Теплая рука Морланда сжимает мою ладонь.

– Я поняла тогда, почему он сделал это, – произношу я со вздохом. – Единственное, что могло заставить его совершить такой поступок, – это…

Ричард убирает свою руку и внимательно слушает. Последние отблески солнца бросают тени на его лицо.

– Я думаю, в те дни вот-вот должно было вскрыться дело с благотворительными деньгами. Видимо, люди из фонда уже прижали Гарри, и он не мог перенести мысли о позоре. – Я смотрю на плывущий далеко в открытом море корабль и его мерцающие в сгущающейся темноте огоньки. – Кроме того, у него были долги. Сложности с бизнесом. И… – я спотыкаюсь, – …другие проблемы. Но главное, что его терзало – это мысль о скандале. Уверена в этом.

Несколько секунд я молчу.

– И что же произошло дальше? – тихо спрашивает Морланд.

– Дальше?

– На «Минерве», – мягко подсказывает он. – Что произошло там?

– О… – Я возвращаюсь к своему повествованию. – Я сидела и думала. О том, как это все ужасно и одновременно бессмысленно. Да, бессмысленно. А потом… Потом подумала о детях. – Я бросаю взгляд на Морланда, у которого детей нет, и вдруг с опаской думаю, а что, если он меня не поймет. – О том, что будет с ними после произошедшего. Какой отпечаток на их жизнях оставит самоубийство отца. О том, что люди всегда будут шептаться за их спинами. О том, что Кэти и Джош станут… мечеными. И что им никогда не освободиться от этого пятна. И меня охватила злость… Злость на Гарри за то, что он оказался таким эгоистом. Я понимаю, что это не делает мне чести. Понимаю, что должна была чувствовать нечто другое. Но я ничего не могла с собой поделать. Я была просто зла.

– Это естественно, – ровным голосом говорит Морланд, – я уверен, что естественно.

– Особенно разозлила меня бессмысленность этого поступка Гарри.

Здесь начинается самая трудная часть. Именно в этой части своей истории я могу совершить принципиальную ошибку.

– Ведь самоубийством он ничего не искупал. Напротив, лишь усиливал обвинения в свой адрес в том случае, если бы дело о мошенничестве с благотворительными деньгами выплыло наружу. Представляешь, что бы это значило для детей? Эта мысль была для меня непереносима. Мысль о страшном позоре, который ляжет на два существа, меньше других заслуживающих его. И меньше других способных его вынести. Я понимаю, что в конце своей жизни Гарри был болен и предъявлять к нему какие-то претензии отчасти и несправедливо, но он должен был подумать об этом. Он должен был подумать о детях. А поскольку он не сделал этого, то думать о них должна была я. – Я чувствую, что Морланда очень интересует то, что произошло дальше. – И вот я сидела и думала об их будущем, – торопливо продолжаю я, – о том, что должна сделать все, чтобы избавить их от этого позора… О том, что впереди у них целая жизнь… Теперь, когда Гарри был мертв, они оставались для меня самым важным делом, самой большой ответственностью.

Я бросаю взгляд на Ричарда и мне кажется, что в его глазах проблескивают искорки некоторого недоверия к моим словам, но тут же лицо его освещается понимающей улыбкой, и я чувствую, что он пока на моей стороне.

Холодный ветер дует мне в шею, и я поднимаю боковое стекло почти до самого верха. Шуршание гальки и рокот волн становятся неслышными, их место занимает затянувшаяся пауза.

– В конце концов я пришла к мысли о том, что должен быть какой-то конкретный способ защитить их. По-моему, на эту мысль я натолкнулась, думая о благотворительных деньгах. Воображая, что каким-то образом можно уговорить попечителей фонда закрыть глаза на это дело. Например, предложив вернуть им пропавшую сумму в обмен на обещание никогда не разглашать его обстоятельства. У Гарри денег не было. И я это знала, но полагала, что смогу где-нибудь одолжить приличную сумму. Или что-нибудь продать. Наконец, воспользоваться страховкой Гарри… – горько усмехаюсь я, – он ведь застраховал свою жизнь. Я не знала точно, на какую сумму, но не меньше, чем тысяч на двести. Этого было бы достаточно, чтобы расплатиться с благотворительным фондом… И тут меня как током ударило… Я же никогда не получу денег по его страховке! Ведь страховые возмещения по самоубийствам не выплачиваются! Разве не так? – саркастически смеюсь я, и этот смех неприятно отдается у меня в ушах. – Боже! Я сидела совсем ошарашенная. Даже по страховке – ничего! Я почувствовала, что не только для Гарри, но и для меня жизнь кончена. Видимо, я находилась в шоке. Скорее всего, так и было, иначе никогда не решилась бы на то, что сделала. Я не смогла бы даже подумать об этом. – Я устало откидываю голову на подголовник кресла и блеклым голосом заканчиваю: – Об остальном можешь догадаться сам.

Голос Морланда глух, в нем звучит изумление, близкое к неверию:

– Ты вывела «Минерву» в море?

– Да.

– Ты… – Ричард с трудом подбирает слова, – затопила ее?

Я еле заметно киваю.

Пока Морланд ошарашенно смотрит перед собой, я в уме проигрываю только что сказанное ему. И чем внимательнее прислушиваюсь к собственным словам, тем менее убедительными они мне кажутся. В выдуманной мною истории вижу сплошные неувязки, начиная с самой идеи о том, что сидя в каюте рядом с мертвым мужем я могла так подробно и неторопливо обдумывать свою жизнь. Меня подмывает сделать некоторые добавления, чтобы закрыть наиболее зияющие прорехи, но какой-то инстинкт предостерегает меня от этого. Что-то подсказывает мне, что дополнительные объяснения лишь подчеркнут мою неуверенность и отчаяние.

– Расскажи мне, как? Как тебе это удалось?

– Ты насчет яхты?

– Я имею в виду вообще все. Я тру лицо рукой.

– И сама не знаю. Видимо, меня вело провидение. И еще страх. – Голос у меня дрожит.

– Но ты ведь никогда не ходила на яхте дальше устья реки.

– Это правда, – гортанно смеюсь я.

– Так расскажи. Расскажи все.

В этом вопросе уже другой Морланд. Бывший морской пехотинец, отличный моряк и эксперт по технике выживания. Человек, склонный к детективным исследованиям.

Эта часть рассказа не представляет для меня большого труда. Ведь я излагаю реальные события. Тем не менее выдерживаю солидную паузу, судорожно «прозванивая» свою историю на возможные несоответствия.

– В общем, – наконец говорю я, – у меня была целая ночь, чтобы все приготовить. «Минерва» была полностью на ходу. Электричество работало. Гарри всегда говорил: главное, чтобы электрическая цепь была в порядке. Ключ находился в замке зажигания. Попробовала завестись, и двигатель заработал с пол-оборота. Перед отплытием я отправилась на «Зодиаке» домой и собрала кое-какие вещи: непромокаемый костюм, теплую одежду и ножовку… Я взяла ножовку из гаража.

– Значит, ты уже тогда знала, как затопишь яхту? С помощью ножовки?

– Эта мысль пришла мне в голову случайно. Дело в том, что несколько лет назад Гарри попросил меня помочь ему с ремонтом яхты. Конечно, «помочь» – это громко сказано. Я просто находилась рядом с ним – оказывала моральную поддержку. Это было в те времена, когда яхта для Гарри была еще в новинку и он многое делал на ней сам. В тот день он менял шланг, по которому вода за бортом может поступать внутрь яхты…

– Шланг впускного отверстия.

– Именно. В общем, когда он этот шланг снял, то вода буквально хлынула внутрь яхты. Оказалось, не до конца была завернута эта штука с колесиком…

– Запорный вентиль.

– Да, запорный вентиль. Его по какой-то причине заклинило. И вот пока Гарри судорожно возился с ним, вода продолжала хлестать внутрь яхты. В конце концов Гарри справился с вентилем, но я видела, сколько трудов ему стоило снять с него старый шланг. Пришлось разогревать хомуты и все такое. А ведь Гарри был достаточно сильный. И я поняла, что мне одной не одолеть это и нужно придумать другой способ. И тут в голову пришла мысль о пиле. Я вспомнила, что Гарри сменил резиновый шланг на трубу из мягкого пластика, отпилить которую не составит труда. – Я вдруг прислушиваюсь к своему голосу, и мне начинает казаться, что мои действия выглядят очень уж расчетливыми. Поэтому добавляю: – Но не подумай, что я была в состоянии распланировать все это. Нет. Все получилось как-то само собой. Когда я наконец вернулась на яхту, сложнее всего для меня было разобраться с плоскодонкой. Я никак не могла опустить подвесной мотор в воду. Перепробовала все. Казалось, что эта операция осуществляется одним нажатием рычага. Я не знала, что сначала нужно, подтянув мотор, снять его со стопора, а потом с помощью рычага поставить в рабочее положение. А ведь мотор этот довольно тяжелый. В конце концов с этой операцией я справилась, но на нее ушло немало времени. Потом запуск мотора. Я не часто имела дело с лодкой. Конечно, плавала в ней в качестве пассажира, но сама никогда не управляла. Я знала, что мотор включается с помощью ключа, который должен был быть спрятан под кормовым сиденьем – однажды Гарри совал его туда. Но ключа под сиденьем не оказалось. Подумав, что придется еще раз возвращаться в дом за запасным ключом, я почти уже сдалась. Но… не могла отказаться от того, на что решилась. – Я яростно тру пальцами лоб. – Я оставалась в состоянии шока и действовала импульсивно. Просто знала, что должна как-то выправить ситуацию. – Я бросаю взгляд на Морланда, как бы ища у него поддержку. – Конечно, ничего уже нельзя было исправить, но я чувствовала, что все равно должна попытаться сделать хоть что-то позитивное в ситуации полной катастрофы, постигшей меня и моих детей.