Бракосочетание прошло по квакерскому ритуалу в доме собраний, в ходе обычного молитвенного собрания, и присутствовали только Друзья. Взяв Хэтти за руку, Том провозгласил:
«В присутствии сих собравшихся я беру моего друга Хэрриет Мейнелл в жены и обещаю ей с Божьей помощью быть ей любящим и верным мужем, пока оба мы живем на свете».
Затем Хэтти произнесла ответный обет, и Том надел ей на палец кольцо Шальной Фионы. Многие плакали — не только Габриель. Потом в Белмонте состоялся прием, задуманный и организованный (причем с огромным успехом) Габриель, которая внезапно получила возможность реализовать свои доселе подавляемые представления о том, какой должна быть настоящая семейная жизнь. (Алекс, выжившая после падения, в это время ушла в тень, о чем я расскажу далее.) Брайан ходил, удовлетворенно приговаривая: «Выброшенные деньги. Слава богу, что не мы платим». Перл присутствовала как неофициальная подружка невесты, а Эмма — в роли шафера. Том просил, чтобы Эмма спел, но он отказался. Речей не произносили. Как это часто бывает на свадьбах, радостное событие свело вместе многих общительных людей, ранее не знакомых друг с другом и чрезвычайно довольных жизнью. Присутствовал Милтон Исткот. А также Стив Глатц, ныне занятый редактированием уцелевших тетрадей Джона Роберта, составлявших его «великий труд», от которого так много ожидают. Явилась и Марго ( néeМейнелл) Марковиц с мужем, евреем-адвокатом, Альбертом (который, как согласились между собой Хэтти и Перл, подействовал на нее благотворно). Верити Смолдон, хорошенькая школьная подруга Хэтти, пробила оборону, которую держал скорбящий Эндрю Блекет, и подействовала на него ободряюще. Я имел удовольствие познакомиться с отцом Стеллы, сэром Дэвидом Энрикесом, и, как и предсказывала Стелла, мы прекрасно поладили. Гектор Гейнс, недавно помолвленный с широко известной ученой дамой, явился, в частности, и для того, чтобы продемонстрировать Антее свое полное выздоровление, но при виде ее испытал весьма прискорбный рецидив. (Возможно, здесь будет уместно упомянуть, что, несмотря на всевозможные превратности судьбы, пьеса «Торжество Афродиты» была успешно поставлена — шоу должно продолжаться, как выразился Гектор — и даже привлекла благосклонное внимание лондонских критиков.) Джой Таннер впервые явился на публике как признанный жених Антеи. Он произвел плохое впечатление на городских сплетников, главным образом потому, что, по их мнению, собирался жениться на Антее ради денег. Мать Эммы, напротив, выглядела невероятно молодо и очаровала абсолютно всех. Свахи, которых на свадьбах всегда в изобилии, были уверены, что она и сэр Дэвид просто созданы друг для друга. Гэвина Оара не пригласили, но Майк Сину явился под покровительством Несты, Оливии и Валери, чтобы осветить свадьбу в «Газетт». Руби, которая больше не служит в Белмонте, пришла как гостья, но помогла Габриель и Дороти Осмор мыть посуду. Джуди Осмор по своему мягкосердечию хотела сделать приятное Габриель и надела платье, покрашенное чаем. (Она так и не узнала, что именно с ним случилось.) Зеда, украшенного белой ленточкой и красной розой, многие гладили, и немалое количество народу на него наступило. Адам, который за прошедшие месяцы вдруг решил подрасти, красовался в темном костюме, сшитом по мерке Домиником Уиггинсом. В этом костюме Адам словно парил над толпой, едва узнаваемый — высокий, стройный, серьезный, большеглазый юноша. Джордж тоже пришел, ненадолго, под эскортом бдительной Стеллы. Все знали, что он «сильно болен», но подробностей не знал никто. Многие подчеркнуто здоровались с ним, но быстро отходили.
Теперь я должен поведать, что именно случилось с Джорджем. Это трудно, потому что, как я уже сказал, у меня еще не было возможности с ним поговорить, хотя я много беседовал со Стеллой; она по-прежнему теряется в догадках насчет мужа и, может быть, даже питает по отношению к нему стойкие заблуждения. Таково уж свойство браков, даже счастливых: люди, живущие вместе, могут думать друг о друге что-то совершенно не соответствующее действительности. Это не обязательно ведет к катастрофе и даже не обязательно создает неудобства. Стелла (начну с нее) страдала от ощущения вины — возможно, гораздо более обоснованного, чем у Хэтти. У меня в мыслях сложился такой образ Стеллы: она держит Джорджа на крючке, на длинной невидимой леске, позволяет ему бегать, но держит крепко; она согласилась со мной, что эта картина ужасна. Проще говоря, Стелла полагала, что Джордж будет каким-то образом возвращен ей, «когда исполнится полнота времен», что в конце концов она, к своему удовлетворению, заполучит его обратно. А пока что она готова была наблюдать и ждать, поскольку, как она выразилась, «Джордж интересовал ее абсолютно». Можно было также сказать, «поскольку она любит его абсолютной любовью», и действительно, она любила его всей своей страстной, почти фанатичной душой. Кое-кто считал, что Стелла просто боится Джорджа, другие винили ее в том, что она его «бросила». Считалось, что смерть Розанова заставила ее вернуться, а Джорджу «прочистила мозги», в то же время заметно изменив его, хотя это изменение трудно было описать словами.
Задним числом Стелла, конечно, винила себя за то, что не вернулась к Джорджу, как ни в чем не бывало, вскоре после падения машины в канал. И действительно, вскоре после того, как она, по ее выражению, «укрылась под моей защитой», я советовал ей вернуться, но она не захотела. Стоило ей формально «сбежать», и возвращение становилось все труднее и труднее, была задета ее гордость, размышления о Джордже стали для нее занятием и удовольствием, пребывание в убежище имело свои прелести, и перерыв нес с собой обманчивое ощущение исцеления. К этой картине следует добавить, что в несомненной любви Стеллы была доля гнева и более того — жестокости, и Стелла не могла не чувствовать, что ее загадочное отсутствие каким-то образом наказывает Джорджа. Должна ли была Стелла предвидеть крайности, на которые способен Джордж? Она впоследствии считала, что да. (Здесь следует упомянуть, что Джордж, пока был слеп, рассказал Стелле все, что сделал, во всех подробностях и, насколько мог, объяснил свои мотивы.) С этим вопросом Стелла прибежала ко мне. Я искренне сказал ей, что, по моему мнению, ответ — нет. Конечно, Стеллу, как она потом смогла признать, завораживала «склонность Джорджа к насилию». Но часть ее теории гласила, что Джордж реализовал эту склонность, и, как бы странно он ни вел себя в определенные моменты, скоро, не причиняя больше никакого вреда, он вернется к ней, чтобы быть «спасенным». В связи с этим Стелла приписывала почти магическую значимость «покушению на убийство» в канале, которое должно было играть роль финального кризиса или поворотной точки. Возможно, в этом Стелла обманывалась из-за собственного тщеславия — простой и универсальной причины неудач, которой часто пренебрегают самозваные толкователи загадок человеческого поведения. Что же до предсказания, то я думаю, что убийства и самоубийства часто бывают следствием произвольных факторов, настолько незначительных и случайных, что их невозможно разглядеть с научной точки зрения. Я также должен признаться, что сам не предвидел и не ожидал случившегося в итоге.
Конечно, Стелла придает огромное значение тому факту, что Джордж после удара, поразившего его на общинном лугу, попросил отца Бернарда отвести его обратно к ней. С этого момента Джордж ни разу не упомянул о Диане. Что случилось с мозговыми клетками Джорджа в эпизоде с летающей тарелкой и солнцем-подсолнухом, пока не совсем ясно. Мозг — универсальный орган, обладающий удивительной способностью восстанавливаться после повреждений. Кстати говоря, я не согласен с теорией доктора Роуча, объясняющей события с Джорджем эпилепсией. Я также совершенно точно знаю, что Джордж, если воспользоваться довольно мелодраматическим выражением, бытующим в Эннистоне, не «побывал в руках сэра Айвора Сефтона». Слабодействующие лекарства, которые Джордж принимал в ранние дни своей новой жизни, сейчас, по словам Стеллы, он принимать перестал. Что бы ни было тому причиной — ясно, что он переменился и продолжает меняться. Незнакомые люди, увидевшие его впервые, теперь сочли бы его обычным, спокойным человеком. (Вовсе не «бледным и слабым, вроде червяка в яблоке», как некогда выразилась Стелла.) Те, кто знал прежнего Джорджа, изумлены его преображением, хотя надо сказать, что старым знакомым бывает не по себе в его обществе. Он мягок, вежлив, склонен к спокойному юмору (хотя улыбается редко), внимателен к жене, интересуется житейскими подробностями. У него даже появилось подобие светской жизни. Чего я не смог выяснить у Стеллы — возможно, потому, что ей самой не хочется этого выяснять: были ли какие-то явно очерченные участки его мозга, судя по памяти или поведению, стерты. Стелла настаивает, что он кажется нормальным. Однако иногда ей начинает казаться, что эта ненатуральная нормальность слишком хороша, чтобы быть настоящей, и что, может быть, в один прекрасный день он кинется на нее с ножом. По мере того как проходят недели и месяцы, эта мысль все реже посещает Стеллу. Джордж сидит дома и много читает. Он читает книги по истории искусства и даже конспектирует их. Однажды Стелла застала его за чтением его старых пьес, которые он, значит, все-таки не уничтожил. Еще он снова начал играть в бридж, и ходит со Стеллой (которая играет очень хорошо) на вечера бриджа к Осморам. Он не был в Лифи-Ридж у Брайана и Габриель, но вежлив и дружелюбен с ними, когда они приходят в Друидсдейл. Правда, это случается редко, так как они считают, что Стелла не очень рада их видеть. Адам и Зед, напротив, приходят часто, и встречают их с радостью. Джордж, кажется, много беседует с Адамом наедине — Стелла точно не знает о чем. Недавно я выразил надежду, что теперь, когда жизнь (по-видимому) стала более предсказуемой, Стелле пора перестать рассматривать Джорджа как занятие, поглощающее все ее время, и задуматься о возможности приложения своего блестящего ума к каким-нибудь целенаправленным, развивающим интеллектуальным исследованиям. Она сказала, что, вне всякого сомнения, так и сделает, но не сейчас, что, может быть, она что-нибудь напишет. Боюсь, что сейчас ее больше занимает ум Джорджа, чем свой собственный. Я также снова задал вопрос, который уже задавал когда-то: по-прежнему ли занимает ее Джордж после того, как стал тихим и кротким. Она очень уверенно сказала, что да и что она теперь любит его новой и лучшей любовью. Она всегда была ревниво бдительна, но теперь, когда я вижу их вместе, она кажется спокойнее и сентиментальнее, и в этом смысле, несомненно, муж является для нее полезным занятием. Я не спрашивал, что происходит в супружеской постели. Возможно, Стелла права, считая, что перемены — к лучшему, и может быть даже, что любовь, эта древняя и непредсказуемая сила, которую сбрасывают со счетов естественные науки, на самом деле спасет не только его, но и ее.
