Не успел Тони добавить еще что-то, как Габриэла снова нырнула под куст и легла на живот. Он изумленно наблюдал за ее действиями, а потом не удержался и наклонился сильнее, чтобы лучше рассмотреть ее очень аппетитную попку, извивавшуюся под складками накидки.

Ловкая, как кошка, Габриэла появилась из-под куста уже через пару секунд, прижимая к груди троицу мяукающих котят.

— Ну вот, — сказала она, легко поднимаясь сначала на колени, а потом и на ноги. — Держите их. Там есть еще.

Бережно переложив копошащихся малышей ему на руки, она снова нырнула под куст.

— Боже правый! — воскликнул он, гадая, сколько их там окажется. Держа котят, он надеялся, что никто из его крохотных подопечных не попытается сбежать. Однако черно-белые комочки только жалобно пищали, а в их круглых зеленых глазках угадывался ужас. — Ну-ну, тише, — негромко проговорил он. — Я вас держу, бояться нечего.

— Это последние! — торжествующе объявила она, чуть запыхавшись и выныривая снова.

На руках она держала еще двух котят — один был с ярко-оранжевыми, полосками, а второй — серый с белыми пятнами. Следуя примеру остальных, они присоединились к хору мяукающих собратьев.

— Мне взять и этих? — спросил он.

— Пять будет многовато. Я понесу этих двух.

— И куда мы направимся? Обратно на конюшню?

Она изумленно округлила глаза.

— Господи, нет, конечно! Иначе мама-кошка снова их утащит. Нет, я несу их в дом.

Он невольно рассмеялся.

— А вы уверены, что это хорошая мысль? Ведь там ждут гостей. Вряд ли прислуга обрадуется, если у нее под ногами будет крутиться целый выводок котят. А что подумают Рейф и Джулианна?

На секунду на ее прелестном личике отразилась обида.

— Они любят животных. Джулианна сама сказала мне это двадцать минут назад. А котята никому не помешают, если поживут у меня в спальне.

Вот как! Он хотел было указать на несколько проблем, связанных с таким решением, но, еще раз посмотрев на нее, понял, что лучше промолчать.

— Ведите меня. Я в вашем распоряжении.

Она одарила его такой улыбкой, что у него забурлила кровь, заставив его порадоваться тому, что у него руки заняты котятами, а потом повернулась и пошла к дому. Оберегая свой пушистый груз, он пропустил ее вперед в сторону задней двери, выходящей в сад. Уже протягивая руку, чтобы повернуть дверную ручку, он краем глаза заметил какое-то шевеление. Посмотрев налево, он увидел, что в нескольких шагах сидит кошка, пристально наблюдающая за процессией.

— Надо полагать, это наша пропащая мама-кошка, — заметил он негромко.

Габриэла кивнула.

— Я так и знала, что Агги объявится. Оставьте дверь приоткрытой — посмотрим, пойдет ли она за нами.

Продолжая идти за ней, Тони опять счел за благо промолчать. Они с Габриэлой успели пройти половину лестницы, когда кошка метнулась в дом и побежала за ними. Она так и шла следом, отставая на несколько шагов, до самой двери в спальню Габриэлы.

В комнате Габриэла бережно положила двух котят на толстый обюссонский ковер — достаточно далеко от камина, чтобы они не могли оказаться в опасной близости от огня, но все-таки там, где до них доходило тепло.

— Ну вот, — проворковала она, обращаясь к кошке, — вот твои малыши. Мы сделали для них все возможное.

Тони прошел через комнату и молча стоял, пока Габриэла забирала у него котят и по очереди укладывала рядом с первыми двумя. Как только все пятеро оказались вместе, их мама присоединилась к ним и удовлетворенно замурлыкала.

— Я найду корзинку и постелю в ней старое одеяло им для постели, — сказала Габриэла. — А деревянный ящик с песком послужит им для личных нужд, пока они не повзрослеют и не начнут выходить со своей мамочкой. — Поворачиваясь, она одарила его еще одной улыбкой. — Спасибо за помощь, Уайверн.

Он ответно улыбнулся.

— На здоровье. Хотя вы вряд ли поблагодарите меня, когда проснетесь, завтра утром и обнаружите у себя в постели шесть кошек.

— Они, скорее всего, останутся у себя в корзинке.

«Я бы не был в этом так уверен», — подумал он, бросив взгляд на большую кровать с балдахином и покрывалом прелестного голубого тона. Невольно он представил себе Габриэлу, лежащую на тонких льняных простынях: ее длинные темные волосы водопадом спускаются по подушкам, а вокруг нее резвятся котята, заставляя ее весело смеяться. Этот образ заставил кровь прилить к его чреслам, и он остро почувствовал, насколько сильно ему самому хотелось бы оказаться в этой комнате и проверить, действительно ли возникла такая картина. Опомнившись, он заставил себя вернуться к реальности.

— Мне надо идти.

Казалось, она только теперь поняла, как неприлично находиться с ним наедине у себя в спальне, — и ее щеки чуть порозовели.

— Да, наверное.

Но вместо того чтобы уйти, он по-прежнему стоял и любовался ее милым личиком и нежной кожей, тронутой румянцем… И, внимательнее присмотревшись, обнаружил кое-что еще.

— Вы измазались, — заметил он.

— Ой, правда? Где?

Подняв руку, она безрезультатно попыталась стереть пятно.

— Позвольте мне, — предложил он.

Шагнув ближе, он осторожно приложил два пальца к изгибу правой скулы и погладил Габриэлу по щеке. Встретившись с ней взглядом, он заметил, как расширились ее зрачки, а губы приоткрылись на едва слышном вздохе. Проследив за их движением, он вспомнил вкус ее поцелуя, который показался ему слаще любого десерта.

«Как хотелось бы его повторить! — сказал он себе. — Еще два дюйма — и она снова окажется в моей власти. Но нет — нельзя». Тайно вздохнув, он вспомнил свое обещание относиться к ней как к маленькой сестренке. Конечно, такая клятва была верхом нелепости: как бы ни старался, он никогда не сможет считать Габриэлу Сент-Джордж сестрой. Но с другой стороны, это не означает, что ему нельзя хотя бы попытаться так с ней обращаться.

Опустив руку, он шагнул назад.

— Ну вот, — объявил он бодро, — ничего не осталось. Она заморгала, словно выходя из оцепенения.

— Спасибо, Уайверн.

Он поклонился ей:

— К вашим услугам, мисс Сент-Джордж. Полагаю, что увижу вас сегодня за обедом.

— До встречи.

Кивнув, он позволил себе один прощальный взгляд, после чего повернулся и вышел из комнаты.

— Мы нарекаем ее Стефани Шарлоттой! — объявила Джулианна Пендрагон, и материнская гордость и радость придали ее нежному голосу звучности, так что он разнесся по всему приходскому храму.

Со своего места на церковной скамье — одной из тех, что были отведены приглашенным на торжество — Габриэла наблюдала за происходящим и за людьми, собравшимися вокруг купели.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь! — провозгласил священник, осторожно смачивая головку малышки водой.

От неожиданности малышка испустила протестующий вопль, отразившийся от каменных стен церкви мощным эхом. Присутствующие, улыбаясь и посмеиваясь, хором подхватили:

— Аминь!

В продолжение таинства крещения Габриэла наблюдала за главными действующими лицами — и губы ее сурово сжимались всякий раз, как ее взгляд падал на Уайверна… или, точнее, на герцога Уайверна! Даже сейчас она ежилась, вспоминая о том, что произошло прошлым вечером после обеда.

Трапеза прошла прекрасно: пятнадцать человек — родственники и друзья — собрались за столом, чтобы насладиться вкусными блюдами и изысканными винами. Габриэла чувствовала себя неожиданно непринужденно, снова изумляясь тому, насколько безоговорочно ее приняли в семейство Пендрагонов. С момента ее приезда двумя неделями раньше все обитатели этого дома взяли ее под свое крылышко — начиная с Рейфа и Джулианны, относившихся к ней так, словно она им самый близкий человек, которого они знают давным-давно, и кончая слугами, которые всегда были готовы ей помочь, даже когда она заверяла их, что прекрасно может обойтись сама.

Когда обед завершился, все общество перешло в гостиную: джентльмены решили обойтись без уединения за сигарами и портвейном. Подали ликеры, чай и кофе, а также сладости, перед которыми Габриэла устоять не могла. Она смаковала особенно удачное ореховое печенье, когда дворецкий Мартин подошел к Уайверну с рюмкой бренди на сияющем серебряном подносике.