Что касается стиха, в котором ты сомневаешься, пока до конца его не добираешься, то это как стих Тарафы [107]:
Увидев печаль мою, друзья остановятся
И скажут: «Будь стоек! Брось заботы тяжелые!» —
потому что слушатель может подумать, что ты декламируешь слова Имруулкайса.
А что касается стиха, до которого нельзя дотронуться, то он подобен словам ал-Хубзурузи [108]:
Рассеялись тучи ссоры, вышла любви луна,
Свет мира затеплился во мраке разладицы, —
или словам Абу Нуваса:
Насим
[109]ароматный в водяном одеянии —
Как памятник свету на подставке из воздуха.
Что касается стиха, в котором полустишия могут местами меняться, это слова Хассана [110]:
Белолицые, благородные, родовитые,
Горделивые, достославные, именитые.
Что касается стиха, который длиннее ему подобных, то такова шутка ал-Мутанабби [111]:
Живи, веди, правь, знай, смотри, люби, казни, вещай, вели!
Стреляй, рази, руби, коли, страши, держи, бери, владей!
А что касается стиха, который одною буквой унижается, а заменишь ее — смысл его полностью преображается, то он подобен словам Абу Нуваса:
Померкнул мой стих на халифских дверях,
Как бусы померкли на шее Халисы.
Если в обоих полустишиях заменить глагол «померкнуть» на «сиять», то получится:
Сияет мой стих на халифских дверях,
Как бусы сияют на шее Халисы, —
и сатира превращается в восхваление [112].
Г оворит Иса ибн Хишам:
Клянусь Богом, я подивился его словам и дал ему денег, надеясь, что мое подаяние поможет улучшить его положение и состояние. И на этом мы расстались.
ХАМДАНИДСКАЯ МАКАМА
(двадцать девятая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Однажды мы присутствовали на маджлисе у Сейфа ад-Даула ибн Хамдана [113]. Ему привели отличного скакуна, прекрасного с головы до ног; все присутствовавшие долго рассматривали его и не могли налюбоваться всеми его статями. Сейф ад-Даула предложил:
— Кто из вас лучше всех опишет коня, в подарок получит его от меня.
И каждый много усилий прикладывал, все, что есть у него, выкладывал. Потом один из придворных сказал:
— Да поддержит Бог эмира. Я видел вчера человека, который красноречие сандалиями попирал и слух людей привлекал, прося у них помощи, жалуясь на унижение, отчаянное положение. Если эмир прикажет его привести, он сможет своим ответом любого здесь превзойти.
Сейф ад-Даула приказал:
— Сразу ведите его ко мне, как он есть.
Слуги на поиски полетели и тотчас достигли цели, за собой его потащили, но зачем он понадобился — не сообщили. Вот его подвели к собравшимся: жалкое рубище едва его прикрывало — время одежду его сжевало. Увидев, что здесь собрался весь двор, поцеловал он ковер — и остановился.
Сейф ад-Даула сказал:
— Дошел до меня слух о твоем красноречии. Мастерство свое покажи — этого коня опиши.
Нищий ответил:
— Да поддержит Бог эмира! Как же я расскажу о нем своим языком, пока не проедусь верхом и не открою недостатки его потаенные и достоинства неосвещенные?
Сейф ад-Даула сказал:
— Садись на него.
Тот вскочил на коня, погнал его, а затем сказал:
— Да поддержит Бог эмира! Большие уши несет его голова, а МАЛЫХ у него два. Зад широкий у него, посмотри, а МЯГКИХ у него три. Таких твердых голеней больше не встретишь в мире, а СКРЫТЫХ он имеет четыре. Такого дыхания сильного у других не сыскать, а НЕЖНЫХ у него пять. На ляжках узкие впадины есть, а ТОНКИХ у него шесть. Острый слух у него на зависть всем, а ГРУБЫХ у него семь. Тонкий язык его мы превозносим, а ШИРОКИХ у него восемь. С длинной шеей он словно лебедь, а КОРОТКИХ у него девять. Рот широкий — не занавесить, а ПРОТЯЖЕННЫХ у него десять. Ногами передними лихо он землю толкает, задние ноги вперед бросает, бег его не удержит узда, на лбу его белая звезда, передние зубы вперед выдвигаются, как будто конь улыбается. Лицо земли он железным копытом бьет; вздымается, словно море, когда буря его взорвет, или словно поток бурлящий, когда ветер его несет.
Сейф ад-Даула сказал:
— Этот конь — твой, да благословит его Бог!
Нищий ответил:
— Пусть ты всегда будешь брать слова и дыхания в обмен на даяния!
Затем он ушел, а я последовал за ним, догнал его и сказал:
— Подарю я коню твоему богатую сбрую, но ответь мне, когда спрошу я, что твое описание означало?
Он ответил:
— Спрашивай хоть с конца, хоть с начала.
Я спросил:
— Что значат твои слова «десять ПРОТЯЖЕННЫХ»?
Он ответил:
— Зрение, шаг, четыре бедра, расстояние между глазами, промежуток между ноздрями, пространство между ногами, дальность пути на скачках.
Я сказал:
— Да не будет опозорен твой рот! А какой смысл твоих слов «девять КОРОТКИХ»?
— Шерсть, четыре голени и четыре лодыжки.
— Удивительно! А что такое «восемь ШИРОКИХ»?
— Лоб, спина, плечи, бока, грудь и загривок.
— Прекрасно! А «семь ГРУБЫХ»?
— Четыре копыта, корень хвоста, кожа на голове и спина.
— От Бога твое молоко! А что такое «шесть ТОНКИХ»?
— Веки, шея, губа, верхушки ушей.
— Хорошо сказано! А «пять НЕЖНЫХ»?
— Верхняя часть груди и четыре колена.
— Да продлит Бог твою жизнь! А «четыре СКРЫТЫХ»?
— Верхушки плеч и концы мускулов у предплечья.
— А что означает «три МЯГКИХ»?
— Место между плечом и ключицей, грива и рот.
— А «два МАЛЫХ»?
— Мало мяса на морде и мало мяса на хребте.
— А где выросло это непревзойденное красноречие?
— Внимательно посмотри — я из Омейядского пограничья, мой город — Александрия.
— Как же ты допускаешь подобное небрежение и столь жалкое положение?
А он ответил стихами:
Дурачь хорошенько время —
Допустит оно оплошку.
Скажи ему по-хозяйски:
«Добудь-ка ты мне лепешку!»
О гордости же не думай:
Добыче подставь ладошку.