Литмир - Электронная Библиотека

— Эту марку виски пил Аль Капоне во времена «сухого закона», — вставил Квиллер.

— Вот именно! Суда бутлегеров перевозили спиртное через озеро и вверх по реке, а там его прятали на ферме у Берта до тех пор, пока не подворачивалась возможность доставить выпивку в Центр… Итак, у отца было три пути: сообщить куда следует, промолчать или присоединиться. Благодаря «сухому закону» в Мускаунти вернулось процветание. Поезда были под завязку набиты людьми, стремившимися на север, и все ввозили контрабанду из Канады или вывозили её на поезде или грузовике. Некоторые старые семьи, что заявляют, будто произошли от баронов лесоповала или шахтовладельцев, на самом деле произошли от бутлегеров.

— И какой же путь избрал ваш отец, Торнтон?

— Он так нам и не сказал. Говорил, что во времена «сухого закона» заказывали много памятников. Мы жили в хорошем доме, и у нас всегда была обувь, и все мы, дети, уехали учиться в колледже.

Квиллер вернулся домой, ощущая удовлетворение от продуктивного утра и приятного ланча. Однако его питомцы явно чувствовали себя заброшенными. Их девиз был: когда ты несчастен, разорви что-нибудь! Казалось, что внутренность амбара забросали конфетти, а первая страница вчерашней «Всякой всячины» была изодрана в клочья.

Кроме того, Коко завёл свой новый скорбный мотив «ааа-ааа-ааа». Чтобы утешить сиамцев и поддержать морально, Квиллер расчесал им шерстку, выдал дополнительную порцию угощения и почитал вслух. Коко выбрал «День саранчи». Потом все вместе они отправились в павильон в поисках приключений на природе. В то время как Юм-Юм высматривала насекомых, Коко занимался воронами и воркующими голубями. Он находил забавными соек, а дятел раздражал его своим пронзительным «кек-кек-ке-кек-кек» — Коко отвечал ему собственным «кек-ке-кек-кек».

Вдруг он отвернулся от птиц, прислушался и завыл. Через минуту Квиллер услышал, как в амбаре звонит телефон, и со всех ног устремился туда.

Звонила Донна Макби.

— Простите за беспокойство, мистер К.

— Всё в порядке. С похоронами всё в порядке. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Тут у Калверта есть идея. Он хочет взять на похороны собак Мод. Он думает, что Мод это понравилось бы.

Квиллер быстренько прикинул, как быть с приличиями, реакцией публики и воплощением этой идеи. Он знал, что средства массовой информации обеими руками ухватятся за неё.

— Он сможет ими управлять?

— Он говорит, что сделает упряжь — такую, как для езды на собаках. И собаки его любят. Они будут хорошо себя вести.

Квиллер одобрил мысль, и когда он позже обсудил её с Полли, та согласилась. Пикакс любит хорошие похороны. Тут до сих пор вспоминают, как гроб Эфраима Гудвинтера провожали тридцать семь экипажей и пятьдесят два кабриолета. Длина похоронной процессии считалась мерой публичного уважения к усопшему.

— Завтра процессии не ожидается, — сказал Квиллер, — только служба у могилы. Но у кладбища возникнет пробка, так что потребуется помощь полиции. Это будет памятное событие: море цветов, ВИП-персоны и телевизионная съёмочная группа из столицы штата, а также Броуди в шотландской юбке и шапочке. Он сыграет «Лох Ломонд» в медленном темпе.

— Прекрасный выбор, — одобрила Полли, — хотя многие не поймут смысла.

— В их число вхожу и я. Никогда не понимал этой песни. Есть две неизвестные личности — назовём их А и Б. Очевидно, А идет верхом, а Б — низом, и Б добирается до Шотландии раньше, чем А, однако Б никогда больше не увидит своей любимой. Как ты это объяснишь?

— Насколько я понимаю, Квилл, речь идет о двух шотландских солдатах, которых захватили в плен. Одного расстреляли, другого освободили. Песня обреченного человека основана на старинном веровании, будто душа шотландца всегда вернётся на родину подземным путём — другими словами, низом. Мелодия этой песни кажется особенно щемящей, когда её играют в медленном темпе.

Коко сидел на письменном столе рядом с телефоном. «Ааа-ааа-ааа», — блеял он.

— Что это за кошмарный шум? — спросила Полли.

— Коко скорбит по Мод Коггин.

Глава восьмая

На углу Тревельян-роуд и Кладбищенской дороги сходились четыре участка: кладбище на северо-западном углу; по диагонали от него — бывший участок Коггин; на северо-востоке — ферма Бойда Макби; на юго-западе — квадратная полумиля леса, охраняемого Фондом Клингеншоенов, — не ради того, чтобы затормозить рост города, а дабы обеспечить экологически здоровую обстановку для жителей.

В четверг утром на этом перекрёстке царило хорошо упорядоченное столпотворение. Автомобили, дешёвые и дорогие, выстроились на обеих дорогах, и людской поток устремился к последнему свободному клочку земли, где рядом с мужем должна была упокоиться Мод Коггин. Кладбище, которое служило Пикаксу целое столетие, представляло собой густой лес памятников, и все они смотрели на запад. Было уже за полдень, и собравшимся предстало поразительное зрелище, когда солнце осветило надгробия: эта панорама, от которой дух захватывало, вобрала в себе обширный сонм воспоминаний. Необходимость расширить границы кладбища уже несколько лет беспокоила городской совет. Проблема заключалась в том, чтобы участок был не слишком влажный, не слишком каменистый, расположенный не слишком далеко от городской черты и не слишком дорогой. В совете города и на страницах газеты велись дебаты, но пока что решение так и не было найдено.

Квиллер решил пройтись от амбара до кладбища пешком. Гроб уже стоял возле могилы, весь покрытый цветами, его окружали венки и цветочные корзины. Под брезентовым балдахином стоял торжественного вида человек в стихаре, с молитвенником в руках. Квиллер узнал в нём пастора Малой каменной церкви. Эндрю Броуди, в своей высокой шотландской шапочке с перьями, выглядел весьма впечатляюще. В руках он держал волынку, через плечо был переброшен плед. Братья Динглберри в чёрных костюмах группировали людей, пришедших проводить усопшую в последний путь: волонтеров из Центра искусств в чёрных платьях; членов Товарищества фермеров в рабочей одежде из грубой бумажной ткани; помощников по дому при церкви — каждый из них держал в руке единственный цветок. Были оставлены места для представителей городских властей и для клана Макби. Бойд уже был здесь, с женой и тремя детьми — все в воскресных нарядах; а Ролло с семьей задерживался.

Как только прибыл мэр, которого доставили в лимузине, по Тревельян-роуд подкатил пикап, отвлекший общее внимание от высокой персоны. Из пикапа вышли трое запоздавших Макби, и Ролло откинул задний борт, выпустив несколько хромых, потрёпанных, несчастных собак. У каждой на шее был импровизированный ошейник из скрученного красного платка. Из толпы послышались всхлипывания, вздохи и рыдания. Собаки, связанные вместе веревкой из джута, последовали за Калвертом и, когда он их похлопал по спине, охотно уселись на землю.

Даже те, чьи глаза остались сухими при появлении псин, всплакнули, когда над кладбищем разнеслись звуки «Лох Ломонд». Пастор открыл службу несколькими словами о любви Мод Коггин к земле, длившейся всю жизнь, и её заботе о старых, больных, никому не нужных животных. Ей воздали хвалу как последней в Мускаунти фермерше, поддерживавшей старые традиции: она работала в поле бок о бок с мужем, растила детей, шила одежду из мешковины, разводила цыплят, ухаживала за огородом, пекла хлеб, стирала, терпела лишения. Квиллер предположил, что текст составила жена Бойда, которая подменяла учителей и часто писала письма редактору.

В конце похоронного ритуала волынщик сыграл «Неизъяснимую милость», и помощники по дому бросили свои цветы в могилу, когда опускали гроб.

Мэр, члены совета и комиссии отбыли первыми, сказав несколько слов для радио и телевидения — им в лицо совали микрофоны. Остальным участникам похорон не хотелось уходить — они кружили по кладбищу и переговаривались приглушёнными голосами, оставаясь во власти просветлённой печали той минуты. Квиллер побеседовал с Дж. Алленом Бартером, с семьями Макби и с сотрудниками «Всякой всячины». Затем он пустился в обратный путь по Тревельян-роуд, отвечая всем, кто предлагал его подвезти, что хочет прогуляться — это полезно для здоровья.

19
{"b":"150593","o":1}