Она вскинула руку:

— Да, я знаю, но повремени немного. Не принимай никаких поспешных решений. Обещай мне, что не скажешь пока ничего Сатли или леди Амелии, каким бы окончательным ни было твое решение.

Он не имеет ни малейшего желания жениться на Амелии Додд. Теперь он это знает, как знает и то, как заблуждался, думая связать себя с девушкой, которую не любит и никогда не полюбит. Но решил, что, пожалуй, может еще на какое-то время умиротворить свою мать. По крайней мере пока не примет окончательного решения в отношении своего будущего с Лили.

— Договорились, мама. Я обещаю ничего не говорить Сатли еще несколько недель, если таково твое желание.

Мать послала ему ласковую улыбку.

— Хорошо. — Наклонившись, она потрепала его по руке. — Спасибо, дорогой.

Кивнув, он тоже улыбнулся.

— А теперь, — объявила она, — поскольку ты дома, почему бы нам не пообедать сегодня вместе? Уверена, повар сможет приготовить одно из твоих любимых блюд. Ростбиф, быть может?

— Как бы заманчиво это ни звучало, боюсь, у меня на сегодня другие планы. Мне нужно обсудить кое-какие дела с моим секретарем, а потом я еду в оперу.

— С ней, полагаю, — сказала вдова, и улыбка пропала с ее лица.

— Да. С Лили. — Он заколебался, но потом решил рискнуть, несмотря на некоторую неуместность предложения. — Ты можешь поехать с нами, если хочешь.

Она покачала головой:

— Спасибо, нет. Кстати, Итан, завтра я перееду в свой дом.

— Тебе незачем…

— И тем не менее. Я решила остаться в Лондоне до Рождества. Начинается малый сезон, и я бы хотела немного побыть в обществе. Поэтому мне будет удобнее в собственном доме. Я приехала в Андертон-Хаус только потому, что ремонтируется моя гостиная. К завтрашнему дню эта работа должна быть закончена.

— Ну хорошо, мама. Мы непременно как-нибудь с тобой пообедаем. — Взглянув на часы, Итан заметил, что прошло больше времени, чем он представлял. — А сейчас мне пора идти.

— Ты занят. Я понимаю.

Наклонившись, он поцеловал ее в щеку.

— Не переживай, мама. Все будет хорошо.

Странная, чуть заметная улыбка тронула ее губы.

— Разумеется, ты прав. Все будет хорошо. А теперь беги.

Он задержал на ней взгляд, недоумевая по поводу ее последнего замечания. Обычно его мать — спокойная, рассудительная женщина, которая живет своей жизнью и дает жить другим не вмешиваясь. Впрочем, когда дело касается семьи, она не всегда придерживается этого правила. В ее понимании если тот, кого она любит, нуждается в «защите» — даже от него самого, — значит, все средства хороши.

Однажды, несколько лет назад, она публично дала пощечину одному из ухажеров его сестры, услышав, как тот адресовал ей несколько двусмысленное замечание.

Итан нахмурился и снова подумал о стремлении матери женить его на Амелии Додд. «Но что она способна сделать? — рассуждал он. — Не может же она заставить меня силой жениться на девчонке». Решив, что ему не о чем беспокоиться, Итан пробормотал «до свидания». К тому времени, когда он дошел до кабинета, этот разговор вылетел у него из головы.

Последние дни октября промчались, как опадающие осенние листья на ветру, приход ноября ознаменовал собой новую сессию парламента, а вместе с ней возвращение высшего света в Лондон. Хотя количество его представителей оставалось скудным в сравнении с теми, кто рассчитывает блеснуть во время светского сезона с приходом весны, аристократов собралось достаточно, чтобы устроить пару-тройку светских раутов.

Лили с Итаном были среди тех избранных, кто получал приглашения, хотя время от времени находился какой-нибудь великосветский сноб, который решал исключить Лили из своего гостевого списка в знак неодобрения ее «распутного поведения». В целом, однако, аристократия любила посплетничать, а что может быть более захватывающим, чем наблюдать за поведением любовников на людях? Особенно любовников, чьи отношения настолько страстные, что их прямо не оторвать друг от друга, даже, говорят, на одну ночь…

Однако Лили лишь частично ощущала растущий интерес, который вызывают они с Итаном, слишком сосредоточенная на собственных размышлениях, чтобы беспокоиться о мнении других. С той самой ночи, когда она поняла, что любит Итана, она пребывала в затруднении, которое продолжало мучить ее и сейчас, когда она сидела в своем кабинете, пытаясь вникнуть в записи хозяйственных отчетов. Итан отлучился на несколько часов, предоставив ей возможность позаботиться о делах насущных. К несчастью, она не слишком преуспела. Перо безвольно повисло у нее в руке, а гроссбух и маленькая стопка счетов лежали позабытые.

«Стоит ли сказать ему о своих чувствах или нет?»

Этот вопрос бесконечно прокручивался у нее в голове, как какая-нибудь навязчивая мелодия. Слишком часто в последние дни она ловила себя на том, что погружается в размышления на эту тему, замолкает, а потом прикрывает свою оплошность той или иной отговоркой. Иногда ей даже снилось, что она говорит Итану: «Я люблю тебя», а потом заглядывает в его красивое лицо и ждет ответа, которого призрачный Итан никогда не дает. И в этом заключается еще одна дилемма.

«А вдруг он не испытывает ко мне тех же чувств?»

Несмотря на время, проведенное вместе, и их неоспоримую близость, она не была уверена, что его интерес к ней простирается дальше своеобразно понимаемой дружбы. Она ему нравится, в этом сомнений нет. Но любовь? Обязательства? Семья? Захочет ли он всего этого? И что еще непонятнее, хочет ли этого она сама?

Когда она инсценировала свою смерть и убежала из дома, сменив имя в попытке порвать всю связь с прошлым, она была абсолютно уверена, что никогда не захочет выходить замуж. Брак — это тюрьма, в конце концов, клетка, в которую заманивают женщин, а потом оставляют в слезах и сожалениях, как только лишат их свободы. Но в последнее время она ловила себя на том, что стала сомневаться в подобном предположении. Ее мать претерпела два брака, которые не принесли ей почти ничего, кроме боли. И все же разве она обязательно должна повторить материнскую судьбу?

Последние несколько недель они с Итаном фактически живут вместе. Вместе едят, подолгу каждый день проводят в компании друг друга. Вместе выезжают по вечерам на светские рауты и в театр. Ночью спят в одной постели, занимаясь любовью со страстью, которая никогда не оставляет ее неудовлетворенной. А иногда просто спят, прильнув друг к другу в блаженном довольстве, о котором она никогда и не мечтала. И какое это наслаждение: каждый день рядом с ним — новое приключение, каждая ночь в его объятиях — настоящий восторг.

Но как же будущее? И есть ли у них совместное будущее или это просто ее фантазии, которые лучше было бы задушить на корню? Не говоря уж о ее обстоятельствах и том факте, что ее теперешняя жизнь построена на обмане.

Как Итан воспримет новость, реши она поведать ему правду о своем прошлом? Ибо такое откровение, едва оно будет произнесено, уже не возьмешь назад. «Осмелюсь ли я рискнуть? — спрашивала она себя. — Осмелюсь ли подвергнуть себя и свою жизнь такому риску? Осмелюсь ли довериться Итану во всем, включая свое сердце?»

И все же в конечном итоге какой у нее выбор? Как бы ей того ни хотелось, теперешнее положение дел между ней и Итаном не может продолжаться вечно. Они ведь живут не в коконе, спрятанные от реальности; ей известно, что нелепые слухи и домыслы о них уже начали распространяться в свете. На каком-то этапе им с Итаном придется принять окончательное решение. «Либо мы должны прекратить наши отношения и перестать видеться, — подумала она, и грудь ее сдавило от боли, — либо сделать следующий шаг. А единственно возможный следующий шаг — это брак… Но хочу ли я быть его женой?»

Ответ, прозвучавший у нее в голове, поразил ее, перо выпало из пальцев и покатилась. «Да, — поняла она, — я мечтаю об этом. Но хочет ли этого он?»

Однажды она отказала ему. В тот момент она больше всего ценила с таким трудом обретенную свободу. Тогда они оба испытали облегчение, оставшись свободными от супружеских уз. А что сейчас? Итан все еще относится к этому как тогда, или он тоже передумал?