Сегодня Коко внимательно изучил новые приобретения из книжного магазина Эддингтона. Как следует обнюхав три книги о Второй мировой войне, он сбросил с полки «Огонь над Лондоном», и Квиллер поймал томик, не дав ему упасть на пол. Как всегда, он растянулся в своём любимом кресле, положив ноги на оттоманку. Юм-Юм примостилась у него на коленях, а Коко устроился на широком подлокотнике кресла, весь внимание. И ещё неизвестно, кого больше ублажал этот ритуал — кошек или человека.

После чтения вслух сиамцы, как обычно, перекусили на ночь, а затем поднялись по лестнице в свою комнату на третьем полуэтаже. Их дверь оставляли открытой на ночь с тех пор, как был создан птичий сад: кошки любили рано утром наблюдать за птицами из окон холла. А дверь в свою спальню Квиллер запирал, чтобы пушистые питомцы не забрались к нему под одеяло.

Ночь была ясная и тихая — ни ветерка. Светили яркие звезды. Незадолго до рассвета Квиллера вырвал из забытья шум: что-то стукнулось о дверь, а затем послышался душераздирающий вой. Выпрыгнув из постели, Квиллер устремился к двери.

— О господи! — вскричал он, бросаясь к телефону.

Большие окна с восточной стороны обрамляли ужасающую картину: ночное небо сверкало оранжевыми красками! Он набрал девять-один-один.

— Горит здание… на Тревельян-роуд, в четверти мили к северу от Бейс-лейн… новый Центр искусств… окружён лесом… может возникнуть лесной пожар.

Квиллер натянул брюки поверх пижамных штанов, скатился по спиральной лестнице на кухню и, схватив ключи от машины, выскочил из дома.

«О боже! — причитал он про себя, мчась по дорожке. — Столько надежд! Столько труда! Всё это искусство! Весь этот скипидар!.. Какой-то художник заработался допоздна — и курил, невзирая на правила… У Милдред будет сердечный приступ!»

Он уже слышал безумный хор — вой пожарных машин и сирены полицейских автомобилей. Когда Квиллер подъехал поближе, картина сделалась ярче: красные и жёлтые языки пламени лизали чёрное небо. Огонь не добрался до рощи древних деревьев… не добрался до новых ворот… не добрался до Центра искусств! Горел фермерский дом Коггин!

Языки пламени рвались в чёрное небо, и неуклюжие силуэты пожарных вырисовывались на фоне оранжево-красного ада. Сверкали мощные фары, вспыхивали синие мигалки. Пожарные машины, автомобили службы шерифа и пикапы волонтеров сновали во всех направлениях. С севера спешила ещё одна пожарная команда — из ближайшего городка.

Квиллеру приходилось писать о больших пожарах для газет Центра, но никогда он не видел ничего печальнее этого простого фермерского дома, который был весь охвачен пламенем. Где Мод Коггин? Удалось ли ей спастись?

Брандспойты были нацелены на пламя, слышалось шипение пара, вздымались клубы чёрного дыма. Безветрие внушало надежду, что искры не воспламенят Центр искусств. Но на всякий случай крышу здания поливали из пожарной кишки. Квиллер заметил брандмейстера в белой каске; все остальные были в одинаковых чёрных костюмах — с жёлтыми полосками, чтобы не затеряться в дыму. Как только потушили пламя, несколько пожарных поспешили внутрь с кислородными подушками. Когда они вскоре вышли из дома, лица их покрывала копоть, а головы были понуро опущены.

Люди шерифа огородили опасную зону жёлтой лентой. Квиллер двинулся по периметру, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Внутри заграждения ждала карета «скорой помощи», офицеры из полиции Пикакса и службы шерифа только пожимали плечами. «Может, никого не было дома», — с надеждой сказал один из них. Корреспондент «Всякой всячины» тоже ничего не знал. Он делал обычные снимки, какие делают на любом пожаре.

Квиллер оставался у пожарища до тех пор, пока дом и надворные постройки не выгорели дотла и остались только груды обугленного хлама. Пожарные машины начали разъезжаться. Один из пожарных подошёл к Квиллеру:

— Мы уезжаем, мистер К., но парочка наших останется тут — понаблюдать, не будет ли новых очагов возгорания.

Его лицо было чёрным от копоти, но Квиллер узнал голос.

— Вы Ролло? Что с женщиной, которая здесь жила?

— Погибла!.. Её больше нет! Ужасно жаль! Не смогли пробраться внутрь, чтобы спасти её. Дом вспыхнул как спичечный коробок. Сгорела в своём кресле. Даже если бы нам удалось до неё добраться, это бы не помогло: она, скорее всего, задохнулась от дыма.

Вспомнив о недавней хулиганской выходке, Квиллер спросил, не было ли попытки поджога.

— Шеф будет проводить расследование.

Прибыла машина коронера, и Квиллер, отвернувшись, медленно побрёл к своему пикапу.

Остаток ночи он почти не спал, ему всё виделась Мод Коггин в своём большом кресле — положив ноги в высоких сапогах на деревянный ящик, она усмехалась по-девчоночьи и хвасталась своим возрастом. И была исполнена решимости прожить ещё лет десять.

Он уже мысленно видел заголовок: «Женщина 93 лет погибла при пожаре на ферме». Утренние телевизионные новости уделят этой трагедии примерно двадцать секунд, а следующие двадцать минут посвятят хорошей новости: Центр искусств не пострадал. Беверли Форфар рассердится из-за того, что на дороге полно грязи и всё покрыто сажей. Она вряд ли будет оплакивать «бельмо на глазу», ржавый грузовик и беспокойную живность — избавились, и слава богу!

Сиамцы почувствовали, что Квиллер расстроен, и не тревожили его, пока муки голода не стали сильнее сострадания. Тогда они начали выражать протест: Юм-Юм издавала пронзительные вопли, а Коко выступал в миноре — это напоминало печальное блеяние овцы: «ааа-ааа-ааа». Квиллер откинул сбившиеся простыни и направился по лестнице прямиком на кухню, где накормил кошек, включил кофеварку и позвонил во «Всякую всячину».

— Кто делал материал о пожаре? — спросил он.

— Дейв отснял плёнку и получил уклончивый ответ от шефа пожарных. Конечно, они расследуют причину возгорания. Тут не из чего делать репортаж. Тебе что-нибудь известно, Квилл? Это же случилось буквально у тебя на задворках.

— Я бы мог изложить основные факты, но мне бы не хотелось…

— Не беспокойся. Мы не будем упоминать твоего имени. — Весь штат редакции неукоснительно соблюдал то, что называли «правилом кляпа К.».

— О'кей. Ну что же, поехали, — начал Квиллер. — Этот дом принадлежал Мод Коггин, девяноста трёх лет. Уроженка Литл-Хоуп. Она и её покойный супруг, Берт, начинали с одного акра. Тогда они не могли позволить себе лошади, и Мод приходилось самой впрягаться в плуг — позднее она этим хвасталась. Ферма разрослась до ста акров, и после смерти мужа Мод сдавала землю в аренду. Миссис Коггин сохранила дом в первозданном виде, там не было современных удобств. Но она любила жить просто. Разводила цыплят. У неё был маленький огород. Она выращивала репу и капусту.

— Не могли бы мы процитировать кого-нибудь из тех, кто её знал? — спросил редактор.

— Вы можете сослаться на соседа, сказавшего: «Миссис Коггин очень гордилась тем, что способна сама о себе позаботиться». Своим долголетием она была обязана тяжёлому труду. Старая леди оставалась энергичной для своих лет и читала «Всякую всячину» без очков. И была единственным членом лиги по спасению дряхлых собак, которые никому не нужны. Ну как, это охватывает тему?

— Не только охватывает, но и перевязывает ленточкой. Спасибо, Квилл.

— И помни: никаких имён.

— Хорошо! Никаких имён… Погоди-ка! Вчера ночью Дейву удалось заснять всего лишь обычную плёнку о пожаре. Ты не знаешь, нет ли каких-нибудь фотографий — её или дома?

— Хм-м… Возможно, мне удастся кое-что сделать. Я этим займусь. — Он подумал о Калверте. Если мальчик управляется с камерой так же ловко, как со словами, может что-нибудь получиться.

— А как насчёт организации похорон, Квилл? У кого брать информацию?

— Хороший вопрос. Этим я тоже займусь. Я тебе перезвоню.

Квиллер повесил трубку, но остался сидеть без движения. Он думал о бедной женщине, которая «не совала нос в чужие дела». Она была настоящей отшельницей, хотя и говорила, что водит свой собственный грузовик. Куда же она ездила? В банк? В церковь? В супермаркет? Судя по всему, ей вполне хватало свежих яиц, кофе, репы и капусты… и, быть может, молока от коров Макби, а иногда — рисового пудинга с соседской кухни. Кто же займется её похоронами? Будет ли эпитафия на памятнике в точности такой, как ей хотелось? Кто разберётся с её наследством? Узнает ли её потомство, что она скончалась, — да и будет ли им до этого дело?