— А я тебе что — не говорила, что Панина врет?! — Аня торжествующе хлопнула ладонью по столу.

— Это тоже еще не все, — перебил ее Ребров. — Когда я туда приехал, то столкнулся с хорошо знакомой машиной господина Панина-младшего, в которой сидела наша генеральша!

— Как это — сидела? — не поняла Калинкина.

— Обыкновенно, — бросил Ребров. — Сидела в машине и смотрела во все глаза, как я с этим Ванечкой общаюсь… Да, я разглядел, за рулем сидел кто-то другой, не Евгений Константинович… Кто — не знаю, но точно не он: у того затылок характерный, волосы вьющиеся…

Аня сжала зубы и посмотрела на телефонный аппарат. Звонок на Беличью Гору может подождать. Совещание следовало закончить, выслушав все версии.

— Спасибо, капитан, — сухо бросила она. — Теперь у вас все? Тогда давай ты, Соколов. Мысли, предложения…

— Так тут не предложения даже и не мысли, а, на мой взгляд, сплошная логика, — смущенно улыбнулся Соколов. — Похоже, братца с сестрицей прихлопнул один и тот же человек, причем из-за этих самых детдомовских дел, которые они обделывали… Этот сосед, Никитин, твердит: женщина, которую он видел, пожилая. А объяснить не может, почему так считает.

— Между прочим, Паша, — Аня решила не обращать внимания на то, что Ребров на нее все еще злится, — убийство ведь произошло как раз в тот день, когда Мария Александровна ночевала в городе, верно?

— Верно. Только она на пожилую как-то не тянет…

— Это пока не имеет значения… Поверь моему опыту, я всей шкурой чувствую, что копать надо именно тут, больше негде!.. Так вот. Соколов как можно быстрее вместе с операми отправится по известному нам адресу и опросит всех соседей Паниной: возможно, кто-то видел, как она в интересующее нас время покидала квартиру… Ты, Павел, завтра с утра двинешь на Беличью Гору и — кровь из носа, но выяснишь, кто из интересующих нас людей покидал насиженное место в тот день, кто, где и во сколько находился… Включая эту самую домработницу Любомира. Я поеду с тобой, у меня свой разговор с генеральшей… Хотелось бы выяснить, для чего она тащилась в пансионат. Не любопытство же ее, в самом деле, заело?.. Когда будем выяснять, кто где был в вечер второго убийства, ей — особое внимание… Соколов, скажи, пожалуйста, а как все же этот Никитин объясняет, что гостья его покойной соседки показалась ему пожилой?

— Говорю же — никак… Ну или почти никак. Говорит, мол, одежда такая какая-то и полнота…

— Полнота? — в Анином голосе звучало разочарование, но она тут же тряхнула головой. Впрочем, под полного и худой при желании может скосить… — Да, еще одно. Это уже к вам, опера… Пока я буду общаться с Ниной Владимировной, кто-нибудь — это вы сами решите кто — пусть зайдет в особняк и с невинным видом попросит молоточек… Ну придумайте там сами для чего… Конечно, шанс один из тысячи, но всё же…

Совещание кончилось минут через пять. Аня отпустила свою команду, предварительно убедившись, что задания распределены четко и ребятами усвоены целиком и полностью. И, только оставшись наедине с Павлом, задала последний из мучивших ее вопросов:

— Как думаешь, с чего начинать поиски этой якобы давным-давно исчезнувшей мамочки и бабушки?

— Может, элементарную засаду устроить возле детдома и подождать, пока она сама явится?

— Она теперь не скоро явится, — уверенно произнесла Аня. — Лично я не сомневаюсь, что искать нужно в семейке Паниных. А если все так, как мы с тобой думаем, то дочка мамашу давно предупредила и предостерегла.

— А о чем это мы с тобой таком думаем? — на губах Реброва мелькнула улыбка. — Только не говори «Сам знаешь!».

— Сам знаешь, — сказала Аня и тоже улыбнулась. — Похоже, мы оба с тобой догадываемся, кто на самом деле наш «клиент»…

— Остались пустяки, — вздохнул Ребров. — Всего-то ничего — найти этого самого клиента… И, несмотря на то что мы с тобой, Анна Алексеевна, правы, мы его пока что не только в глаза не видели, но даже и понятия не имеем, как его зовут…

Маша Панина с трудом раскрыла припухшие со сна веки, пытаясь поймать обрывки только что увиденного сна, но это ей не удалось: яркий солнечный свет, заливавший комнату, начисто стер его из Машиной памяти. Между тем чувство, что сон был жизненно важный, осталось. Она нахмурилась, изо всех сил стараясь понять хотя бы, чем он был важен. Кажется, витая в бессознательном пространстве виртуального существования, она нашла наконец ответ на самый главный вопрос, насквозь пропитавший атмосферу особняка тревогой, страхом и отчаянием. Ответ был ужасен, оттого-то и не пожелала удержать его Машина память… Женщина прерывисто вздохнула и, повернув голову, безразлично посмотрела на пустую подушку рядом. Женя опять ночевал в кабинете. То, что стояло за Машиным упорным нежеланием отвечать на его вопросы, само по себе было подтверждением самых худших подозрений мужа. С вялым удивлением она вдруг поняла, что ей уже почти безразлично, что теперь будет. И с ней, и даже с Ванюшкой, если она и Женя разведутся. Платить за мальчика ей будет просто нечем. Ведь даже тех денег, которые она брала у Жени обманом, якобы на салон красоты, хватало только-только, да еще при условии, что добавляла мать… Впрочем, о чем это она? Если развод состоится, никакой необходимости прятать мальчика от окружающих у Маши не будет, так что, возможно, и впрямь все, что ни делается — к лучшему?.. И все же — все же… Ведь не может она по каким-то причинам набраться решимости и сказать и мужу, и свекрови правду?

Вообще-то всю правду знать им ни к чему. Даже сама Маша вспоминает время своей юности с содроганием, если вообще вспоминает после того, как запретила себе думать о прошлом. Но вот о Ванечке теперь сказать придется. Чем еще объяснишь, что оказалась втянутой во всю эту грязную историю с убийством? Ничем! Так что… Но пока — пока! — у нее не хватало ни мужества, ни сил на решающий разговор.

Маша очень хорошо понимала, что Женя с его дурацкой принципиальностью не простит жене ни скрытого от него ребенка, ни самого обмана. Что уж говорить о генеральше? Маша уже представляла себе брезгливое выражение, которое проступит на холодном и все еще красивом лице свекрови, как только та услышит ошеломляющую новость.

Стук в дверь заставил Машу вздрогнуть: кого там еще несет с утра пораньше? Женя вряд ли бы стал стучаться в собственную комнату…

— У меня открыто, входите. — Она села в постели, не заботясь о том, что полупрозрачную ночную сорочку, накинутую на голое тело, вряд ли можно было считать даже неглиже. Увидев свекровь, она поспешно натянула на грудь легкий плед. Нина Владимировна была чуть ли не единственным человеком, которого Маша по-настоящему стеснялась, хотя и злилась на себя за это ужасно и даже специально дерзила время от времени свекрови как раз по этой причине.

— Извини… — Это было невероятно, но на этот раз свекровь смутилась. — Я хотела тебе сказать, что они снова приехали.

— Менты? — догадалась Маша.

Нина Владимировна кивнула.

— Калинкина, Ребров и кто-то еще… Но у нас только следовательша, остальные на участке Любомира, по-моему, снова что-то ищут…

— Что им еще от меня надо? — вздохнула Маша.

— Пока Калинкина собирается разговаривать только со мной, я просто подумала, что на всякий случай должна тебя предупредить…

Маша настороженно посмотрела на свекровь: неужели вслед за Женей та начнет сейчас выпытывать, что да почему?.. Она представить себе не могла, что кто-то из следователей мог раскрыть перед домашними ее тайну.

Но Нина Владимировна ничего больше ей не сказала и никаких вопросов не задала. Извинившись еще раз, отправилась разговаривать со следователем, оставив Машу одну.

Спускаясь с лестницы, Нина Владимировна думала о том, до чего же Машин сын похож на свою маму… Те же русые, слегка вьющиеся волосы, те же удивительной величины ясные глаза. Даже овал лица… С того момента, как Нина Владимировна увидела мальчонку, он неотступно стоял перед ее глазами, чем бы она ни занималась, что бы ни делала. И она была вполне готова к вопросу, который задала ей Калинкина, едва они остались вдвоем — на этот раз в комнате Нины Владимировны.