— Это нечестно! — В гневе Нэнси грохнула кулаком по столу. — Я не хочуэтого чертова ребенка, и ты это знаешь!

— А я не хочу уезжать из Дор-Каунти, и ты тоже это знаешь. Если ты собираешься отсутствовать как минимум пять дней в неделю, то лично я собираюсь жить со своей семьей.

— Твоя семья — это я! — Нэнси стукнула себя в грудь.

— Нет, ты — моя жена. Семья — это дети.

— Короче говоря, мы зашли в тупик.

— Видимо, да, и эта проблема настолько меня беспокоит, что на днях я даже пожаловался Майку.

— Майку?!

— Да.

— Наша личная жизнь Майка не касается, и я возмущена, что ты обсуждаешь с ним такие вещи!

— Так получилось. Мы говорили о детях. Они собираются родить еще одного.

На лице Нэнси отразилась неприязнь.

— О Боже, это просто неприлично.

— Ты так думаешь? — резко спросил Эрик.

— А разве ты так не думаешь? Они мечут икру, как лососи. Господи, им уже столько лет, что пора иметь внуков! Зачем им, черт возьми, в их возрасте заводить еще одного ребенка?

Эрик швырнул свою салфетку на стол.

— Нэнси, иногда ты меня бесишь!

— И ты бежишь к своему братцу и все ему рассказываешь? И естественно, самый лучший в мире папаша дает самую лучшую характеристику женщине, которая не желаетиметь детей.

— Майк ни разуне сказал о тебе плохого слова! — Эрик ткнул в ее сторону пальцем. — Ни разу!

— И к какому выводу он пришел, когда узнал, почему мы не заводим детей?

— Он посоветовал обратиться к специалисту по вопросам семьи и брака.

Нэнси уставилась на Эрика, не веря своим ушам.

— Ну, что скажешь? — Эрик пристально посмотрел на жену.

— Непременно, — насмешливо ответила она и, скрестив руки на груди, откинулась на спинку стула. — У меня свободен вечер вторника, правда, я буду в Сент-Луисе. — Ее тон изменился, стал требовательным. — Что происходит, Эрик? Зачем эти разговоры о специалистах по вопросам семьи? Чем ты недоволен? Что случилось?

Эрик взял со стола чашку, ложку и салфетку и понес их на кухню. Нэнси последовала за ним. Он поставил чашку в раковину и замер. Эрик боялся ответить Нэнси, боялся объяснений, и при этом знал, что должен все сказать, иначе никогда его жизнь не будет счастливой.

— Эрик! — нежно позвала Нэнси и дотронулась до его спины.

Он тяжело вздохнул и, пытаясь унять дрожь, произнес то, что мучило его столько времени:

— Нэнси, мне нужно от брака больше, чем я получаю.

— Эрик, пожалуйста, не надо... Эрик, я люблю тебя.

Она обняла его и уткнулась лицом ему в спину. Эрик не шелохнулся.

— Я тоже люблю тебя, — тихо ответил он. — Вот почему мне так больно.

Они стояли молча, не зная, что сказать: они оба не были готовы к тому жестокому разочарованию, которое поселилось в них.

— Пойдем в спальню, Эрик, — прошептала Нэнси. Эрик закрыл глаза. Он ощутил пугающую его пустоту.

— Ты ничего не поняла, Нэнси?

— Что я должна была понять? В этом смысле у нас всегда все было хорошо. Пожалуйста, пойдем наверх.

Он вздохнул и впервые отказал ей.

В понедельник Нэнси опять уехала на работу. Их прощальный поцелуй был наполнен неопределенностью, и Эрик с каким-то чувством отчаяния смотрел, как Нэнси садится в машину. После ее отъезда он занимался подсчетами, сколько лески использовали за сезон, сколько приманки израсходовали, рылся в каталогах, подыскивая новые приспособления. Он оплатил установку демонстрационных киосков на спортивных выставках в Миннеаполисе, Чикаго и Милуоки и направил туда свои рекламные проспекты. Эрик подсчитал количество проданных в офисе пенополистироловых охладителей и составил контракт на покупку полного грузовика таких охладителей для следующего сезона.

В свободное время он размышлял над тем, как будет складываться его семейная жизнь дальше. Он ел в одиночестве, спал в одиночестве, работал в одиночестве и спрашивал себя, долго ли все это будет продолжаться. Сколько еще продлится его одиночество?

Эрик нуждался в общении и потому отправился в парикмахерскую. Ему надо было постричься, к тому же там всегда собиралась приятная компания.

Хотя Эрик звонил Ма каждый день, он решил заехать и проверить, не опустела ли бочка с горючим, поскольку знал, что Ма оставит его ужинать. Он заменил масло в пикапе и попытался починить дверцу, но не смог. Эрик вспомнил, как наклонился над коленями Мэгги в тот вечер, когда отвозил ее к родителям. Он часто думал о ней. Чем она занимается, удалось ли ей подобрать антикварную мебель, как она хотела? Говорили, что дом уже покрасили снаружи и что это чудо.

Однажды Эрик решился съездить туда и просто посмотреть.

Просто посмотреть.

Вдоль Коттедж-Роу лежали кучи листьев. Пикап поднимался в гору. Показались густые темные заросли вечнозеленых деревьев. Солнце стало холодным, небо затянулось дымкой, словно предупреждая, что завтра будет еще холоднее. Большинство домов на Коттедж-Роу опустели, их богатые владельцы отправились на юг. Когда Эрик подъехал к владениям Мэгги, его внимание привлек «линкольн» с вашингтонскими номерами, стоявший возле гаража, — без сомнения, это была ее машина. Эрик поехал медленнее, стараясь разглядеть за разросшимися кипарисами яркое здание. Да, это чудо.

Вечером Эрик включил телевизор и целый час сидел, уставившись в экран, прежде чем понял, что не слышал ни слова. Он думал о Мэгги.

Второй раз он проезжал мимо ее дома, когда получил регистрационную форму из торговой палаты и буклет по летнему туризму. Машина Мэгги стояла на прежнем месте. Эрик остановился, выключил мотор и с минуту смотрел на буклет, валявшийся на сиденье, затем включил зажигание и, не глядя на дом, рванул в гору.

Когда он приехал сюда в следующий раз, в начале дорожки стоял зеленый грузовик с открытыми бортами. Сбоку на землю свешивалась алюминиевая лестница. Если бы не грузовик, Эрик опять проехал бы мимо, но подумал, что, кажется, хозяйке дома потребуется рабочая сила.

Стоял холодный день. Эрик вылез из пикапа, захлопнул дверцу, и пронизывающий ветер начал вырывать документы у него из рук. Свернув бумаги в трубочку, Эрик прошел мимо грузовика и заглянул внутрь — какие-то трубы, моток проволоки, разные инструменты; он оказался прав. Эрик вприпрыжку спустился по широким ступеням к дому и постучал в дверь. Он ждал, тихонько насвистывая и рассматривая заднюю веранду. На стене — связка маиса, перевитая оранжевой ленточкой, и овальная латунная табличка «ДОМ ХАРДИНГА»; белые тюлевые занавески на окошке старинной двери; новые перила выкрашены в желтый и голубой цвета; на сером полу — плетеный коврик, а в углу — глиняный горшок с рогозом и индейским табаком. Говорили, что Мэгги не жалеет денег, и если уж такое впечатление возникает при входе в дом, значит, она действительно занимается делами. Ей удалось придать очарование даже крошечной веранде.

Эрик постучал еще раз, погромче, и ему ответил мужской голос:

— Да, входите!

Эрик вошел на кухню и увидел, как она преобразилась. Белые шкафы с застекленными дверцами, столы с розовыми крышками, блестящие деревянные полы, длинный узкий откидной столик с изрезанным верхом, кружевная скатерть и корзинка с большим розовым бантом на ручке, полная сосновых шишек.

— Эй, вы ищете хозяйку? — раздался голос из соседней комнаты.

Отправившись на звук этого голоса, Эрик зашел в столовую и увидел похожего на Чарльза Бронсона мужчину, который подвешивал к потолку люстру.

— Привет! — стоя в дверях, поздоровался Эрик.

— Привет! — Электрик обернулся. — Если вы ищете хозяйку, то она работает наверху.

— Спасибо.

Эрик прошел через столовую и попал в коридор. Зрелище было впечатляющим: блестящие полы (запах лака еще не выветрился) и белые оштукатуренные стены создавали ощущение широкого пространства. Массивная лестница вела на второй этаж, и там, наверху, играло радио.