– Тогда почему бы вам не пристрелить их? – спросила Серена. – Глядишь, обзавелись бы новыми шкурками, из которых могли бы сшить себе рубашку.

Лаки недовольно сощурился и еле удержался от язвительного комментария. Однако словесного поединка не произошло. Подбежал еще один енот, которого, скорее всего, привлекла яркая пуговица на джинсах хозяина. Лаки подался назад и шикнул на зверька. Маленький проказник сел и жалобно заскулил. Тогда Лаки нагнулся и почесал его за ухом.

Неожиданно для себя Серена прониклась умилением. Оказывается, у этого верзилы-браконьера есть слабое место – он любитель пушистых зверюшек. Впрочем, она тотчас напомнила себе, что даже Гитлер питал слабость к домашним животным, и предпочла вернуться обратно к столу.

Лишь после завтрака, состоявшего из жареных лангустов и бутылки пива, Лаки проявил готовность наведаться в гости в охотничий дом Гиффорда.

– Между прочим, у меня есть вещи поинтереснее, чем работа лодочника, – проворчал он, отталкивая шестом пирогу от берега.

Оглянувшись через плечо, Серена смерила его неприязненным взглядом.

– Знаете, я устала от ваших бесконечных жалоб. Если вы не хотите связываться со мной, то взяли бы да и оставили меня на крыльце перед дедовым домом. Зачем было везти меня сюда и переправлять обратно, если вы так заняты?

– А вам непременно нужно задавать этот вопрос?

– Мне кажется, что вы делаете это намеренно.

– Что именно?

– Постоянно отпускаете сексистские замечания, показываете, какой вы крутой мачо. Наверно, хотите меня разозлить. Всегда стараетесь уйти от темы разговора и переключиться на другую. К чему это делать? Неужели вы боитесь простого разговора с женщиной?

– Я ничего не боюсь, – ответил Лаки, отталкивая лодку шестом. – С какой стати мне вас бояться?

Наступило молчание – такое же плотное, как парной туман летнего утра.

На сей раз, когда они подплыли к дому Гиффорда Шеридана, никто не встретил их ружейным залпом. Устроившись на ступеньке крыльца, старик мирно подвязывал к крючкам искусственных мушек. Пеппер Фонтено сидел возле дома в ветхом бело-зеленом садовом кресле и перебирал разложенные на куске брезента запчасти к лодочному мотору. Из стоявшего на галерее радиоприемника доносились звуки залихватской каджунской мелодии.

– Слушай, Гифф, что с тобой стряслось? Патроны у тебя, что ли, закончились? – насмешливо осведомился Лаки, ловко подводя лодку к шаткому причалу.

Гиффорд встал со ступеньки, уперев в бока кулаки.

– Не хватало мне переводить хорошую дробь на тебя, Дюсе.

– А как же я? – спросила Серена. Не рискуя ступать на шаткий причал, она соскочила с кормы лодки прямо на берег и решительно направилась к нижней ступеньке крыльца.

Гиффорд смерил внучку долгим и не слишком любезным взглядом.

– Я думал, ты уже подъезжаешь к Чарльстону.

Серена проглотила обиду и спокойно встретила взгляд деда.

– Я же сказала тебе, что уеду отсюда только с тобой. Я хочу, чтобы ты вместе со мной вернулся в Шансон-дю-Терр.

– А я сказал тебе, что не вернусь туда. Ишь, раскомандовалась тут, вертихвостка! Я не посмотрю, что ты стала такая важная особа в своем городе. Можешь валить к себе домой, если торопишься, а потом возвращайся обратно в эти выходные.

Но Серена не собиралась так легко сдаваться. От Лаки не скрылось, как гордо она вскинула подбородок. Он мысленно обругал Гиффорда за упрямство, но тут же одернул себя, напомнив, что это не его дело. Опершись бедром о стойку перил, Лаки закурил четвертую за это утро сигарету.

Чувствовал он себя отвратительно. Даже при лучших обстоятельствах Лаки никогда не спал больше двух часов подряд из-за ночных кошмаров, однако прошлая ночь была в сто раз хуже всех прочих. Сон никак не приходил к нему, и его несколько часов подряд безжалостно терзали горькие воспоминания. И пока сознание не слишком успешно делало свое дело, подсознание напоминало ему о том, что причиной всех его проблем всякий раз была красивая женщина. Сначала Шелби Шеридан, затем Амалинда Рока, маленькая прекрасная гадюка, двуличность которой немало поспособствовала тому, что он угодил за решетку в одной из стран Центральной Америки.

В конце концов он оставил всякие попытки уснуть и попытался утопить скверное настроение и сексуальную неудовлетворенность в выпивке, однако в результате лишь наградил себя чудовищным похмельем. Сейчас голова нещадно гудела в такт пульсирующей боли в руке. Это ныла рана, которую ему нанес этот подонок Джин Уиллис.

– Вид у тебя, конечно, аховый, – заметил Гиффорд. Его голос утратил былую враждебность. Более того, в нем слышалась неподдельная озабоченность. Заметил старик и темные круги, залегшие под глазами внучки. – Неважно ты, детка, выглядишь, скажу я тебе.

– Может, они ночью черт знает чем занимались, – с усмешкой предположил Пеппер, от которого не ускользнуло мрачное выражение лиц Серены и Лаки. Гиффорд, глядя на них, задумчиво поднял седые кустистые брови.

Стоило ей вспомнить о том, что едва не произошло между ними минувшей ночью, как Серена почувствовала, что краснеет. И наверняка произошло бы, если бы не милость всевышнего и не «смит-и-вессон». Не посмотри она тогда на пистолет, вряд ли увидела бы раненую руку Лаки и не сразу бы вернулась в реальность. И тогда точно произошло бы то, отчего по праву следует густо краснеть. Стыдливо опустив голову, она обошла деда и поднялась по лестнице на галерею.

– Я бы выпила кофе. Ты по-прежнему варишь хороший крепкий кофе, Пеппер?

– Черный, как душа дьявола, и такой крепкий, что от него закудрявятся твои шикарные волосы, красавица, – ответил, сверкнув зубами, Пеппер.

– Звучит божественно, – отозвалась Серена, открывая входную дверь.

Гиффорд остался сидеть на ступеньке.

– Ну, что скажешь, Лаки? – спросил он. – Чем ты там занимался с моей девчушкой?

Лаки сдвинул на лоб солнечные очки и ответил ему колючим взглядом.

– Какое тебе до этого дело, старик? Ты ведь только и делаешь, что подначиваешь ее, а вчера едва не оставил ночевать под открытым небом.

– У меня были на то свои причины.

– Причины вроде тех, из-за которых ты торчишь здесь? – спросил Лаки и, покачав головой, добавил: – Да ладно тебе, не будь ты к ней таким строгим. Она ведь снова к тебе приехала, верно?

– Верно, приехала. Но, как приехала, так и уедет, – ответил Гиффорд. – Один шанс я ей дам. Ей же все равно, что тут у нас происходит. Никакого уважения к семье и нашим традициям.

– Интересно ты учишь ее уважению, – усмехнулся Лаки. – Предлагаешь ночевать возле болота под открытым небом. Тоже мне, любящий дед!

При одной только мысли о том, что Гиффорду известно о страхах Серены, Лаки неожиданно для себя разозлился. А снисходительный тон старика еще больше вывел его из себя. Лаки чертыхнулся, бросил окурок на землю и раздраженно затушил подошвой ботинка.

– Зря я тогда не послал вас всех подальше. Надоело слушать ваши препирательства. Мне ни к чему лишняя головная боль.

– Я слышал, что у тебя, братец, неприятности с Перре и этим уродом Уиллисом, – вступил в разговор Пеппер, покачиваясь на задних ножках садового кресла. На черном лице его глаза поблескивали, как два крупных аквамарина.

– Откуда ты знаешь? – нахмурился Лаки.

– Как откуда? Собственными ушами слышал. – Чернокожий старик усмехнулся собственной шутке, не обращая внимания на колючий взгляд собеседника.

– Ты бы лучше держал свои уши подальше от таких дел, а то их тебе, того гляди, отстрелят…

Не успел он договорить фразу, как дверь распахнулась, сопровождаемая хлопком, похожим на выстрел из игрушечного ружья. Серена прошла по небольшой галерее, пытаясь сосредоточить внимание на чашке кофе, над которой поднимался парок, а не на разговоре, который она слышала, пока была в комнате.

– Может, ты объяснишь нам всем, что происходит, Гиффорд? – спросила она, осторожно опускаясь на верхнюю ступеньку лестницы.

Дед посмотрел на нее и нахмурился.