В своей каюте Заславский открыл оружейный сейф и задумчиво уставился на его содержимое. ИВС, верная импульсная винтовка, так много раз выручавшая капитана в бытность его сотрудником предварительной колониальной подготовки. Тяжелый ручной плазмобой, машина мощная и бескомпромиссная, но уж, действительно, очень нелегкая. Легкий штурмовой карабин от фирмы «Браунинг», машинка приятная, точная, но вот хватит ли его мощности на работу по лестианской броне? «Черт, — подумалось Максу, — а ведь у нас нет вообще никакой информации про лестианскую броню, да и про их вооружение. Созданный, которого гоняли по Светлой три года назад, — он, зараза, был без брони и без оружия, а шороху навел изрядно. А здесь явно работают разведывательно-диверсионные группы, они-то как раз должны быть и в броне, и с адекватным случаю вооружением… Ладно, увидим. Так что, скорее всего, тащить на себе плазмобой. Восемь кило, конечно, не два с половиной, как у ИВС, но уж больно не хочется смотреть на неэффективные попадания».

Кто-то снаружи постучался, и Макс отвернулся от сейфа. Сканер сообщил, что это Лемке, и Макс дал команду на открытие входного люка каюты.

— Капитан, надо поговорить. — Немец был изрядно хмур.

— Входи, Отто, рассказывай, с чем пришел.

— Благодарю. — Лемке пригнулся, шагая в люк, зашел в каюту Заславского, прошел к креслу и, не дожидаясь приглашения сесть, устроился поудобнее.

— И? — Поднял бровь капитан.

— Макс, мне это все чертовски не нравится. И прежде всего мне не нравится этот лейтенант штурмовиков, которого с нами отправил Горин.

— Почему? — Заславский не то чтобы удивился, но решил выслушать до конца.

— Не знаю. Просто — не нравится. Из него всю информацию надо тянуть, как кота за Ohren. И мне не нравится, что он молчит как воды в рот набрал на любом обсуждении, пока не спросят. И еще мне не нравится, просто до злости, что он с тобой разговаривает этаким покровительственным тоном. Мальчик свято уверен в том, что он тут самый крутой, что ли? Ну и мелочи всякие, но это уже лично мое, и к делу не относится.

— Отто, а ты не делаешь из мухи слона? В смысле, не преувеличиваешь проблему, старичок? Парень явно не в своей тарелке. Его отдали мне в подчинение, а он со мной дела ни разу не имел, не считая того, что однажды прилетал забирать у нас лестианина. Ему прицепили в качестве груза, за который он несет ответственность, нашу очаровательную Яну. И, в довершение всего, вместо обычных для планетарной разведки операций «пойти, найти и разнести» он оказывается в ситуации, когда ему не особо понятно, что делать. Может быть, Стас просто теряется? Тебе такое в голову не приходило?

— Может быть, и так, — кивнул Лемке. — Но есть другой вопрос в этом случае. Чего ж он тогда не пытается как-то контакт налаживать? Если ему настолько неловко и неудобно. Да и что это за офицер, которому неудобно? Он не на приеме, он на боевом задании, должен действовать сообразно.

— Он и действует, как умеет. Не требуй от парня слишком многого, дружище, он и лейтенантом стал совсем недавно. Причем, сдается мне, что офицерское училище он оканчивал без отрыва от несения службы. Он же ведет себя примерно так же, как наш Дирк, когда мы с ним только познакомились, помнишь? Ведь такой же планеттенштурмунтерофицир, только со скидкой на менталитет и современность. — Макс прошелся по каюте, остановился перед автоматом с напитками. — Отто, кофе будешь?

— Лучше что-нибудь крепкое, если можно. От виски со льдом не откажусь, здорово прочищает мозги, — кивнул Лемке и через несколько секунд получил желаемое. Заславский же остановился на кофе, не то памятуя о своем обещании не пить, не то желая сохранить трезвость рассудка. Сделал пару глотков и продолжил:

— А вообще мы не о том с тобой начали, старичок. Как считаешь, много ли на планете тварей?

— До Arsch, — мрачно отозвался старпом.

— Почему?

— Сам посуди, — мотнул головой Отто. — Станцию мы раздолбили немаленькую, так? А сколько их там могло поместиться? Кстати, советую учесть, что как только экипаж станции не выйдет на связь со своими, когда им там положено, то, скорее всего, Леста направит сюда корабли разбираться, почему молчит станция. То есть ее все равно надо было уничтожить, иначе наша планетарная миссия могла оказаться под угрозой, на мой взгляд. Но не нажили ли мы себе новых проблем таким решением, а, Макс?

— Не знаю, — помрачнел Заславский. — Но в одном ты совершенно точно озвучил мои же мысли: если бы не уничтожили — то что бы мы на планете делали? С такой вот дурой над головой? Лично мне было бы как-то некомфортно, откровенно говоря.

— Понимаю, — кивнул Лемке.

— Ну, а раз понимаешь это, то, скорее всего, понимаешь и то, что тянуть время мы особо не можем, так? Поэтому я и иду на «Бритве» на поверхность. А «Ревель» мне подскажет, где он запеленговал устройства связи. Попробую взять «языка», как и просило наше командование.

— Ничего себе! — присвистнул Отто. — И ты вот только сейчас мне об этом сообщаешь? А ты не ohrenel v atake, rodnoe serdce? На планету он собрался. Герой, yolki zelenye!

Макс расхохотался. Нет, попытки Отто Лемке перейти на русский язык с интерлингва случались регулярно, с тех самых пор, как немец начал активно этот самый язык учить. А вот кто именно натаскал его в идиомах, да еще и довольно специфических, оставалось загадкой, поскольку к капитану он с этим не подходил. А отсмеявшись, Макс посерьезнел и подвел черту под разговором:

— Нет, Отто. С моим рассудком все в порядке, и я хорошо продумал, что именно я делаю. И на этом разговор закрыт, действия будем координировать позже. А сейчас извини, мне собираться надо.

Отто покачал головой, явно неодобрительно, но спорить больше не стал. Что уж там, если капитан сказал, что разговор закрыт, значит, закрыт, возражать себе дороже. И поэтому старший помощник Лемке еще раз покачал головой и вышел из капитанской каюты.

Макс смотрел на догорающие останки «Бритвы», разведбота с эсминца, и кулаки его были крепко сжаты. Только что закончился бой, и итоги его были печальны и неутешительны. Нет, начало было воодушевляющим — по пеленгу нашли разведгруппу лестиан, высадились, обнаружили пресловутую разведгруппу нападающей на караван рекн, идущий с боевым охранением. Разнесли два десятка нападавших вдребезги и пополам, «языка», правда, взять не смогли.

А потом пошел какой-то кошмар, по-другому и не скажешь. Начавшийся разговор с командованием каравана при помощи жестов и мычания (а все равно лингвистический компьютер, который у группы был с собой, только набирался информации)… Так вот, начавшийся разговор был прерван самым неприятным способом. Сначала Дирк, сидевший в «Бритве» на посту стрелка, сообщил, что на экране — скоростная воздушная цель, Макс метнулся к боту, но не успел даже добежать.

«Скоростная воздушная» оказалась чем-то, явно не рекновской постройки. Вынырнула из-за холма, Дирк успел дать по ней очередь из счетверенного плазмобоя, не попал, и… И — все. Потому, что цель в ответ саданула энергетическим залпом, и от «Скай Блейда» остались обгоревшие останки. После чего «скоростная воздушная цель», не снижая скорости, куда-то слиняла. А Заславский стоял перед тем, что еще недавно было разведботом, и пытался понять, как же так получилось. И еще — как сказать остальному экипажу, что Урмаса Дирка больше нет. Черт, как же нелепо, как глупо, думал Макс, ведь радар «Бритвы» должен был засечь цель сильно раньше, или с «Ревеля» должны были предупредить о настолько скоростной встрече. Что же пошло не так? Какая разница, что именно. Урмас погиб. Да, в бою, да, с превосходящим как минимум огневой мощью противником, но… Прошел Вторую Колониальную, когда смерть собрала с человечества миллиардную жатву, выжил, пролежав полстолетия в анабиозе на борту почти мертвого звездолета, пережил охоту на лестианина, казавшегося тогда чертовски опасным, и… Как же глупо. Как же нелепо. Как же гадко на душе, а?