Ноги оказались связаны не так крепко, как в прошлый раз. Передвигаться было тяжело, но возможно. Ей удалось добраться до противоположной стены. Она потянулась к отверстию, насколько это было возможно, и стала звать на помощь во всю силу легких. Она кричала раз за разом, пока не осипла. Снова села на скамью и стала ждать, не сводя глаз с люка. Минуты шли. Никаких признаков чьего-либо присутствия. Она снова принялась кричать, пока совсем не выбилась из сил.
Легла обратно на скамью. Может быть, надо выбрать иную тактику? Поговорить с ним. Попросить прощения. Убедить его, что она раскаивается.
Да, надо попробовать.
Вторник, 26 июня
Андерс Кнутас сидел в длинном, похожем на барак здании, где находились кафетерий и киоск Судерсандского кемпинга. Перед ним на столе стояла чашка кофе и бутерброд с сыром.
Часы показывали половину седьмого утра, а Эмму Винарве до сих пор не удалось обнаружить. Полиция задержала Яна Хагмана у него дома, его доставили в управление полиции. Пока не установлено, замешан ли отец в убийствах, но решено было не рисковать.
Тревога мучила Кнутаса. Жива ли Эмма? Хагман должен по-прежнему находиться на Форё. Паром и шоссе, ведущее к нему, были оцеплены сразу. Он не мог покинуть остров — разве что на собственной лодке. Такую возможность Кнутас почти полностью исключал. Во-первых, полиция прочесала побережье Форё, во-вторых, куда бы он в таком случае направился? Здесь не было шхер — никаких близлежащих островков, где можно найти пристанище. Ему вряд ли удалось бы добраться до острова Готска-Сандён или до материка — его бы обнаружили. Единственный вариант — если он взял собственную лодку и причалил где-нибудь на побережье Готланда. Нет, это тем более маловероятно.
«Значит, надо исходить из того, что он все еще на Форё», — подумал Кнутас, положил кусок сахара в рот и налил кофе в блюдце. Когда никто не видел, он всегда пил кофе вприкуску, как его отец. Прихлебывал кофе, зажав кусок сахара между зубами.
Насколько им известно, у Йенса Хагмана нет друзей или родственников на острове. По словам отца, у них нет знакомых на Форё, однако, когда дети были маленькими, они часто снимали на лето дачу в Экевикене. «Значит, эти места Хагман хорошо знает», — подумал Кнутас.
В северной части острова полиция проверила все дома, сараи, пристройки, времянки, палатки и автоприцепы. Эта работа продолжалась.
Мог ли он скрываться где-нибудь еще? Возможно, под открытым небом. Но вряд ли. Слишком велик риск. Есть ли у него сообщники? Теоретически это возможно, но на самом деле маловероятно. Всего за несколько недель он лишил жизни трех женщин. Кто захочет помогать ему? Сумасшедший, от которого можно ожидать чего угодно.
Она успела продумать несколько альтернативных планов, прежде чем люк снова открылся. На этот раз в руках у Хагмана был нож.
— Пожалуйста, прошу тебя, не убивай меня! — взмолилась она, когда он спустился по лестнице и уже стоял перед ней.
Нож он держал в руке, лезвие блестело в полумраке.
Хагман посмотрел на нее с непонятным выражением лица:
— Почему это я не должен убивать тебя?
— Я понимаю, почему ты так поступил с остальными. Мы перед тобой чудовищно виноваты.
— Ты ничего не понимаешь! — прошипел он, и в глазах его сверкнул гнев.
У нее оставалось единственное оружие — аргументация. Она продолжала:
— Я знаю, что это непростительно. Я много раз потом думала разыскать тебя, чтобы попросить прощения. Мне ужасно жаль. Но ведь мы были еще совсем дети.
— Дети? — переспросил он с издевкой. — Легко тебе говорить. Из-за вас у меня все пошло прахом. Я боялся людей. У меня ничего не получалось с девушками, я не мог завести себе друзей. Я был так ужасно одинок. Дети! — повторил он с презрением. — Вы прекрасно понимали, какую гадость делаете. Вы сломали мне жизнь. Теперь наступил час расплаты.
Эмма в отчаянии соображала, что бы еще сказать, чтобы выиграть время. При этом она жутко боялась разозлить его.
— Почему ты оставил меня напоследок? — спросила она.
— Не думай, что это случайность. Я все очень тщательно рассчитал.
— Что именно?
— Я решил отомстить всем, кто издевался надо мной, начав с самого главного мучителя. Когда я покончил с первым и самым главным, настал черед Хелены.
— Что?!
На мгновение страх отступил, сменившись изумлением.
Он посмотрел на нее в темноте:
— Моя так называемая мать. Все думают, что она покончила с собой. — Он горько рассмеялся. — Полицейские такие тупые! Они купились на мою уловку. Но на самом деле это сделал я — и получил от этого большое удовольствие. Она не имела права жить. Мать, которая рожает детей, чтобы потом наплевать на них, — кому нужна такая мать?
Теперь Йенс Хагман говорил громко, почти кричал. В бункере стало невыносимо душно.
— Так она не интересовалась тобой? — прошептала Эмма, пытаясь успокоить его.
— Я — жертва неудачного аборта. Я всегда это чувствовал. Нежеланный ребенок, — проговорил он жестко. — Но эта сука заплатила за все сполна. Она получила по заслугам! — добавил он с торжеством, глядя на Эмму.
В его глазах сверкали искры безумия.
Это открытие потрясло ее. Спасения нет! Она никогда больше не увидит своих детей. Невероятным усилием воли она сдерживала слезы, стараясь не потерять над собой контроль.
В следующую минуту над ними раздался гул вертолета. Хагман вздрогнул и прислушался.
— Сиди тихо, иначе я прибью тебя! — прошипел он. — И не смей открывать пасть.
Казалось, вертолет кружит прямо над ними. Внезапно они услышали голос Кнутаса, усиленный мегафоном:
— Йенс Хагман! Это полиция. Мы знаем, что ты в бункере. Тебе остается только сдаться. Ты окружен, мы забрали твою машину. У тебя нет шансов. Самое разумное в твоей ситуации — сдаться полиции. Выходи! Руки вверх!
Хагман так резко сдернул Эмму со скамьи, что она чуть не упала навзничь. Приставив нож к ее горлу, он приник к бойнице. Эмма увидела кусочек моря. Похоже, Хагман был растерян. Загнанный в угол, он стал еще более опасен. В душе она желала только одного — чтобы он ослабил хватку у нее на горле.
Некоторое время было тихо. Потом снова раздался голос из мегафона:
— Хагман! Это полиция. У тебя нет шансов. Выходи! Руки вверх!
Хагман стал действовать быстро и четко. Он перерезал веревку, связывавшую ее ноги, откинул люк и толкнул ее на лестницу впереди себя. Он поднимался сразу за ней. В лицо ей ударил теплый воздух. Эмма решила, что у нее есть шанс убежать. Она окажется снаружи раньше его. Лестница была такая узкая, а люк такой тесный, что они никак не могли бы протиснуться в него одновременно. Уже почти выбравшись, прежде чем сделать последний шаг, чтобы выйти из бункеpa, она изо всех сил толкнула ногой Хагмана, стоявшего позади нее на лестнице. Удар пришелся ему в лицо, он выругался. В следующую секунду она почувствовала, как его рука цепко схватила ее за лодыжку, и она рухнула на землю.
Попытка к бегству завершилась, не начавшись. Хагман прошипел ей в ухо:
— Еще один такой фокус — и ты мертва! Чтоб ты знала.
Она сощурилась от яркого света и огляделась вокруг, насколько это было возможно в ее положении. Они находились на самом краю леса: с одной стороны виднелось море, с другой — зеленые холмы. Вокруг стояли вооруженные полицейские, а на холме, чуть в стороне, — Андерс Кнутас с мегафоном в руке.
Хагман прикрылся ею, как щитом:
— Всем полицейским уйти! Иначе я убью ее немедленно! Останется только комиссар. Мои условия: машина с полным баком бензина и сто тысяч наличными в сумке на сиденье. Запас воды и питья на двоих на три дня. Если вы не выполните мои условия, я перережу ей горло. Вы поняли? И быстро! Если машины не будет на месте в течение двух часов, я убью ее.
Кнутас опустил руку, державшую мегафон. Через пару минут он ответил:
— Мы сделаем все от нас зависящее.
Он повернулся к коллеге, стоявшему рядом, и они обменялись несколькими фразами. Пять минут спустя все полицейские исчезли. Хагман стоял в том же положении, что и раньше. Эмма видела море и чаек, летавших над водой, цветущие маки, камнеломки, цикорий. От этой красоты сердце сжала боль. Она снова подумала о детях. У них только что начались летние каникулы, а она вот здесь. На волоске от гибели.