Они дошли до «Бельведера», и там наконец Кейти увидела хорошо знакомые вещи: свою кровать и туалетный столик, выглядевший до смешного маленьким в огромной комнате. На кровати лежало ее выцветшее голубое покрывало с маргаритками. Оно плохо смотрелось, поэтому Мэгги достала несколько больших набивных игрушек и посадила их на кровать. На туалетном столике стояла шкатулка, которую Кейти подарили на Рождество, когда ей было девять лет, и корзинка со всякими мелочами: бусами, флаконами из-под духов и ремешками от роликовых коньков.

Увидев все это, Кейти почувствовала комок в горле. Как странно выглядит детство!

Стоя у нее за спиной, Мэгги тихо произнесла:

— Я не знала, что лучше достать.

Голубые маргаритки поплыли у Кейти перед глазами, и она ощутила, как на нее навалилась ужасная тяжесть. Кейти захотелось, чтобы ей снова было двенадцать лет, чтобы отец был жив, чтобы ничего в ее жизни не изменилось. Но одновременно ей хотелось быть первокурсницей, делать первые самостоятельные шаги в этом мире и освободиться от родительской опеки. Неожиданно для себя Кейти повернулась и бросилась в объятия Мэгги.

— Мама! Как... как трудно... быть взрослой.

Сердце Мэгги переполнилось любовью.

— Я знаю, милая, я знаю. Мне тоже трудно.

— Прости.

— И ты меня.

— Но я так скучаю по нашему старому дому и по Сиэтлу!

— Я знаю. — Мэгги погладила Кейти по спине. — Но и дом, и все, что с ним связано, остались в прошлом. Я попрощалась с ним, а теперь пытаюсь создать что-то новое в моей жизни, иначе я погибну. Как ты не понимаешь?

— Понимаю, правда, понимаю.

— Это вовсе не значит, что я забыла твоего отца. Я любила его, Кейти, и мы прожили замечательную жизнь, какую я могу пожелать тебе с твоим мужем, который появится в один прекрасный день. Но когда твой отец умер, я поняла, что тоже умерла. Я замкнулась в себе, оплакивала его и перестала думать о таких вещах, не думать о которых нельзя. А с тех пор как я приехала сюда, я чувствую себя такой... такой живой!У меня есть цель, понимаешь? У меня есть этот дом, чтобы работать, и весна, чтобы смотреть вперед, и дело, которое надо поднимать.

Кейти вдруг открыла в своей матери какую-то новую грань. Оказалось, что у этой женщины потрясающая воля к жизни: она смогла преодолеть тяжесть своего вдовства и опять расцвести, обретя другие интересы. Эта женщина с эклектическими вкусами, которая могла бы жить в обычном доме, обставленном обыкновенной мебелью, не моргнув глазом, занялась поисками старинных вещей и с поразительной уверенностью в своих силах взялась за новое дело. Ее мать оказалась способной изменить свою жизнь. Признать это означало признать свою вину, но Кейти понимала, что обязана поступить именно так.

Она слегка отодвинулась, все еще продолжая шмыгать носом.

— Мне понравился дом, ма. Я хотела, чтобы он мне не понравился, но ничего не смогла с собой поделать.

Мэгги улыбнулась.

— Ты хотела, чтобы он тебе не понравился?

Вытирая глаза, Кейти объяснила:

— Да, черт побери, я ненавижу антиквариат! Я всегда ненавидела антиквариат! А ты писала мне о каких-то шкафах и кроватях, и я даже начала испытывать любопытство. И вот я здесь, смотрю на них и восхищаюсь!

Хохоча, Мэгги опять обняла Кейти, и они обе затряслись от смеха.

— Это называется — повзрослеть. Ты взрослеешь, дорогая, раз способна принимать новое.

Кейти отстранилась.

— А как называется это... — Она подергала Мэгги за рукав. — Моя сорокалетняя мать одевается словно какой-нибудь подросток. Значит, она тоже взрослеет?

Мэгги глубоко засунула руки в карманы комбинезона, развернулась на каблуках и оглядела себя.

— Тебе нравится?

— Нет. Да. — Кейти всплеснула руками. — Господи, я не знаю! Ты больше не выглядишь как мама. Ты выглядишь как девчонка из студенческого общежития! Безумие какое-то.

— То, что я мать, совсем не означает, что мне нужно одеваться, как Гарриет Нельсон.

— Кто такая Гарриет Нельсон?

— Гарриет Оззи. И, кстати, я довольна, что мне сорок лет.

— О, мама... — Кейти улыбнулась и, взяв Мэгги под руку, направилась к лестнице. — Я рада за тебя, правда. Сомневаюсь, что когда-нибудь я начну считать его своимдомом, но если ты счастлива, то, думаю, я должна радоваться за тебя.

Позже, устраиваясь в «Бельведере», Кейти заметила:

— Бабушка недовольна, что ты купила этот дом, да?

— А бабушка когда-нибудь бывала довольна?

— Очень редко, насколько я помню. И как тебе удалось ее переубедить?

— С огромным трудом, — ответила Мэгги. — Иной раз мне бывает ее жаль, но обычно она меня просто бесит. С тех пор как я переехала от родителей сюда, я бываю там лишь раз в неделю, и только так мы можем общаться.

— Зато дедушка очень добрый.

— Да, и мне не хотелось с ним расставаться. Но он довольно часто бывает здесь. Ему тоже нравится этот дом.

— А бабушке?

— Она его не видела.

Кейти замерла от удивления.

— Что?

— Она его не видела.

— Ты что, даже не пригласила ее?

— Я приглашала, но бабушка всегда находит какой-нибудь предлог, чтобы не прийти. Я тебе уже говорила, она меня бесит.

— Но почему она не хочет? Не понимаю.

— Я тоже. Мы не можем находиться вместе. Последнее время я пыталась разобраться в этом. У меня такое впечатление, будто она не хочет, чтобы другие были счастливы... Неважно, о чем идет речь, но если она видит, что кому-то хорошо, то либо пытается унизить, либо начинает ругаться.

— Она отругала меня, как только я вошла, за мои ботинки.

— Я об этом и говорю. Почему она такая? Может быть, завидует? Смешно так думать, но иногда мне кажется, что дело именно в этом. Что касается меня, возможно, она завидует моим отношениям с папой — мы очень дружим. Возможно, она завидует, что, несмотря на смерть твоего отца, я могубыть счастлива. И, конечно, ее раздражает, что я купила этот дом.

— А я, выходит, с ней согласна, раз осталась у нее ужинать.

— Да.

— Ты обиделась?

Мэгги улыбнулась.

— В следующем году мы устроим праздничный ужин здесь. Договорились?

— Договорились. Я обещаю не доставлять тебе неприятностей.

Мэгги выбросила из головы мысли о матери.

— А летом, если ты захочешь, можешь помочь мне убирать комнаты. Здесь есть пляж, и к тому же я знаю некоторых молодых людей, с которыми могу тебя познакомить. Ну как?

— Думаю, подойдет, — улыбнулась Кейти.

— Хорошо. Как насчет хрустящего картофеля?

Кейти усмехнулась.

— Здесь так вкусно пахло, когда я вошла.

Мэгги обняла дочь. Их противостояние длилось три месяца, и примирение было единственным, в чем так нуждалась Мэгги, чтобы чувствовать себя счастливой в День благодарения. Рука об руку они медленно пошли на кухню.

День благодарения они провели вместе с Верой. Кейти пробыла дома четыре дня и обещала вернуться погостить у матери снова, по крайней мере на первую половину зимних каникул, чтобы потом съездить в Сиэтл к Смитти.

Декабрь принес с собой еще больше снега, но не привлек туристов, которые приедут в Дор-Каунти только после праздников, когда начнется лыжный сезон и появится интерес к поездкам на снегоходах. Все вокруг изменило цвета: по укрытой снегом земле распластались голубые тени, тут и там мелькали черная паутина крапчатого болиголова или усыпанные алыми ягодами кусты сумаха, полыхающие огнем на снегу. Птицы улетели в теплые края, остались только сойки и корольки, поползни головой вниз перебирались по стволам деревьев в поисках корма. Озеро стало затягиваться льдом.

В один из зимних дней Мэгги поехала в город забрать почту. На стоянке все места были заняты, и ей пришлось припарковаться у края тротуара между почтовым отделением и универсальным магазином. Она уже собралась выйти из машины, как кто-то окликнул ее: