А ведь ему еще предстоит провести в ее обществе как минимум пару дней.

Лаки вытянул пирогу из воды и, оставив в ней чемодан и сетку с лангустами, последовал за своей спутницей. Кстати, пока он возился с лодкой, Серена уже успела подняться на галерею. Лаки был далеко не в восторге, что она оказалась здесь. Слишком многое его жилище было способно поведать о нем. Терпеть у себя под боком эту дамочку – нет уж, увольте, слишком близко она способна подобраться к его тайнам. Возможно, он и хочет ее физически, но никоим образом не желает при этом изливать ей душу. Он давно возвел вокруг своего внутреннего мира высокие стены, отгородился от вторжения посторонних. Нет, лучше бы она и дальше продолжала верить в то, что он живет как свинья в каком-нибудь заржавленном трейлере. Так оно было бы безопаснее.

– Очень даже мило, – вежливо прокомментировала Серена, пройдясь по галерее.

– Это всего лишь дом, – проворчал Лаки и рывком распахнул дверь. – Входите и устраивайтесь где-нибудь. Я сейчас вытащу из вашей ноги занозу. С этим делом тянуть нельзя, иначе можно ждать заражения и гангрены.

Серена растянула губы в некоем подобии улыбки.

– Вы такой любезный хозяин, – сказала она и вошла внутрь.

Внутреннее убранство дома поразило ее не меньше, чем его внешний вид. В доме имелись две большие комнаты, которые хорошо просматривались прямо с порога. Кухня, она же столовая, и спальня-гостиная. В обеих царила идеальная чистота. Никаких охотничьих сапог, никаких стопок засаленных порножурналов, куч грязного белья, груд липких кастрюль и сковородок с остатками присохшей пищи. Не заметил ее острый глаз и катышков пыли, и грязи на полу.

Лаки чиркнул спичкой и зажег пару керосиновых ламп, стоящих на обеденном столе, – комната тотчас наполнилась нежным неярким светом – затем, не говоря ни слова, вышел вон. Серена подтянула к себе кресло и села, все еще сраженная наповал увиденным. Интерьер был бесхитростно прост и аскетичен, словно в жилище монаха, и в то же время этот минималистский стиль делал дом истинным произведением искусства. Оштукатуренные стены были обшиты лакированными кипарисовыми панелями. Мебель оказалась тщательном отреставрированным антиквариатом – широкий обеденный стол кипарисового дерева, огромный французский стенной шкаф, кресла из дуба и дерева гикори с сиденьями, обтянутыми сыромятной кожей. На кухне по стенам были развешаны пучки сухих трав, а возле окна над раковиной – аккуратные связки чеснока и перца.

Судя по всему, Лаки не чурался таких благ цивилизации, как водопровод и холодильник, а вот электрический свет у него явно был не в чести. Еще одно свидетельство его противоречивой натуры. Серена почувствовала себя слегка неуютно при мысли о том, как мало она о нем знает. Ей было бы гораздо проще сразу невзлюбить обитателя жалкой лачуги, промышляющего браконьерством. Дом и его обстановка показали ей Лаки Дюсе в совершенно ином свете. Причем в таком, какой лично его раздражал не меньше, чем ее саму, если cудить по выражению его лица.

Лаки снова возник в комнате с аптечкой в руках. Не иначе как за ней он ходил в ванную. Поставив аптечку на стол, сел в стоящее рядом кресло и резким движением положил ногу Серены себе на колени. Стащив с нее туфлю, отшвырнул обувь в сторону и хмуро оглядел босую пятку. Для этого он даже поднял ее ступню на уровень глаз и резко дернул, поворачивая ближе к свету. Чтобы не свалиться, Серена вцепилась одной рукой в подлокотник кресла, другой – в край стола. Тем временем Лаки методично разглядывал вонзившуюся в ее ногу занозу.

– Вы такая же упертая, как и ваш дед. Это надо же, расхаживать полдня с занозой в ноге, – проворчал он, поигрывая пинцетом. – Espèsces du tête dure.

– Что это значит? Ой!

– Ну и упрямица вы.

– Ой! – Серена попыталась вырвать ногу.

– Сидите спокойно!

– Да вы настоящий садист!

– Хватит пищать!

– Ой!

– Вот она.

Лаки выдернул занозу, и Серене тотчас сделалось легче. Впрочем, уже в следующую секунду она зашипела от боли – это к ранке была приложена смоченная в спирте ватка. Из глаз Серены брызнули слезы.

– Ваши манеры оставляют желать лучшего, – бросила она своему спасителю.

Лаки насмешливо посмотрел на свою гостью.

– Но мои манеры в постели вас явно устроили бы, красотка. Я вам это обещаю.

Серена выдержала его гипнотический взгляд. Пальцы Лаки осторожно скользнули по ее щиколотке. Пульс мгновенно участился, а все мысли о боли мгновенно вылетели у нее из головы. В ней вспыхнул огонь желания, от которого ей тотчас же стало жарко. Это одновременно и возбуждало, и пугало. Такого с ней никогда еще не было. Тогда почему с этим человеком все иначе? Что случилось с ее здравым смыслом? Куда подевалось ее хваленое самообладание? Куда вмиг улетучилось?

Серена усилием воли заставила себя заговорить и с трудом узнала собственный голос:

– Это не обещание, это угроза.

Лаки отпустил ее ногу и медленно встал. Затем взялся за подлокотники кресла, на котором она сидела, и, приподняв его так, что оно опиралось лишь на задние ножки, подался вперед и заглянул ей в глаза.

– Вы так считаете? – прошептал он, приблизив свои губы к ее губам на расстояние всего нескольких сантиметров. – Так вы боитесь меня?

– Нет, – ответила Серена дрожащим голосом, полностью опровергавшим ее заявление. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и учащенно дышала, как будто пробежала не одну милю.

– Неужели вы не боитесь меня? – повторил он свой вопрос. Их по-прежнему разделяли считаные дюймы. – Тогда, видимо, вы боитесь вот этого.

Он придвинулся еще ближе к ней и прикоснулся губами к ее губам.

Серену обдало жаром. Огонь обжигал изнутри и грозил опалить снаружи, горячий и ослепительный, как пламя стоявших на столе ламп. Серена ойкнула, и в следующее мгновение Лаки прильнул к ее губам в жарком поцелуе. При этом он мысленно внушал себе, что лишь хочет изведать вкус ее губ, хотя на самом деле желал большего. Нет, всего один раз. Один раз ощутить этот вкус… Но одного раза будет недостаточно.

Ее губы были подобны шелку, смоченному в вине, – мягкие, сладкие, пьянящие. Его язык скользнул ей в рот и нащупал ее язык. Она тотчас ответила тем же, и от этого прикосновения ему стало еще жарче.

С губ Серены сорвался сдавленный стон, руки сами обхватили Лаки за шею. Тотчас закружилась голова, а тело, казалось, воспарило над землей. До нее не сразу дошло, что это Лаки приподнял ее с кресла, привлекая к себе, и сильными, мускулистыми руками крепко прижал к груди.

Затем его ладони скользнули ниже, к ее пояснице, и в следующий миг ей в живот уперлось мужское естество, твердое, как камень, и соблазнительное, как грех. С трудом отдавая себе отчет в том, что делает, она подавалась вперед, едва сдерживая рвущийся из груди крик. Лаки еще сильнее прижал ее к себе и вновь как можно глубже проник языком ей в рот.

Руки его тем временем скользнули еще ниже, поглаживая ей бедро, пока наконец не нащупали ягодицы. По-прежнему прижимая Серену к себе, он слегка ее приподнял. При этом она издала короткий сдавленный звук, как будто ей было страшно. Желание мощной волной захлестнуло его, накрыло с головой. Он отчаянно хотел ее. Хотел прямо сейчас… Он был готов овладеть ею где угодно: на столе или на полу. Это было настоящее безумие.

Безумие.

О, небеса, что же он делает?! Эта мысль пронзила ему мозг подобно реву полицейской сирены. Что же она с ним делает? Он с силой оттолкнул ее от себя обратно в кресло. Серена испуганно посмотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых одновременно читались и похоть, и страх. Ее волосы беспорядочно разметались по плечам. Губы, опухшие от поцелуя, дрожали. Она продолжала смотреть на него так, будто видела перед собой дикого, необузданного зверя.

Именно таким диким зверем он себя и ощущал в эти мгновения. Ибо как еще можно назвать того, кто потерял над собой контроль, оказался за пределами разума? Несколькими глубокими вздохами Лаки попытался успокоиться: запустил пальцы в волосы, опустил голову и закрыл глаза. Спокойствие. Вот что сейчас нужно.