Я застыл на месте, начиная боевой разгон с немыслимой скоростью. За считанные секунды, потребовавшиеся кришнаитам, чтобы подойти к нам вплотную, мое тело изготовилось к смертоубийству, а я по-прежнему не мог понять: кого и за что готовлюсь убивать! Зрение сузилось до тоннеля, в пределах которого была видна каждая пора кожи, каждый волосок на здоровенном шнобеле вайшнавского предводителя.

    Дракон во мне взял управление в свои бронированные лапы и весь обратился во внимание, сосредоточившись на распознании угрозы. Как будто компенсируя сверхчеловеческую ясность в «коридоре видения», за его пределами все расплывалось, превращаясь в неразличимую цветную мешанину. Перемещаясь не быстрее улитки в навозе, в поле зрения последовательно вплывали участники процессии, становились на время предельно резкими и так же плавно покидали его, расплываясь цветными пятнами на периферии.

    Вот обрела четкость кустодиевских форм девица, с выражением идиотического блаженства на лице, и без того не обремененном печатью интеллекта. Она подпрыгнула на немыслимую для такой толстухи высоту и теперь планировала вниз, разбрызгивая за собой тягучие нити слюны.

   Такое непроизвольное слюноотделение и выпученные остекленевшие глаза по всей видимости означали предельную степень религиозной экзальтации и встречались у каждого второго участника шествия. «Гопи» [90]плавно скрылась в тумане переферийного видения, не успев порадовать меня следующим молодецки скачком, и уступила место двум до боли знакомым мне хлопцам, даже не затруднившимся повернуть в мою сторону свои бритые чубастые головы.

   А ведь стоило повернуть, еще как стоило. Не забыл дракоша-Платоша, как ласково назвала меня в приступе эйфории пьяная от сытости Катька, казачков-кришнаитов, так рьяно пытавшихся его заметелить рядом с родимым вузом. Ох, не забыл! И теперь достаточно даже не поворота головы, хватило бы искры узнавания пробежавшей в их глазах, и демон не упустил бы свой шанс ввязаться в драку.  

    Да и не было у меня охоты сдерживать рвущегося к крови зверя, - после сегодняшней «игры в салки с костлявой» смирения в моей человеческой части заметно поубавилось.  И плевать на белый день и толпы фланируещего по улицам народа, на двух, похожих на жирных сытых котов, греющихся на солнышке, ментов тоже плевать.

    Вот они враги, искать не надо, сами на меня вышли! Горло голыми руками вырву, напьюсь в волю горячей кровушки и с подругой поделюсь, а там – будь что будет. Короче, совсем я от неожиданности и накопившейся злости голову потерял, а «дракоша» не преминул воспользоваться ситуацией к своему, так сказать, удовольствию.

   Только облом зверюге вышел. Не обратили боевитые кришнаитики на нашу сладкую парочку никакого внимания. То есть абсолютно никакого, даже обидно стало.  Скользнули  мутным взглядом,  не выделяя из толпы, и дальше попрыгали.

   Внезапно мой взор устремился в зенит, а тело будто прижали к раскаленной, но какой-то удивительно приятной доменной печи. Демон растерялся и на миг утратил контроль, а мига, при должном опыте, вполне достаточно, чтобы вернуть власть в свои руки. Очнулся я от боевого транса так же неожиданно, как в него вошел, и, надо сказать, весьма непривычным и приятным способом.

   Катерина крепко целовала меня в засос, обхватив при этом поистине железной хваткой.  Из-за разницы в росте голова моя оказалась запрокинута почти в зенит, резко затруднив возможность обзора места неслучившегося происшествия.

   Чувственности в Катином поцелуе не было и грамма, а вот страх, решимость и злость присутствовали в избытке. Не без труда разорвав «страстные объятия», я глубоко вздохнул и с вопросом взглянул на подругу. Ответ последовал незамедлительно: - Ты что, совсем охренел!? На людей кидаться при мне не смей, кто б ты там ни был, я тебе не позволю.

   У тебя пар из ноздрей пошел, а глаза! Если б ты видел, что с твоими гляделками делается, когда ты злишься! Пол-улицы обернулось, если б не моя находчивость, замели б в ментовку голубчика. А там объясняй, почему арсенал с собой носишь! И что тебе эти несчастные клоуны сделали, или ты черносотенец, православный фанатик? Ну, скажи, что фанатик, удиви меня еще раз, а то я думала не удержу, порешишь кришнаитов во славу господа Иисуса! 

    Тут уж мне пришлось возмущаться, доказывая несомненную виновность вайшнавских бразеров и их причастность к покусительству на ее драгоценную персону. Да только куда мне с моим вялым драконьим темпераментом до буйной женской правды. Одно радует, - призадумалась Катенька, вспомнила совпадения морды лица «невинных секстантов» и ребятишек ее умыкнуть пытавшихся.

  Призадумалась и спросила уже другим тоном, уважительно и с некоторой опаской: - А ты точно уверен, что это те самые бандиты, не ошибся? Как-то нестыкуются у меня два образа, - сектанты безобидные и братки. Я их подробно не рассматривала, ни сейчас, ни тогда. Но… - Никаких но, Катюша, я конечно псих, это ты верно отметила, однако память у меня абсолютная.

 - Тут уж я пошел на мировую: - И еще, Катя, извини за несдержанность, сам знаю, водится за мной грех. Но на счет черной сотни, - это перебор! У меня мама – еврейка галахическая [91], в роду каббалист на каббалисте. Я до сих пор помощь от синагоги получаю, как сиротка иудейская. А ты говоришь, - черносотенец, - обидно, однако. 

  Тут я несколько лукавил: - продуктовые посылки действительно имели место быть, и с каббалистами [92]я знакомство водил. Точнее, это они меня доставали регулярно. Старый лис Лайтман каждый год присылал мне поздравительную открытку к Пуриму [93], приглашал в летний спортивный лагерь «бригада Нефелим» [94],  но я отмалчивался.

   Своих соплеменников мне полюбить так и не пришлось. То ли потому, что папа у меня был из поволжских немцев, толи по причине лютого антисемитизма, проповедуемого моими наставниками. Доктор Головин искренне полагал, что все беды мира происходят «от иудео-масонского заговора», а йог Иннокентий Леонидович происходил из  раскулаченного казацкого рода и имел к жидам-комиссарам старинные счеты. Так что, несмотря на наличие многочисленных родственников на «Земле обетованной» меня туда особо не тянуло.

   Но сейчас не грех было прикинуться обиженным «по национальному вопросу». Политкорректная Катька повелась на этот бесчестный еврейский прием, как ребенок, - и продолжила уже виновато: - Платошенька, не хотела тебя обидеть, прости за глупую шутку… но скажи, почему нам за кришнаитами не проследить? Ведь, если ты прав, они нас на колдуна выведут, что мою душу украл. И ты с ним разберешься, да?! Я ведь тебя в деле видела, знаю: - ни один чернокнижник тебе в драке не соперник!

  А глаза такие честные-честные, как у кота Шрека [95]. Льстит мне Евино отродье, давит на все кнопки управления разом, но приятно. Вот так бабы мужиками и рулят, - где лестью, где обманом, где подкупом. Все знаем, понимаем, и в дураках остаемся.

   Но сейчас девчонка говорила дело. Пожалуй, при других обстоятельствах, я бы последовал ее совету, да времени не было. Ее время кончилось еще тогда, в метро. И, если бы не моя кровь, быть Катерине там, где кончаются все вопросы. Как говорил Кеша: - вопросы возможны только на этом свете, на том, – одни ответы… Эту неприятную правду я  поспешил донести до девушки в прямых, хотя и максимально смягченных выражениях.

    Мы стояли напротив входа в церковь и два ангела-привратника на паперти внимательно прислушивались к нашей беседе. То есть, это я говорю, - прислушивались. У ангелов нет ушей, но надо же как-то передать то, о чем и говорить невозможно. С видениемвсегда так: как не стараешься правдиво описать то, что видишь,все одно соврешь.