытался бороться с потоками воды, собирая её тряпками и выжимая в ведро. Порыв прекратился так же внезапно, как и возник. По-прежнему шёл сильный дождь, но он падал уже вертикальными полосами, а не налетал горизонтальными волнами. Дом внутри пострадал исключительно по причине безумств Коко: сдвинутые ковры, опрокинутая настольная лампа, валяющиеся на полу книги и бумаги, несколько ярдов раскрученных бумажных Полотенец на кухне.
К счастью, электричество не отключили и телефон тоже работал. Квиллер позвонил Полли.
— Хочу убедиться, что ты добралась.
— Я успела войти в дом до бешеного шквала. Сейчас льет ливень, сильный, но не разрушительный. А у тебя?
— У нас был настоящий потоп, но самое худшее позади. Кошки тебе обрадовались?
