— Слесарь уже здесь, как хорошо, что вы приехали! — затарахтела та, безошибочно определив, что главная среди приехавших именно Аня. — Вот увидите, я права, с Еленой что-то случилось… У нее очень больное сердце, я боюсь, что…
— Сейчас посмотрим, — оборвала ее Анна Алексеевна. — Дверь металлическая?
— Нет, просто укрепленная, — сбавила обороты старушенция. — Знаете, такими прутьями железными… У меня точно такая же, мы вместе заказывали, в одной фирме. Мы…
Не слушая больше разговорчивую соседку, Калинкина направилась к подъезду, вслед за ней молча двинулись остальные: Соколов и два опера, прихваченные им на всякий случай. Участковый ждал их в подъезде. Он поздоровался с несколько смущенным видом.
— Понимаете, — объяснил он, — сам бы я вас и тревожить не стал, но Марья Васильевна ни за что не успокоится, я ее хорошо знаю… Клянется и божится, что Любомир никуда подеваться или там уехать не могла, поскольку обе они театралки и у них на вчерашний вечер были билеты на какой-то спектакль… В общем, та не объявилась и билеты пропали, хотя очень дорогие.
Выслушав участкового, Калинкина молча кивнула и, нахмурившись, направилась к лифтам.
Дверь хотя и просто укрепленная, но сработана была на совесть. Почти полчаса понадобилось слесарю и оперативникам из прибывших, чтобы попасть наконец в квартиру.
Первым вошел Соколов. Аня, следовавшая за ним, едва не налетела на спину внезапно остановившегося и замершего на месте следователя.
…Елена Леонидовна Любомир лежала неподалеку от входа посреди ярко освещенного холла в позе, не оставлявшей сомнений в том, что женщина мертва. Вокруг головы темнела лужа застывшей крови, лицо Елены Леонидовны, обращенное к потолку, украшенному дорогой хрустальной люстрой, хранило застывшую печать глубокого изумления. Орудие убийства — обыкновенный молоток, успевший так же, как и волосы жертвы, присохнуть к полу посреди застывшей кровавой лужи, валялся рядом… Даже Соколов, видевший-перевидевший на своем веку трупов, передернулся, издав какой-то неясный звук, а Калинкина невольно отступила назад, толкнув просочившуюся вслед за ней Марью Васильевну.
— Что… Что там?! — Марья Васильевна, изо всех сил вытягивая шею, безуспешно пыталась разглядеть хоть что-нибудь из-за спин Калинкиной и Соколова.
— Все назад! — Аня решительно развернулась лицом к лестничной клетке, на которой уже толпилось несколько человек, вышедших из соседних квартир. Подчиняясь ее резкому приказу, люди невольно отпрянули, освобождая пространство вокруг Калинкиной и входа в квартиру. Аня поискала глазами оперативников, приехавших вместе с Соколовым. Один из них, совсем еще молодой, растерянно отошел вместе с соседями в сторону и теперь смотрел на Калинкину со страхом и недоумением. Вероятно, это был один из первых в его практике трупов… Не стоило подвергать мальчишку лишним испытаниям!
— Звоните в прокуратуру и вызывайте нашу экспертную группу, — глядя на него, сухо сказала Аня. — Затем отправитесь вниз и будете ожидать их приезда там… Куда вы?.. Я же еще не назвала вам телефон!
— Извините, товарищ капитан… — парень начал медленно краснеть.
— Прошу вас сказать дежурному следователю следующее: во-первых, это убийство… — В толпе соседей кто-то тихо ахнул. — Во-вторых, скажете, я просила прислать в качестве врача Иосифа Викторовича, они знают…
Оперативник, молча кивнув, записал продиктованный Аней телефон и с радостью кинулся к лифтам. Калинкина оглядела сбившихся в плотную кучку перепуганных соседей. Ближе всех к ней стояла Марья Васильевна, по лицу которой уже текли крупные, как у маленькой девочки, слезы. Ее шляпка сейчас выглядела особенно нелепо, просто до одури нелепо, и Калинкина внезапно ощутила жалость к смешной старушенции, пораженной искренним горем.
— Нам необходимы двое понятых, — сказала Аня. — Лучше — мужчины. Марья Васильевна, вы можете сейчас со мной поговорить?
Та молча кивнула и начала торопливо ладошкой вытирать слезы, которые, вопреки ее усилиям, все катились и катились по сморщенным щекам. Наконец старушка взяла себя в руки и, прерывисто вздохнув, шагнула навстречу Ане.
— Я живу этажом выше, можно пойти ко мне… — прошептала она.
— Да, конечно… — Калинкина внимательно оглядела оставшихся соседей. — Возможно, кто-нибудь из вас видел что-то, чему даже не придал значения: например, того, кто в эти дни приходил к Елене Леонидовне в гости… Судя по всему, преступник вошел обычным способом, позвонив в дверь, а ваша соседка ее открыла и даже впустила в квартиру. Следовательно, они были знакомы…
Последовала пауза, после чего — Аня в первую секунду даже не поверила такому везению — из группы соседей выдвинулся мужчина в тяжелом плюшевом халате с несколько помятым, явно заспанным лицом:
— Не исключено, что я действительно кое-что видел, хотя вряд ли, потому что это была женщина, по-моему пожилая… Приходила она, по-моему, позавчера, поздно вечером… Я выходил с Гариком, это мой пес… Поэтому и обратил внимание, что как-то поздно для гостей, к тому же к Елене Леонидовне. Она, по-моему, рано укладывалась…
— Что за женщина? — Аня с трудом уняла волнение.
— Да я ее, честно говоря, только со спины видел… Она как раз в дверь звонила…
— И ей открыли?
— По-моему, да… Вроде бы, когда мы с Гариком вошли в лифт, открыли… Я слышал, как хлопнула дверь, но вообще-то я не уверен…
— Почему вы решили, что женщина пожилая?
— Ну не знаю, — пробормотал мужчина. — Мне так показалось… Со спины…
— Соколов, — Калинкина повернулась к дверям, в которых толпились оперативник, участковый и двое неохотно согласившихся участвовать в процедуре мужчин.
— Да?.. — следователь появился из квартиры Елены Леонидовны мгновенно.
— Будь добр, поговори с товарищем…
— Никитин Сергей Петрович, — подсказал мужчина. — Если можно, давайте у меня дома? Я напротив живу…
— Можно, — кивнула Аня и специально для Соколова добавила: — Давай-ка сразу под протокол… Пойдемте, Марья Васильевна!
Спустя несколько минут Аня и подруга убитой уже сидели этажом выше в тесно заставленной гостиной. Мебель у Марьи Васильевны оказалась старомодной, несколько обшарпанной и совершенно не подходившей к оклеенным дорогими обоями стенам. Заметив несколько недоуменный взгляд Калинкиной, которым она обвела комнату, старушка вздохнула.
— Мне эту квартиру зять купил за то, чтобы я с внуками вместо няньки возилась… До этого я тридцать лет в коммуналке прожила.
Аня усмехнулась:
— А без такого подарка вы бы не стали с ними сидеть?
— Не стала бы, — просто кивнула Марья Васильевна. — Ни за что бы не стала… Я по профессии — бывшая актриса, мне и дочку мама воспитала. Я с детьми человек малоопытный, но ради квартиры — пришлось… Теперь уже несколько лет езжу к ним туда, как на работу, порой даже без выходных.
— Вы что же — внуков не любите?
— Конечно, люблю! И даже сижу с ними с удовольствием, со старшим уроки вместе учим, футбол смотрим… Не в этом дело, дело в принципе, понимаете?
Аня не понимала, но рассуждать на эту тему не было ни времени, ни возможности. И, устроившись в продавленном, образца шестидесятых годов, кресле, она приступила к допросу.
— Скажите, Марья Васильевна, вы давно дружите с Любомир? Вообще, если можно, расскажите, что она за человек была, с кем общалась, кого любила, кого не очень, чем увлекалась…
— Увлекались мы с ней обе одним и тем же — театром, — начала Марья Васильевна с последнего Аниного вопроса. — Я театр больше жизни любила всегда, дочку — и то родила из-за него поздно, за сорок, да и замужем из-за сцены никогда не была… Ну а Лена — она фанатичный зритель, на этом и сошлись мы с ней, еще года полтора назад… Как-то случайно встретились на одном спектакле, удивились обе, что так совпало… До этого просто, как соседки, общались… Ну а как человек Лена — даже не знаю, что вам сказать… Мне она нравилась, хотя, конечно, не во всем.
— А в чем не нравилась?
