Возражать ей никто не стал, и вскоре Нина Владимировна осталась на крыльце одна.

Подумать о чем-либо она не успела. И в первое мгновение даже не поняла, почему она, словно ни с того ни с сего, вопреки возрасту, вопреки больным ногам, вопреки, наконец, своему неизменному чувству собственного достоинства, вдруг сорвалась с места и бросилась во тьму сада, споткнувшись о корень какого-то дерева и только чудом не упав, почему мчится, не разбирая дороги, прочь от дома… «Выстрел! — прохрипела Нина Владимировна, задыхаясь, вцепляясь в ствол подвернувшегося дерева, чтобы не упасть, обеими руками. И повторила вновь: Господи, это был выстрел…»

Звук, раздавшийся из густой и плотной глубины сада, тьмы, заставивший Нину Владимировну рефлекторно сорваться с места, действительно был выстрелом. Сухим лающим пистолетным выстрелом… Генеральша хорошо разбиралась в оружии. В том, что это был выстрел, она не могла ошибиться… И она не ошиблась, поскольку, пока Нина Владимировна пыталась отдышаться, вцепившись в дерево, раздался отчаянный женский крик. В следующую секунду ей показалось, что сад буквально взорвался от разных звуков, как будто кто-то ломал деревья и кусты. Будто несметные толпы взявшихся откуда-то людей мчались напролом сквозь заросли, сметая все на своем пути… И она тоже помчалась, забыв про свой возраст, больное сердце и ноги. Вдруг вспыхнул яркий свет, и Нина Владимировна поняла, что находится почти рядом со «сторожкой». Она почему-то обратила внимание на выложенную красной плиткой новую дорожку.

Генеральша очутилась возле домика буквально через несколько секунд, даже не успев по-настоящему запыхаться.

«Сторожка» действительно была приведена в полный порядок. Обложенный кирпичом фундамент, стены и входная дверь обиты свежими золотистыми досками, разноцветным мозаичным стеклом застеклены окна. Насчет иллюминации Любомир тоже не солгал: за нее вполне могли сойти четыре столба со светящимися матовыми шарами — по два с каждой стороны от входа в домик — и еще два обычных фонаря, довольно ярких, на другой стороне аккуратно расчищенной круглой площадки перед сторожкой, уставленной по периметру скамеечками-качелями… Все это Нина Владимировна почему-то разглядела в одно мгновение.

Первое же, что выхватил взгляд, едва она очутилась на площадке перед «сторожкой», был сам Леонид Любомир.

Хозяин всего этого великолепия лежал, широко раскинув руки, уткнувшись лицом в первую из трех ступенек небольшого крылечка перед входом, неловко подвернув под себя правую ногу. Впрочем, лица, возможно, у него и вовсе больше не было, если пуля, выпущенная сзади в голову Любомира, прошла навылет — такая вот нелепая мысль первой мелькнула в уме Нины Владимировны. Как не было затылка, на месте которого образовалось кровавое месиво, уже успевшее стечь на землю и образовать вокруг головы темную, на глазах впитывающуюся в землю лужу.

— Боже мой… — тихо вскричала Эльвира, а вслед за ней — вновь раздался дикий, почти оглушающий крик. Нина Владимировна резко повернулась вправо и увидела на одной из скамеек рыдающую красавицу Катю, которую пыталась обхватить за плечи Эля, бледно-желтая в свете шаров-фонарей, но это ей никак не удавалось, и Катя уже почти сползла на землю, заходясь в беззвучном теперь крике…

— Да помогите же кто-нибудь! — в голосе невестки звучало отчаяние, изменившее его почти до неузнаваемости. — Помогите!

В ту же секунду, безжалостно ломая кусты, рядом с Ниной Владимировной буквально вывалились оба ее сына, почти одновременно с ними из-за угла дома выскочил Александр, муж Кати, неведомо как там оказавшийся, а в довершение ко всему дверь «сторожки» распахнулась, и на пороге возникла младшая невестка генеральши.

— Какого черта вы тут орете?! — Маша выкрикнула это со злостью, прежде чем взгляд ее упал вниз, на распростертое тело, заставив женщину замереть с перекошенным от ужаса ртом.

В следующие несколько минут все кричали и говорили одновременно. Катин муж, скорчившись пополам, кинулся в кусты. И только генеральша, автоматически присев на ближайшую скамью, молчала, оглушенная случившимся, не в силах справиться с шоком. Ее почему-то не пугало распростертое тело Любомира. Нина Владимировна ни секунды не сомневалась, что ТАК разнести голову человека возможно исключительно из крупнокалиберного пистолета. Например, из пистолета «ТТ». Самого оружия рядом с телом, во всяком случае в зоне видимости, не было. Следовательно, ни малейшей надежды на то, что убийство, как говорят последнее время, заказное. Ни малейшей!.. Стрелял дилетант. Возможно, стрелял впервые в жизни, иначе знал бы, во что может превратиться человеческая голова, если произвести выстрел почти в упор из боевого оружия… Вряд ли убийце нужно было устраивать бойню…

— Маша! — выкрикнул Женя. Ее Женька, любимый сын, напрочь позабывший о матери, сделавший попытку броситься к жене, неведомо каким образом попавший сюда раньше всех и отчего-то не слышавший выстрела, что само по себе было просто невозможно!..

— Стой на месте! — Эльвира, удивительно быстро взявшая себя в руки, крепко вцепилась в рукав Евгения. — И ты, Мария, стой и не двигайся, поняла?!

Внезапно над ними упала глубокая тишина, в которой слышались лишь какие-то неясные всхлипывания и постанывания в кустах. Это началась истерика с Катиным мужем.

Катя больше не рыдала и, как отметила Нина Владимировна, пришла в себя неимоверно быстро. Быстрее мужчин, лица которых свидетельствовали о нечеловеческом ужасе, всецело охватившем их.

Наверное, впервые Маша не возразила Эле и послушалась ее, не сделав ни малейшей попытки тронуться с места: В желтоватом свете фонарей было видно, что лицо ее помертвело, став белее бумаги, и в одно мгновение между изящными бровями прорезались две неизвестно откуда взявшиеся морщинки. В одно мгновение Маша вся как-то осунулась и постарела.

— Господи, Володя, — в голосе Эли все-таки слышалась истерика, — да придержи ты, наконец, Женьку, помоги мне, этот дурак… Туда нельзя! Никому нельзя, пока не приедет милиция, слышали, вы, все?!

Евгений наконец услышал Элю и растерянно повернулся к ней.

— Боже, мама, — рядом с генеральшей раздался голос старшего сына. — Ты была все это время здесь… здесь!..

Нина Владимировна подняла голову, с трудом оторвав взгляд от лежавшего на земле тела, и удивленно поглядела на сына, в глазах которого отражались ужас и тревога за нее… Скорее этого можно было ожидать от Жени, но тот, похоже, не в состоянии был думать ни о ком, кроме Маши, неизвестно как очутившейся здесь.

— Я только что пришла, — Нина Владимировна с трудом разомкнула ссохшиеся губы, произнеся это почти шепотом. — Я… я ничего не видела, если… если ты об этом…

— Пойдем отсюда, мама, пойдем, тебе нельзя тут быть… Нельзя! Ты можешь встать?

— Нет, — Нина Владимировна с тоской обвела взглядом присутствующих. — Я никуда не пойду… Иди к Эле, Вовочка, иди… И к Женьке… — И, возможно, впервые за всю свою жизнь, не побоявшись выглядеть вульгарно, генеральша добавила: — Похоже, сын, мы все здорово влипли…

Телефонный звонок беспардонно вторгся в тишину ночи, и Аня схватила трубку, еще даже окончательно не проснувшись. Ее разбудил голос дежурного лейтенанта. К тому моменту глаза успели адаптироваться к темноте, и она с опаской покосилась на лежавшего рядом мужа. Сергей спал. Или делал вид, что спит. Аня прикрыла глаза и сосредоточилась, стараясь понять смысл слов дежурного.

— …Машина, Анна Алексеевна, будет минут через двадцать.

Ночной собеседник замолк, нужно было что-то сказать в ответ, и она переспросила, куда именно предстоит ехать, поскольку название поселка проскочило мимо полусонного сознания.

— Беличья Гора, — послушно повторил лейтенант. И на всякий случай добавил: — Убит хозяин дачи, во время вечеринки, выстрелом в затылок.

— Кто из увэдэшников отправился на место, не знаете?

— Соколов. Они скоро уже будут на месте.

— Вы не в курсе, почему именно нас туда толкают? Если не ошибаюсь, Беличья Гора — область, а не Москва… Впрочем, и так понятно: дачники — москвичи, а из всех межмуниципальных прокуратур самые безответные следователи именно в нашей… Пока, лейтенант, спасибо!