— Но ведь существует кровная вражда между Низамом и семейством де Пейн, — возразил Парменио. — Тремеле знал об этом.

— Конечно знал, и вот вам еще одна причина, по которой он отправил туда Эдмунда. Он знал все об этой кровной вражде, и то, что высокородный Гуго во время одного из налетов пощадил жену Низама и ее еще не родившееся дитя. Знал, что в Хедаде де Пейну ничто не будет угрожать. То был своеобразный залог доверия. Твои родственники, Эдмунд, по каким-то причинам ничего не рассказали тебе об этой кровной вражде. Должно быть, Тремеле это понял, а сам ничего тебе не говорил, дабы ты не отказался ехать. В конце-то концов, он был уверен, что тебе ничего не угрожает.

В зале воцарилось молчание. Все сидели, вполуха прислушиваясь к звукам, долетавшим снаружи: пению рожка, лошадиному ржанию, перестуку копыт, голосам слуг, смеху у колодца, из которого набирали воду для дворца. Де Пейн внимательно посмотрел на Монбара. У Великого магистра было утомленное, осунувшееся лицо. «Сколько правды в его словах?» — подумал де Пейн. Действительно ли Уокин ведун, чародей, маг? Неужели он просто пытался отговориться от возводимых на него обвинений, а после ареста явил свою истинную сущность? Услышанное от Беррингтона казалось вполне логичным. Мало кто осмелится напасть на конвой тамплиеров, во всяком случае, на рыцаря с двумя сержантами. Уокин непременно должен был иметь в городе сообщников, и мужчин, и женщин, преданных ему так же, как фидаины Низаму. А Парменио — какова его истинная роль? Отчего Тремеле, а вслед за ним и Монбар, сочли нужным посвятить генуэзца в свои тайны? Не он ли пустил тот арбалетный болт во время разведки у стен Аскалона? С другой стороны, следовало учесть, что болт был нацелен высоковато, а в самом городе Парменио спас де Пейну жизнь. Беррингтон, Майель, Уокин… Между ними так много общего! Все трое англичане, рыцари, сражавшиеся в гражданской войне против короля Стефана в рядах войска Мандевиля, графа Эссекса. Де Пейн произнес это вслух. Беррингтон улыбнулся, Майель просто пожал плечами.

— Эдмунд, — заговорил он, лениво растягивая слова, — я ведь не скрывал свое прошлое. Я сражался на стороне Мандевиля, как и Беррингтон, как и Уокин. Это только трое из тысяч. Не забывай, Мандевиля подтолкнула к мятежу несправедливость короля Стефана, хотя нам-то было все равно — мы были обычными наемниками. И таких было много. Однако один лишь Орден рыцарей Храма постарался защитить доброе имя графа и похоронить его с почестями.

— Но, кажется, с Уокином дело обстоит иначе. Он заявил, что у него кровная вражда с королем Стефаном.

— Ну, ты же знаешь меня, Эдмунд. Я-то смотрю на все с улыбкой, а такие, как Уокин, были всем сердцем преданы Мандевилю. Они винят короля Стефана в смерти графа, считают, что руки короля обагрены кровью их вождя. Ты согласен с этим, Ричард?

Беррингтон кивнул, барабаня пальцами по столу.

— Многие английские рыцари сражались на стороне Мандевиля, — подтвердил он. — Для большинства это была обычная рыцарская служба. Но кое-кто, и правда, по-иному это все воспринимал. Действительно, когда Уокин начал показывать свое истинное нутро, он просто пылал преданностью бывшему вождю, она сжигала его, и это были отнюдь не воспоминания о делах далекого прошлого. Он даже называл короля Стефана подлым убийцей, который должен заплатить за свои преступные деяния.

— Пока довольно об этом, — решительно прервал их Монбар. — Дела в Англии меня интересуют, но в данную минуту важнее другое. Эдмунд, скажи: то, что ты услышал здесь, развеяло сомнения твои и твоих товарищей? — Великий магистр глубоко вздохнул и продолжил: — Тебя отправили с Майелем в Триполи охранять графа Раймунда, поскольку этот владетельный господин прослышал, что ему угрожает опасность. Об этом он сообщил нашему Великому магистру и просил его помощи. Тремеле, обеспокоенный побегом Уокина и исчезновением Беррингтона, направил в Триполи тебя, потомка великого рыцаря Гуго, в знак уважения к графу. Ты же, Майель, был направлен туда, ибо мог узнать Уокина. До сей поры мы так и не знаем точно, кто же организовал покушение, но наш Великий магистр, царство ему небесное, весьма из-за этого беспокоился. Он решил направить вас троих в Хедад, дабы удостовериться, что ассасины не имели касательства к этому событию, а равно на будущее получить от халифа гарантии невмешательства в подобные дела.

— А Аскалон? — спросил, откашлявшись, де Пейн. — Было ли стремление Великого магистра прорваться в город как-то связано с тобой, Беррингтон?

— Да, — ответил за рыцаря Монбар. — Слухи распространяются сами собой. На базарах давненько поговаривали о том, что захвачен некий тамплиер и продан в рабство. Дошли эти слухи и до Иерусалима. Вероятно, Тремеле заподозрил, что в Аскалоне томится доблестный Ричард, а быть может, Уокин. Это в какой-то мере объясняет овладевшее нашим Великим магистром нетерпение, его стремление во что бы то ни стало прорваться за городские стены и тот нелепый, совершенно неоправданный риск, которому он себя подверг.

— Но ведь после исчезновения Беррингтона, — заговорил Парменио, — Великий магистр, без сомнения, посылал лазутчиков или даже целый отряд, чтобы узнать правду о происшествии? Они должны были идти той же самой дорогой.

— Так и было, — отвечал ему Монбар. — В тайне от всех Тремеле отрядил туда нескольких рыцарей с сержантами. В оазисе подле Колодца Иакова они нашли следы боевой схватки, но ни единого трупа. Тремеле был человеком гордым. Бесследно исчезли рыцарь и два сержанта ордена, а тамплиер-отступник оказался на свободе. Гордиться нечем! Что же удивительного в том, что он решил прорваться в Аскалон?

— А Уокин? — поинтересовался де Пейн.

— Пропал, исчез, как мираж в пустыне, — ответил ему Монбар. — Правда, мы думаем… Впрочем, позвольте мне высказать свои соображения. Я полагаю, что Уокин, а возможно, и ведьма Эрикто с ним вместе, ускользнули из Триполи по морю. В эту самую минуту они плывут в Англию, а может быть, уже добрались до ее берегов. Есть все основания полагать, что они попытаются причинить страшный вред королю Стефану или его делу. Вам известно, что гражданская война в Англии между Стефаном и его родственником Генрихом Плантагенетом раздирает на части все королевство. — Монбар замолчал и бросил быстрый взгляд на Босо. — Владыка Тремеле очень хотел, чтобы Орден рыцарей Храма расширил свою власть и влияние в Англии. Король Стефан показал себя нашим добрым другом. Он даровал ордену имения в Лондоне и за его пределами. Следуете ли вы за моей мыслью? Я не желаю, чтобы какой-то гнусный убийца запятнал имя рыцаря Храма. Коротко говоря, — Монбар обвел рукой сидящих за столом, — магистр Босо скоро возвращается в Англию. Вы же, Эдмунд де Пейн, Филипп Майель, Ричард Беррингтон, да и ты тоже, достойный Парменио, будете его сопровождать. Перед вами стоит две задачи. Во-первых, — он поднял руку, подчеркивая значимость своих слов, — предупредить короля Стефана о грозящей ему опасности. А во-вторых, отыскать Уокина и казнить его.

— Заряжай! Запирай! Пли!

Эдмунд де Пейн отшатнулся, когда ложки катапульт рванулись вперед, посылая свои огненные снаряды на противоположный берег Темзы; воды реки вздулись и бурлили. Несколько снарядов не долетели, другие же врезались в полчища воинов, запрудивших тот берег, или, выражаясь точнее, столпившихся на секциях наплавного моста — его наводили воины Генриха Плантагенета. Если им удастся переправиться, они могут разрушить замок Гиффорд — новую крепость, спешно возведенную королем Стефаном в том месте, где Темза сужается, огибая город и мрачную громаду замка Уоллингфорд.

— Еще залп! — взмахнув мечом, прорычал своим истекающим потом воинам баннерет [77]в перепачканной красно-золотой королевской ливрее. — Еще залп до захода солнца. Зададим мерзавцам кровавую вечерню, а завтра с рассветом так же пробудим их к заутрене!