– Не проедешь и квартала, как хлеб тебя соблазнит. Держи ножик для масла. А это целый хлебец. Обратно не привози.

– Я себе аппетит испорчу перед ужином.

– Нет. Только нагуляешь. Лето снаружи. Лето внутри.

Кардифф получил в руки список имен с адресами.

– На всякий случай, – сказал Калпеппер.

– Посылаете меня одного? Откуда я знаю, куда ехать?

– Не беспокойся. Клод найдет дорогу. Еще ни разу не сбился. Верно я говорю, Клод?

Конь обернулся – не удивленный, не мрачный, просто готовый к работе.

– Вожжи сильно не натягивай. У Клода своя система. Ты с ним не спорь. По крайней мере, город посмотришь без моей трескотни. Залезай!

Кардифф запрыгнул на облучок. Клод сделал шаг; повозка дернулась.

– Ничего не понимаю. – Кардифф повертел в руках список, просматривая имена и адреса. – Где же первая остановка?

– Пошел!

Хлебная повозка двинулась вперед, распространяя пьянящий дух дрожжей и зерна.

Клод припустил рысцой, словно ему не терпелось себя показать.

Все так же, рысцой, Клод миновал два квартала и уверенно свернул направо.

Его взгляд указывал на почтовый ящик у парадного входа: «Аберкромби».

Кардифф сверился со списком:

Аберкромби!

Ну и ну!

Он выпрыгнул из повозки с караваем в руке; в этот миг женский голос прокричал:

– Спасибо, Клод!

У калитки особа лет сорока ожидала доставки хлеба.

– И вам спасибо, мистер?..

– Кардифф, мэм.

– Клод, – позвала она, – не обижай мистера Кардиффа. А вы, мистер Кардифф, не обижайте Клода. Удачи вам!

И повозка, подпрыгивая на брусчатке, затарахтела дальше под переплетением ветвей, кружевом занавесивших солнце.

– Следующий – Филлмор, – объявил Кардифф, заглянув в список, и уже готов был натянуть вожжи, когда конь сам остановился у калитки.

Кардифф сунул хлебец в почтовый ящик Филлмора и бросился вдогонку за Клодом, который продолжил путь, не дожидаясь кучера.

Дальше все пошло без сучка без задоринки. Брэмбл. Джонс. Уильямс. Айзексон. Мередит. Хлеб. Торт. Хлеб. Кексы. Хлеб. Торт. Хлеб.

Клод свернул за последний угол.

На пути оказалась школа.

– Тпру, Клод!

Кардифф сошел с подножки и заглянул на школьный двор, где обнаружил положенную на бревно доску, некогда выкрашенную синей краской, и растрескавшиеся от старости деревянные качели на ржавых цепях.

– Вот, значит, как, – прошептал Кардифф. Школа оказалась двухэтажной. Входные двери были закрыты, а все восемь окон облепила пыльная короста.

Кардифф подергал дверь. Заперто.

– Сейчас ведь только май, – сказал он себе. – Каникулы еще не начались.

Досадливо заржав, конь начал удаляться от школы – не иначе как в пику Кардиффу.

– Клод! – грозно окликнул Кардифф. – Тпру!

Коняга остановился и стал бить передними копытами по мостовой.

Кардифф опять повернулся к зданию школы. На балке над центральным входом было вырезано: «Гимназия. Основана 1 января 1888 года».

– Тысяча восемьсот восемьдесят восьмой, – пробормотал Кардифф. – Подумать только.

Напоследок обведя взглядом запыленные окна и ржавые цепи, он приказал:

– Еще один круг, Клод.

Клод не двигался.

– В чем дело – у нас больше нет хлеба и новых адресов? Ты только доставляешь заказы из пекарни, а на большее не способен?

Даже тень Клода не шелохнулась.

– Ну, тогда будем стоять, пока ты не уступишь. Именитый гость желает пересечь этот треклятый городишко из конца в конец. Ну и чего ты ждешь? Кто упирается, тому ни воды, ни овса.

Вода и овес подействовали.

Конь побежал бодрой рысью.

Они пронеслись с ветерком по Кловер-авеню, потом вдоль Гибискус-уэй аж до Роузвуд-плейс, свернули направо по Джун-глейд, налево по Сэндалвуд, а оттуда выехали на Лог – бульвар, получивший свое название от неглубокого лога, размытого дождями в незапамятные времена. Кардифф оглядывал лужайку за лужайкой: сочная, изумрудная, безупречно подстриженная трава. Ни одной бейсбольной биты. Ни одного бейсбольного мяча. Ни одного баскетбольного кольца. Ни одного баскетбольного мяча. Ни одной теннисной ракетки. Ни одного крокетного молоточка. На тротуарах ни следа расчерченных мелом «классиков». Ни одной шины, подвешенной на дереве.

Клод привез его обратно к «Гербу египетских песков», где уже поджидал Элиас Калпеппер.

Кардифф соскочил с подножки.

– Ну как?

Оглянувшись на летнее ожерелье зеленых лужаек, живых изгородей и золотистых подсолнухов, Кардифф спросил:

– А где же дети?

Мистер Калпеппер ответил не сразу.

Потому что сначала их ждал полдник: тарталетки с абрикосами и персиками, земляничное суфле, кофе вместо чая и портвейн вместо кофе; потом ужин – настоящее пиршество, которое затянулось далеко за девять вечера, а там уже постояльцы «Герба египетских песков» стали один за другим отправляться к себе, ища спасения от вечерней духоты в желанной прохладе постелей; Кардифф тем временем расположился на лужайке, где не было разбросано ни цветных обручей, ни молоточков для игры в крокет, и сверлил взглядом мистера Калпеппера, который сидел на открытой веранде и неторопливо курил трубку за трубкой.

В конце концов Кардифф не выдержал: вразвалочку подошел к перилам крыльца и всем своим видом изобразил нетерпение.

– Ты спросил, почему здесь не видно детей? – заговорил Элиас Калпеппер.

Кардифф кивнул.

– Дотошный газетчик не стал бы так долго ждать ответа на столь серьезный вопрос.

– А времечко и сейчас тикает, – беззлобно заметил Кардифф, поднимаясь по ступенькам.

– Это точно. Угощайся.

На перилах стояли две маленькие рюмки и бутылка вина.

Кардифф залпом осушил свою порцию и устроился рядом с Элиасом Калпеппером.

Тот выпустил дым.

– Всех ребятишек, – сказал он, тщательно взвешивая каждое слово, – мы отправили учиться.

Кардифф в недоумении уставился на него:

– Всех разом? Со всего города?

– Можно и так сказать. Отсюда до Финикса сто миль езды. До Тусона – это в другую сторону – двести. Дорога – сплошные пески да сухостой. А детям нужна школа в зелени. Зелени, впрочем, и у нас хватает, только учителей не найти – не хотят здесь работать. Раньше приезжали, да от скуки долго не выдерживали. Коли учителя к нам не едут, приходится детей отправлять за тридевять земель.

– А если я наведаюсь к вам в конце июня, то увижу, как дети возвращаются домой на каникулы?

Калпеппер застыл и сделался похожим на Клода.

– Я спросил…

– Я понял. – Калпеппер выбивал трубку, из которой сыпались искры. – Если отвечу «да», ты поверишь?

Кардифф отрицательно покачал головой.

– По-твоему, я намеренно уклоняюсь от ответа?

– По-моему, – ответил Кардифф, – каждый из нас тянет резину. Мне интересно, какой у вас будет рекорд.

Калпеппер усмехнулся.

– Дети не приедут на каникулы. Они уже выбрали для себя летние школы и разъедутся кто куда – в Амхерст, в Провиденс, в Сэг-Харбор. А один мальчуган – даже в Мистик-Сипорт[5]. Неплохо звучит, а? Мистик. Когда-то застрял я там в грозу и читал «Моби Дика», перескакивая через главы.

– Дети не приедут на каникулы, – повторил за ним Кардифф. – Можно, я угадаю, по какой причине?

Старик кивнул и пожевал незажженную трубку.

Кардифф достал свой блокнот и сверился с записями.

– Местные ребятишки, – выговорил он наконец, – вообще не вернутся домой. Никто. Ни один. Никогда.

Захлопнув блокнот, он продолжил:

– Дети не вернутся по той простой причине, – он проглотил застрявший в горле ком, – что их здесь нет. В давние времена что-то произошло. Бог его знает, что это было, но что-то произошло. Семейных встреч тут не бывает. Самые юные – кто не покинул здешние места – давно успели повзрослеть. Вы – один из них.

– Это вопрос?