Как тот мифический солдат, который носит в ранце жезл маршала, мечтая о завидной для себя судьбе, так публицист Павел Котов вынашивает замыслы своего будущего романа, собирает материалы к нему. В таежной глуши характеры будущих персонажей сами просятся в руки, ибо неповторимы и глубоки живые люди, с которыми приходится ему встречаться на тропах журналиста. То, что удается рассказать о них в форме газетных жанров - в очерках, статьях, зарисовках, репортажах, корреспонденциях, заметках – не вмещает и сотой части полученных впечатлений.
Взять кузнеца Валентина Трофимовича Голубцова, основную фигуру публикации «Правдой своей сильны». Это – человеческая глыба. Как будто кованый из железа здоровяк, напоминающий Павлу Афанасьевичу родного дядю Игната Захаровича Шешенина, брата мамы, рядового Великой Отечественной войны. Тот выкосил однажды вручную за утро гектар с четвертью густющей травы. В день, когда его жена Маня сжала серпом сорок две сотки ржи. Походит Валентин Трофимович на брянского крестьянина Игната и могучим ростом, борцовским разворотом плеч, открытым лицом и спокойным взглядом. В Комсомольский Голубцов приехал из Свердловска вместе с семьей, в которой растут четыре сына-богатыря. Пятнадцатилетнего Колю бригада взрослых мужчин, прорубавшая просеку, брала в свой состав на равных условиях, и он мантулил не меньше любого из них. Кстати, и тут журналист обнаружил параллель со своими родственниками. Его двоюродный брат Виктор, сын дяди Игната и тети Мани, нанимался с местными мужиками строить избы, что в свое время весьма пленило Павла. Он всего на год помоложе Виктора, своего не только братейника, но и закадычного друга, но в себе такой крепости и сноровки не мог представить. Хотя тоже не из хлипких, не из неумех: с ранних лет производительно косил, пахал, пилил, рубил. Не зря его мама носила в девичестве фамилию славных трудовыми подвигами Шешениных.
Кузнец из Комсомольского напоминает кровных, односельчан, протекшие невозвратные годы и простыми человеческими увлечениями, без которых тоже нельзя представить кого-либо из них. Валентин Трофимович – самозабвенный охотник. Такое дело, как и кузнечное, для него является, не будет преувеличением сказать, частью характера. То есть истинно природным, соответствующим его натуре. Рассказывая о себе, он не рядился, не притворялся, а походя, отвлекаясь от основного русла беседы, но торопливо раскрывал эту свою суть:
- Где сейчас переезд через железную дорогу, ее переходили лоси. Когда мне об этом сказали, я не поверил. Назавтра стрелочник меня рано разбудил, чтобы показать, как именно здесь идет стадо на водопой. Я ошалел. Сразу – в Свердловск за ружьем. И, верите ли, первого лося убил из путейской будки.
Зримо предстали и другие случаи из одиссеи кузнеца с ружьем, иногда он реально мог стать жертвой охотничьей сладостной страсти :
- Схватив раз после работы ружье, выскочил на короткое время, пока не стемнело, в тайгу. Думаю, подстрелю копылуху и назад. Они тут непуганные были. Убитая падает – другие, не улетая, смотрят вниз. Не поймут, что с ней произошло. Так вот, ушел на пять минут, а стали они пятью сутками. Заблудился. Меня искали все, кто только тут поблизости оказался. Даже воинская часть. Я с собой ничего ведь не брал – ни спичек, ни еды… Вышел из хвойной пущи фактически сам, но сел и не могу двигаться. Ноги сильно распухли. Слышу гудки. На тропе медведя увидел, но нет сил поднять ружье. Оно, подумал, тяжелей молота в кузнице Не мог выстрелить… Люди появились - я заплакал. Потом, конечно, неделю в больнице выхаживали.
А раз по озеру добирался до егерского кордона, что был на другом берегу, и поднялась такая буря - жуть; гонит и гонит лодку от берега. В конце концов перевернулся… Спасибо, катер рабоохраны рядом оказался. Когда вытащили, то еле-еле разжали пальцы: мертвой хваткой удерживался за свою плоскодонку.
Нынче, продолжал он, предположительно будет открыта летне-осенняя охота на водоплавающую и болотную дичь с утренней зари двадцать восьмого августа до отлета, на боровую – с двадцать восьмого августа по первое марта. Приглашаю принять в ней участие в составе моей группы. Вам только надо будет зайти в магазин - приобрести ружье, а остальное все у нас есть: наземный транспорт, моторки с «Вихрями», палатки, манки, прочее снаряжение. У меня найдутся запасные болотники, прорезиненный плащ. Поотшельничаем вместе. Эта охота близка и бесподобна!А дальше, если заразитесь «бабахательным спортом», и на зверя сходим.
Не чуждым, не равнодушно-посторонним оказался Павел Афанасьевич и лесоустроителям. С первой встречи с «лесными геологами», а с некоторыми были и последующие, у собкорра сложились тоже доверительные отношения. Приоткрывая собственную судьбу, начальник таксаторского участка Марьенков поведал:
- Данные «разведки», завершив полевой сезон, мы обрабатываем в камеральных условиях в городе. Радость неслыханная, когда возвратимся домой! И по семьям истосковались, и по нормальным бытовым, производственным условиям, и по театру, и по выставкам. Зарекаемся когда-либо еще хоть раз отважиться на жизнь среди дикой природы, на страданья днем и ночью от летающе-прилипающе-кровососущих. Нет, свиданья с ними больше не будет! Такими делятся мыслями друг с другом все наши товарищи.
Однако ближе к весне в душах наступает какое-то томление. Начинаем роптать на пребывание в «тюремных камерах» – своих кабинетах. Позабыты страсти-мордасти не так давно минувшего лета, всех равнозначных сезонов перед ним, родится вера в лучшую дорогу судьбы, совпадающую с маршрутом в какой-нибудь таежный Советский. Чем больше пригревает солнце, тем яснее становится погода в груди, зовущая в лесные темные просторы. Былых тяжестей как не бывало. Снова дружно несемся к ним, фактически в храм природы. Каждого ведет звезда воли-свободы, полностью овладевшей сердцем, кажущейся действительно безграничной в дикости по сравнению с цивилизацией.
Есть точное выражение - «светлый человек». По преимуществу такими людьми озарилось бытие Павла Афанасьевича Котова в краю ночевок у лесных костров, обилия зверей и птиц, страшных сильных стихий, вечной темной хвои, непривычно раннего октябрьского, а то и сентябрьского хруста снега под ногами. Горе последних дней перед катапультированием из столицы переплавлялось в радость, бездушие - в душевность, маски лиц обернулись открытостью, бодрость поборола усталость, неудачи стали успехами.
Круг его друзей становится шире. Глеб Грушко и Павел Котов являются притягательным ядром неформальной группы, которую директор лесхоза Анатолий Самойлович Кипа окрестил «малым Совнаркомом», позаимствовав словесную формулу у разрушившего национальные традиции так называемого вождя пролетариата. Сам Анатолий Кипа не является гуманитарием, более склонный к хозяйственным делам, серьезное должностное лицо, но безотчетно тянется к Глебу и Павлу, интересным ему высокой духовностью. Они менее распорядительны, чем он, однако не уступят главному леснику в дружелюбности и внимательности. А где найти лучших ценителей стоящих книг в домашней библиотеке Кипы, превосходящей по содержанию и даже по количеству томов превышающей районную?! Сделав очередное истинное приобретение книголюб нетерпеливо и лихорадочно, почти с религиозным чувством, спешит в очаг культуры, чтобы поделиться глубокой радостью с Грушко и Котовым. Когда Павел побывал у Анатолия Самойловича дома, своими глазами увидел уникальное личное книгохранилище и полюбопытствовал, в чем причина такой истовой библиомании, тот ответил:
- Создаю свою микро-Москву.
Кроме названных членов, в незримое объединение по интересам и сердцу, если вдруг взять да проанализировать симпатии и антипатии жителей райцентра, входит талантливый терапевт сначала медпункта в Таежном, а потом - Советской больницы Максим Денисович Царегородцев. Это тоже книгочей, которых характеризуют словамии «равных нет». Его служение накоплению фолиантов в своем жилище мало чем отличается от страсти Анатолия Кипы, хотя он имеет меньше финансовых возможностей. Ведь Максим Денисович растит двух сыновей и двух девочек, а директор лесхоза одного ребенка. К тому же в больнице не добавляют к зарплате коэффициент один и семь, как на производстве, только учитывают северный: увеличение до пятидесяти процентов. И еще. Царегородцев беззаветно служит Богу географии и туризма, выезжая во время отпусков в самые отдаленные уголки Союза, зачастую вместе с женой. Добрался даже на Курильских островах до селения Край Света. Павел Котов, тоже большой любитель путешествий и природы, обрел в нем надежного сотоварища по таежным походам и далеким поездкам.
