«Узнаю!» – подумал он.

«Неужели?» – послышался ему отклик.

«Конечно! – воскликнул он, не произнося ни слова. – Я всегда надеялся тебя вспомнить».

«Ну, что ж, – сказали ее глаза, – будем друзьями. Возможно, в другом времени мы уже встречались».

– Нас ждут, – поторопила она вслух. «Именно так, – подумал он, – нас с тобой вместе!»

И он заговорил:

– Как вас зовут?

«Можно подумать, ты не знаешь», – ответила она молча.

Это было имя женщины, умершей четыре тысячи лет назад; образ ее затерялся в египетских песках, а теперь, в летний полдень, появился снова, но уже в другой пустыне, где обветшал перрон и замолчали рельсы.

– Нефертити, – выговорил он. – Дивное имя. Означает «Прекрасная пришла».

– Надо же, – откликнулась она, – вы угадали.

– Когда мне было три года, меня повели смотреть сокровища Тутанхамона, – сообщил он. – Я разглядывал его золотую маску и воображал, что это мое лицо.

– Ну правильно, так и есть, – ответила она. – Просто вы никогда этого не замечали.

– Не верю своим ушам!

– Надо верить, тогда все сбудется. Есть хотите?

«Так хочу, что просто умираю», – подумал он, не сводя с нее глаз.

– Тогда вперед, – рассмеялась она, – пока не расхотелось.

И повела его на летний пир богов.

Столовая, как и веранда, была самой длинной из всех, что ему доводилось видеть.

Люди, до этого сидевшие на открытом воздухе, расположились теперь по обе стороны необъятного стола и уставились на Кардиффа и Неф, когда те появились на пороге.

В дальнем торце этого стола ждали два пустых стула, и, как только Кардифф и Неф сели, все пришло в движение: раздалось звяканье приборов, над скатертью поплыли блюда.

Салат был умопомрачительно вкусен, омлет таял во рту, а суп оказался бархатно-нежным. Из кухни доносились ароматы, обещавшие на десерт подлинную амброзию.

В полном изумлении Кардифф сказал сам себе: «Стоп, это уже перебор. Надо осмотреться».

Поднявшись со своего места, он направился через всю столовую в сторону кухни.

А в кухне его взгляду предстала смутно знакомая дверца в стене.

Кардифф уже знал, куда она ведет. В кладовую.

Да не в какую-нибудь, а, скорее всего, в кладовку его бабушки. Мыслимое ли дело?

Он шагнул вперед и толкнул дверцу, почти не сомневаясь, что бабушка уже хлопочет внутри, в этих дебрях изобилия, где висят бананы в леопардовых пятнышках, а под барханами сахарной пудры скрываются пончики. Где, уложенные в ведра, поблескивают боками яблоки, а персики похваляются теплым летним румянцем. Где, ряд за рядом, полка за полкой, возносятся к вечно сумрачному потолку приправы и специи.

Его голос стал нараспев читать этикетки на баночках и мешочках – ни дать ни взять имена индийских князей и арабских кочевников.

Кардамон, анис, имбирь – чего только там не было. Кайенский перец, карри. А вдобавок еще корица, и паприка, и тимьян, и чистотел.

Просто песня, которую он будто бы начал во сне, а поутру завел сначала.

Раз за разом просмотрев все полки, он глубоко вздохнул и обернулся через плечо в полной уверенности, что теперь-то увидит знакомую фигуру, колдующую над кухонным столом, где готовится десерт для этого восхитительного раннего обеда.

Дородная немолодая женщина заливала пышный желтый бисквит темной шоколадной глазурью, и он подумал: стоит только позвать – и бабушка обернется, бросится к нему, поспешит обнять.

Но он не сказал ни слова – просто смотрел, как она управляется с работой, как сооружает напоследок шоколадную завитушку и передает готовый торт прислуге для подачи к столу.

Возвращаясь обратно к Неф, он почувствовал, что аппетит пропал, словно утоленный зрелищем съестных припасов, которых в кладовой было с избытком.

«Неф, – думал он, не сводя с нее глаз, – женщина из женщин, красавица из красавиц. Ты – как пшеничное поле, которое снова и снова писал Моне, пока оно не стало единственным. Ты – как церковь, повторенная точь-в-точь, раз за разом, и ставшая самой совершенной за всю историю зодчества. Ты – как наливное яблоко и легендарный апельсин Сезанна, которые не потускнеют никогда».

– Мистер Кардифф, – услышал он ее голос, – садитесь ешьте. Не заставляйте себя ждать. Я и так ждала слишком долго.

Он подошел вплотную, не в силах оторвать от нее глаз.

– Великий боже, – произнес он, – сколько же вам лет?

– А как по-вашему? – спросила она.

– Ума не приложу! – воскликнул он. – Вы появились на свет лет двадцать назад. Ну тридцать. Или позавчера.

– Совершенно верно.

– То есть как?

– Я ваша сестра, дочь и одноклассница, правда? Я – та девушка, которую вы пригласили на выпускной бал, но она предпочла другого.

– Это же мое личное. Все так и было. Как вы угадали?

– Я никогда не гадаю, – ответила она. – Я знаю. Самое главное – что вы наконец здесь.

– Вы как будто ожидали моего появления.

– Целую вечность, – был ее ответ.

– Но до вчерашнего дня у меня и в мыслях не было сюда ехать. Решение пришло во сне. Что-то подтолкнуло в самый последний момент. Я собрался написать повесть…

Она тихо рассмеялась:

– Неужели так и было? Как в наивном романе, сочиненном наивной домохозяйкой. Что вас подвигло выбрать Саммертон? Ведь не только название?

– Увидел открытку – кто-то, очевидно, купил ее, будучи у вас проездом.

– О, это, наверное, было очень давно.

– Вид города мне понравился – приятное местечко, где можно отдохнуть и подышать воздухом пустыни. Потом я решил посмотреть по карте, где это. И знаете что? Ни на одной карте не смог его отыскать.

– У нас даже поезд не останавливается.

– И сегодня не остановился, – подтвердил Кардифф. – Просто избавился от пары вещей – от меня и моего саквояжа.

– Путешествуете налегке.

– Так ведь мне только переночевать. А потом дождусь обратного поезда и запрыгну на ходу.

– Нет, – мягко возразила она, – так не должно быть.

– Мне надо вернуться домой и закончить повесть, – настаивал он.

– Ах да, – сказала она. – И что же вы напишете про этот город, которого никто не может найти?

Небо затянуло тучами, окна столовой потемнели, на лицо Кардиффа легла тень. У него на самом-то деле было два ответа, но произнести вслух он мог только один.

– Что городок очень милый, – промямлил он. – Что в наше время таких не бывает. Что люди должны это помнить и радоваться, что он есть. Но как вы узнали, что я приеду?

– Проснулась на рассвете, – отвечала она, – издалека услышала шум поезда. Ближе к полудню поезд был уже за горой: до меня долетел паровозный гудок.

– И вы ожидали человека по имени Кардифф?

– Кардифф? – удивилась она. – Был такой великан, давным-давно[4]…

– Это газеты раздули историю. Обман.

– Значит, вы, – спросила она, – тоже обманщик?

Он не смог выдержать ее взгляда.

Когда он поднял глаза, стул, на котором сидела Неф, оказался пуст. Все постояльцы тоже разошлись из-за стола – вернулись к своим креслам-качалкам или, возможно, отправились вздремнуть.

– Как же так? – пробормотал он. – Эта женщина так молода – сколько ей лет? Она так стара – сколько же ей лет?

Внезапно до его локтя дотронулся Элиас Калпеппер:

– Не хочешь поехать на экскурсию по городу? Клод сейчас начинает вторую доставку свежего хлеба. Поднимайся!

Хлебная повозка приняла благоухающий груз. Десятка три-четыре хлебцев – с пылу с жару, в вощеных обертках с именами заказчиков – лежали аккуратными штабелями в пахнущем печкой кузове. А рядом высились коробки с кексами и тортами, заботливо перевязанные бечевкой.

Несколько раз втянув носом этот запах, Кардифф почувствовал себя так, будто объелся.

Калпеппер вручил ему небольшой сверток и нож.

– Это зачем? – удивился Кардифф.