После ухода Морланда время для меня тянется нестерпимо медленно. Я научилась немного скрашивать одиночество, держа телевизор постоянно включенным или разговаривая с Джиффом почти как с человеком. Или согревая свою постель электрической грелкой. Временами мне удается обмануть себя в том, что жизнь не так уж жестока по отношению ко мне.

– Эллен?

Все почему-то смеются, глядя на меня.

– Она от нас далеко, – мягко говорит Чарльз.

– Извините. – Я выпрямляюсь на стуле и отвечаю всем улыбкой.

Джек встает с бокалом в руке. Он искоса бросает на меня взгляд, как бы желая убедиться, что я слушаю, и произносит хорошо поставленным голосом политика:

– Этот тост я поднимаю за Кэти. Пусть у нее и в школе, и в жизни все будет хорошо. – Сделав искусную секундную паузу, Джек добавляет: – И пусть все беды обойдут ее стороной.

Под одобрительный гомон и смех всех присутствующих он пьет свой бокал.

– Кэ-ти! – скандируют все.

И моя дочь расцветает от удовольствия. Ее взгляд встречается с моим. Я поднимаю свой бокал и беззвучно шепчу ее имя. Мы полностью понимаем друг друга.

Кэти никогда не была сильна в сборах, и большую часть следующего утра мы заняты тем, что пытаемся впихнуть в ее чемодан неимоверное количество отобранных дочерью вещей.

– Можно Бифф поедет с нами в аэропорт? – как бы между прочим спрашивает Кэти.

– Думаю, да. Он что, действительно хочет ехать в такую даль?

Кэти бросает на меня взгляд: дескать, можно было бы не задавать такого глупого вопроса.

– Конечно!

– Он тебе нравится?

– Ну, мама… – Она упирает руки в бока, как бы говоря: «Вот уж от тебя я этого не ожидала.»

Мне приходится поспешно ретироваться.

– Я имею в виду, он хороший? Он твой настоящий друг?

Здесь она позволяет себе легкое колебание.

– Ну как тебе сказать… Он нормальный. И хочет проводить меня… Черт! Батарейки у моего «вокмэна» совсем сели.

– Купим новые в аэропорту.

Кэти не отвечает и идет в соседнюю спальню Джоша. Я слышу, как там хлопают дверцы шкафа и стучат выдвигаемые ящики прикроватной тумбочки. Я заглядываю в комнату. Кэти стоит у какой-то коробки и держит в руках листок бумаги, похожий на письмо.

– Вот! Полюбуйся!

Я уже хочу укорить дочь за то, что она роется в чужих вещах, но что-то в выражении ее лица тревожит меня, и я беру листок из ее рук.

Передо мной почерк Морланда. Письмо адресовано Джошу и датировано июнем. Я не собиралась читать его, однако не могу оторваться. Из письма понятно, что оно не первое и что на предыдущие письма автор получал ответы.

– Ты знала? – спрашивает Кэти.

Я отрицательно качаю головой.

– Как он смеет? Панк несчастный! Я возвращаюсь к началу письма.

«Дорогой Джош! Я тоже не люблю крикет. Эти многочасовые ожидания мяча. А когда он наконец летит в твою сторону, тебя сковывает страх пропустить его.»

– Тебе нужно было сказать, чтобы он исчез из нашей жизни.

Я медленно складываю письмо.

– И это после того, как он так подло ушел! – Кэти всматривается в мое лицо и вздыхает. – Мам, да он ничтожество.

– Нет, ты ошибаешься.

– Вот так взять и уйти! – Но в голосе Кэти звучит обида, потому что она тоже любила Ричарда.

– Я говорила тебе, что это я попросила его уйти.

Видно, что дочь не хочет спорить со мной, но и не верит мне.

– На это были свои причины.

– Понимаю, – уже спокойнее говорит она.

– Ему было тяжело, – объясняю я, заталкивая письмо в коробку.

– Ах вот как? – язвительно восклицает Кэти.

И вот тут, глядя ей прямо в глаза, я говорю повзрослевшей дочери то, чего никогда не сказала бы раньше.

– Ричард пришел к выводу, что я помогла Гарри покончить с собой. Или хуже того, сама направила на него ружье.

– Почему?

– Он понял, что я лгала ему. Он выяснил, что в тот вечер я взяла ружье и ушла с ним к реке. До того, как раздался выстрел.

На лице у Кэти проступает понимание.

– Ему рассказал об этом Джош?

– Да. Но мальчика в этом винить нельзя.

– Мамочка, почему же ты мне не сказала?

«Потому что не хотела тебя расстраивать», – но вслух я этого не произношу. Просто пожимаю плечами.

Кэти внимательно смотрит мне в глаза, на лице у нее отражаются все испытываемые переживания. Потом она подходит ко мне и крепко обнимает.

– О, мамочка!

Несколько секунд мы стоим, тесно прижавшись друг к другу. Наконец Кэти отстраняется от меня.

– Ты не должна была так поступать с Ричардом.

– Все равно бы у нас ничего не получилось. Всплыло бы еще что-то. Нет. Нам нужно было расстаться.

– Но ты же можешь все рассказать ему. Почему бы тебе… – Кэти явно принимает какое-то серьезное решение. Наконец она произносит: – Почему бы тебе не намекнуть ему… ну, обо мне? Я не против. Если только ему.

Но я знаю, что в глубине души она боится этого.

– Это хорошая мысль, дорогая, но теперь уже поздно.

– Почему?

– Так уж получилось. Уже слишком поздно. – «Да и не поверит он теперь ничему», – думаю я про себя.

– Нет, я действительно не против. Если бы это помогло. – Судя по тону, она немного обиделась на то, что я отказалась от ее предложения.

– Дорогая моя… Нет. Это, правда, уже не нужно. – На этот раз я стараюсь, чтобы в моем голосе не было и тени сомнения.

На лице у Кэти появляется встревоженное выражение. Так происходит всегда, когда на поверхность всплывает наше прошлое горе. Кэти пока еще не в состоянии подавлять страшные воспоминания.

– Хватит об этом, дорогая, – быстро говорю я. – Давай завершать сборы, пока мы обе не сошли от них с ума.

В этот вечер Кэти не ложится допоздна. Я так толком и не знаю, в котором часу она выключила свет в своей спальне. Но утром ее было не поднять. Наконец она встает и целый час бесцельно слоняется по дому, прежде чем одеться. Затем, как будто намереваясь довести меня до белого каления, объявляет, что потеряла свой билет. Когда наконец мы выезжаем на шоссе – я, Джош, Кэти, Бифф и авиабилет – то отстаем от графика уже на полчаса, и я несусь вперед, стиснув зубы от напряжения.

В конечном счете мы нагоняем время, напряжение спадает, и я уже в состоянии воспринимать шутки детей. В аэропорту я веду себя образцово, говорю не очень много, только необходимые в такие минуты слова. Мне очень жалко Биффа. Кэти посылает его опустить в ящик письмо, а когда он запыхавшись возвращается, лишь коротко бросает «Пока!» и одаривает его отвлеченным взглядом, которым уставшие звезды удостаивают своих несколько надоевших поклонников. Мы с Джошем получаем улыбки и мимолетные объятия.

Я машу Кэти вслед. Я рада за нее. На обратном пути у меня нет настроения говорить и я довольна, что мальчики оживленно обсуждают спортивные дела, не обращая на меня особого внимания.

У меня остается всего один день для того, чтобы собрать Джоша в школу. И вот я в панике разыскиваю его куда-то запропастившиеся школьные и спортивные принадлежности и обувь, которая вдруг оказывается тесной. Мы сидим с Джошем у его чемодана и ставим галочки в списке вещей, которые необходимо собрать. Джош делает замечания по поводу ненужных ему рубашек и кроссовок, а я удивляюсь уверенности, которая появилась в нем за это лето.

Меня все еще бросает в дрожь при мысли о том, что видел в тот вечер мальчик и как тяжело ему было молчать все это время. Утешаю себя лишь тем, что Джош, наверное, старался не вспоминать об увиденном до тех пор, пока не обнаружили тело его отца. Но позже, когда рядом с телом Гарри нашли ружье, Джош, видимо, очень испугался.

Мне было тяжело противостоять Доусону, но тяжелее всего оказалось придумать правдоподобное объяснение для сына. Я должна была не только логически оправдать в его глазах свои действия, но и сохранить веру Джоша в меня и в Гарри. Не могла же я рассказать десятилетнему мальчику о сексуальном насилии, которому подверглась его сестра! Не в силах была убедить его и в том, что допустила самоубийство Гарри на своих глазах. В конце концов я выбрала версию трагического случая, в результате которого погиб его отец. Когда Джош повзрослеет, он может обнаружить в этой версии зияющие пустоты. Так что мне нужно хорошенько подготовиться к его будущим вопросам. Но пока мои доводы его вполне устроили. Я думаю, он страстно желал услышать хоть какое-то объяснение, которое освободило бы его от ощущения вины за то, что он увидел, и от страха, что меня арестуют.