Пандора провела вместе с Ричардом десять счастливых лет. У них были общие музыкальные пристрастия: Моцарт, джаз, опера. Они легко путешествовали на пару, и жизнь казалась великолепным, отражающим множество цветов золотым шаром, подвешенным над их головами. Пандоре хотелось, чтобы эти волшебные годы продолжались вечно, как веселые пикники, на которые они частенько ездили, захватив с собой кучу вкусностей в корзине, предназначенной для таких случаев.

Однако Пандора замечала, что с годами Ричард понемногу меняется по отношению к ней. Все чаще он бывал груб и пренебрежителен. Женщина стремилась этого не видеть, списывая все на временное плохое настроение, на работу, беспокоящую ее мужа. Кроме того, он стал очень ревнив. Поэтому Пандора нарочито держалась в тени, давая возможность Ричарду, как всегда, рассказывать свои бесконечные истории. Порой она не выдерживала и, видя выражение скуки на многих лицах, вмешивалась, пытаясь как-то спасти мужа. Но Ричард этого не замечал, он был слеп к реакции окружающих. Даже когда они оставались вдвоем, Ричард продолжал монологи, интересные и посвященные только ему самому. Их поток днем и ночью захлестывал Пандору. Муж замолкал лишь тогда, когда начинал смотреть телевизор.

Происходящее Пандора могла назвать лишь одним словом — эрозия.Она понимала, что раздражает и злит Ричарда. Но понимала также и то, что сама считает Ричарда глуповатым и инфантильным. От их прошлого, бывшего когда-то для них раем любви и смеха, с общими приключениями, а иногда и сопереживаниями, мало что осталось. В самом центре этого рая образовалась пустыня, и пески принялись расползаться оттуда во все стороны.

Все началось с постели, где два тела уже не совпадали своими контурами, где друг к другу поворачивались спинами, а подушки использовали как преграду на пути другого. Завтраки перестали быть общим событием, а ужины проходили в тишине или атмосфере взаимной озлобленности. Пандора страдала, укрываясь от источника этих страданий в мире искусства и музыки.

Ричард теперь все меньше бывал дома. Гортензия, всегда готовая посочувствовать Пандоре в беде, говорила, что это обычный кризис человека, прожившего полжизни. Ричард стал все чаще заводить разговоры о том, что ему надо бросить нынешнюю работу и уехать куда-нибудь, чтобы засесть писать книгу.

Пандора лишь пожимала плечами. «Если он действительно этого хочет, пусть будет так», — говорила она себе, не подозревая ни на секунду, что Ричард хочет куда-то ехать писать книгу вовсе не с ней, а с Гретхен…

Тот день, когда вина Ричарда открылась, и сейчас стоял в памяти Пандоры во всех подробностях… Довольный взгляд Гретхен, когда она говорила, что Ричард сейчас присоединится к ним, и позже, тем же вечером, последнее неопровержимое доказательство… В какой-то момент мучительных воспоминаний непонятно откуда вдруг протянулась рука и вырвала эту занозу из страдающей души Пандоры…

Она начала метаться по песку. Джанин и Джулия склонились к подруге.

— Пандора возвращается, — сказала Джанин и присела на песок. — Веди ее к нам понемногу. Пусть идет на твой барабан.

Пандора, все еще стоя посреди своей бостонской квартиры, услышала зов барабана. Звук вызвал в ее сердце такую радость, что там не осталось места даже для печали по Ричарду, который уходит от нее. Она слушала, как муж пытался что-то ей объяснить, что его нужды часто не бывали ею удовлетворены, что близость Пандоры не приносила ему более никакой радости, что она стала предсказуема в своих поступках, а ему, Ричарду, хотелось жить полной жизнью рядом с таким человеком, как Гретхен, которая показала бы ему, как в действительности надо жить. Их существование вдвоем превратилось, мол, в скучную будничную рутину. Пандора лишь кивнула в ответ, она и сама все это знала, как мать знает своего ребенка. Да, Ричард должен уйти, она согласна с этим. И она уедет. Последует на зов далекого океана, чтобы где-то там встретить рыбу своей жизни — своего дельфина. Ричард же вместе с Гретхен тоже поедет туда, куда зовет его сердце.

— Жизнь, — произнесла Пандора, передразнивая Гортензию, — это серия путешествий. До свидания, дорогой. — Она поцеловала его, сбежала вниз и бросила чемодан в ждавшее ее такси. Последнее, что увидела Пандора, было белое лицо Ричарда, смотревшего на нее из окна квартиры.

— Куда? — спросил таксист.

— В аэропорт Логан, пожалуйста!

— О'кей, сделаем.

«Вот и еще одна дверь закрылась за мной», — думала Пандора, закинув ногу на ногу и рассматривая дорогие шелковые чулки, купленные когда-то в Париже. Одетая в мягкое черное пальто и соответствующие черные сапоги, с сумочкой «Картье» и часами, сделанными знаменитым лондонским мастером, женщина поймала на себе уважительный взгляд таксиста.

— Вы шикарно выглядите, мэм, — сказал он, когда она выходила из такси. — Хотите провести вечерок вдали от города?

— Нет, — ответила Пандора, улыбаясь, — у меня свидание на одном острове со стаей дельфинов.

С удивлением таксист следил, как она удаляется. «Повезло же какому-то парню, — думал он. — Как она здорово виляет задом!»

…Пандора почувствовала, как открываются ее глаза, и увидела склонившиеся над ней лица.

— Я вернулась, — промолвила она, потягиваясь. Тело показалось ей длинным, гибким, похожим на туловище червяка, нашедшего вдруг полную влаги землю. Все мускулы были расслаблены, нигде не чувствовалось никакой напряженности, тяжести. Все было так же, как после любви с Беном. Она и его увидела в числе окружавших ее людей. Бен выглядел очень озабоченным.

— Я отнесу тебя домой, — предложил он. — Ты, наверное, совсем ослабла.

Джанин улыбнулась Пандоре.

— Скоро зайду к тебе, принесу лесного чая. Это вернет тебе аппетит. А потом ты расскажешь нам все, что узнала.

— Не сегодня, — твердо отрезал Бен. — Пандоре надо как следует отдохнуть от вас, от ваших ведьминых штучек да заклинаний.

Даже Бен вынужден был признаться себе в том, что в любви Пандора теперь вела себя свободнее и легче. Она получала удовольствие от его тела так, как только хотела. Раньше он чувствовал, что главным для нее было желание доставить удовольствие ему, а что касалось ее самой, то Пандора всегда немного сдерживалась. Она лежала рядом с ним не как прежде, приняв оборонительную позу, сжав кулаки и расположив их перед лицом, а свободно раскинувшись, разбросав руки на чистой простыне. Дыхание ее было спокойным и ровным. То, что происходило в этой пещере, явно принесло ей пользу, освободило ее душу. За это Бен был благодарен. Определить точно, что же произошло, он, конечно, не мог, ибо не был допущен к женским тайнам. Но он не мог не признать: что-то все же сработало, получилось.

В течение следующих дней Пандора буквально летала на крыльях. А Джанин и Джейн тем временем опять чистили пещеру.

— Мы должны вымести отсюда все твои старые воспоминания, — объяснила Джанин изумленной Пандоре. — Ведь ты же моешься после трудного рабочего дня, не правда ли? Здесь идея та же. Мы как следует уберем в этой пещере, а уж потом ты расскажешь, что, по-твоему, ты узнала в своих сновидениях.

— Странное дело, — говорила Пандора, сидя с подругами в баре, — но я перестала постоянно чего-то бояться, и это здорово.

Неподалеку от них Лиззи, уперев руки в бока, во весь голос переругивалась с Лайонелом Маршалом, менеджером.

— Твоя вонючая белая любовница отбивает работу у жителей Малого Яйца! Вы притаскиваете с собой всех этих блондинок с голубыми глазами из вашей траханой американской корпорации, а нам, уборщицам, платите меньше минимальных ставок.

Лайонел стоял красный как рак.

— Видишь ли, Джанин, — продолжала Пандора, — перед сновидениями я боялась даже увидеть какого-нибудь сердитого мужчину. А вот сейчас — не боюсь и понимаю, что Лиззи, например, совершенно права. В Штатах Лайонелу не сошли бы с рук его делишки. И еще я решила уже, что после моего пребывания в пещере я поеду к отцу и проведу с ним какое-то время.