Прохожий вышел за ним. Девушка и ее мать сидели в тени ярко-желтого вяза. Девушка крепко прижалась спиной к стволу, глядя прямо перед собой, а мать лепетала что-то детское и играла с подолом дочкиного синего платья.

Фейз посмотрела на подходившего Мэтью:

— Вы — мистер Шейн?

Голос был высокий, как у ребенка. Не взрослой женщины, а семилетней девочки, подумал Мэтью. Когда слышишь его из глотки женщины за тридцать, это ненормально — но Мэтью уже увидел пустоту в ее глазах, следы пожара, выжегшего ее разум, и подумал, что она готовый пациент для вестервикских докторов.

— Нет, — ответил Мэтью. Ларк уже назвала ему имя свое и матери и имена убитых. Девушка вышла из сарая как лунатик, с совершенно пустым лицом, залитым слезами. Губы у нее были мрачно сжаты. Она открыла ладонь и показала две золотые монеты.

«Он сказал, что вы с ним в расчете — так он считает».

Она сказала это Мэтью, глаза у нее закатилась, колени подкосились, и Мэтью едва успел ее подхватить, не дав упасть. И тут из сарая показалась растрепанная женщина в синем переднике с желтой оторочкой. Она плакала и звала маму.

Мэтью понимал, что там плохо будет — в доме.

Он опустил Ларк на землю, прислонив к дереву, потом вместе с Прохожим вошел — и увидел последствия посещения мистера Слотера. Оба они не задержались там ни на секунду — в залитой солнцем кухне, где на столе стояло столько еды. Очевидно, только один человек встал из-за этого стола сытым.

Ушел, сказала Ларк, когда к ней вернулся дар речи. Не больше десяти минут назад. Через заднюю стенку сарая.

Прохожий велел Мэтью оставаться на месте, объяснил, что глупостей делать не будет, а только найдет след Слотера в яблоневом саду, после чего осторожной трусцой побежал вперед. Мэтью сел рядом с Ларк и выслушал ее рассказ, когда она смогла говорить. Фейз Линдси несколько раз спросила его, не мистер Шейн ли он, и один раз — придет ли Рут с ней играть.

Мэтью вернулся в дом, когда Ларк закончила рассказ и заплакала, закрыв лицо ладонями, — сначала тихо, будто боялась выпустить что-то такое, что было внутри, но вдруг и страшно сломалась. Сперва это был вой, такой, что Слотер должен был услышать, поднимаясь через густой лес. Потом она стала всхлипывать, дрожа, и Фейз потерлась о ее плечо, говоря детским голосом:

— Мама, не надо, не плачь! Мы завтра за кружевами поедем.

Ларк подняла искаженное мукой лицо и посмотрела на мать, а та говорила радостно:

— Для кукол, мама! Чтобы платья им шить!

Вот тогда Мэтью и вошел в дом второй раз, предпочтя молчаливое общество мертвецов мукам живых.

— А зачем ты так одет? — спросила Фейз у индейца, когда он подошел к Мэтью.

Ларк моргнула и оглянулась, будто пытаясь определить, кто же это говорит.

— Я из племени сенека, — ответил Прохожий. Женщина явно озадачилась, потому что нахмурилась и покачала головой. Потом вернулась к своему занятию — стала гладить, гладить, гладить подол платья Ларк.

Мэтью присел рядом с девушкой:

— Этого человека зовут Тиранус Слотер. Он… — Она и так знала, что он убийца, так что это можно было опустить, — …беглый каторжник. Прохожий По Двум Мирам помогает мне его выследить. Я его отвезу в Нью-Йоркскую тюрьму.

Она скривилась в горькой усмешке:

— Отвезете, как же!

— У меня с собой пистолет, у Прохожего лук и стрелы. Мы его в конце концов поймаем.

— В конце концов. И сколько же это будет?

— Сколько понадобится.

— Он сказал… что направляется в Филадельфию. Мы ему рассказали о Колдерз-Кроссинге, это несколько миль от большой дороги. — Она вдруг задохнулась, пораженная. Глаза снова наполнились слезами. — Зачем ему надо было их убивать? Зачем?

— Тише, мамочка, не надо плакать, — встревожилась Фейз.

— Мэтью! — Прохожий встал над ним. — Нельзя терять время, дневной свет уходит. Если двинемся сейчас, можем настигнуть его до темноты.

— Сейчас? — Ларк широко раскрыла покрасневшие глаза. — Вы же не можете нас так бросить? Вот с ними… вот здесь…

— Времени нет хоронить.

Это была констатация факта, сделанная с индейской грубой прямотой.

— До Колдерз-Кроссинга восемь миль. Я не могу идти с… с матерью, пока она вот такая. Одна — не могу. А если он выйдет из лесу, когда мы будем на дороге? Если он нас там поймает…

Она не договорила.

Вот почему Слотер разломал колесо фургона. Он увидел Мэтью из сарая. Ларк с матерью могли бы на фургоне добраться в город, но Слотер хотел задержать преследователей — на случай, если подкуп не сработает. И теперь у Мэтью с Прохожим обуза в виде шестнадцатилетней девушки в полном отчаянии и женщины с разумом семилетнего ребенка.

— Ты забавный, — сказала Фейз индейцу.

Он не отреагировал.

— Либо здесь торчать, либо идти. Время выбрасываем псу под хвост.

— Говоришь, как мистер Оксли, — спокойно ответил Мэтью.

Прохожий повернулся с холодной яростью на лице — вряд ли заметной, впрочем, кому-либо, кроме Мэтью.

— Ты видел в кухне то, что видел там я? — спросил он. — Почерк монстра? Если хочешь, чтобы он сбежал, продолжай стоять в тенечке. Идем мы или нет? — В раздражении, что Мэтью не ответил немедленно, он обратился к Ларк: — Седла для лошадей есть?

— Нет. Их либо в плуг запрягают, либо в фургон.

Прохожий что-то сказал на своем языке. Судя по интонации, англичанин не мог бы выругаться красноречивее.

Мэтью принял решение.

— Есть третья возможность. Они идут с нами.

— Ты сумасшедший, — ответил Прохожий в своей спокойной, но уничтожающей манере. — Лес у вершины этого холма гуще, чем тот, где мы утром шли. Мы будем ползти как улитки!

— Главное — будем двигаться.

— Ага, со скоростью девчонки и… другой девчонки. Мэтью, их нельзя туда вести! Одна подвернутая нога — и все!

— Слотеру тоже нелегко придется. Он будет двигаться быстрее нас, но след-то он оставит? — Мэтью поднял руку в кожаной повязке, сразу гася попытку Прохожего возразить. — Если он идет не в Колдерз-Кроссинг, значит, идет к большаку. Надеется там доехать, наверное. Но если его след ведет в Кроссинг, то там мы их сможем оставить.

Он показал на Ларк и ее мать. Первая слушала с неослабным вниманием, вторая абсолютно не интересовалась.

Прохожий уставился в землю. Через минуту он сухо сказал:

— Им понадобится еда. Кусок ветчины и кукурузные лепешки — вполне годится. Что-то, чтобы это нести. Плащи или одеяло — теплое, но легкое. Фляга для воды. И самые крепкие башмаки, какие найдутся.

Ларк встала, глянула на Мэтью, коротко кивнув в знак благодарности, решительно стиснула зубы и пошла в дом. Тут же ее догнала Фейз.

— Мамочка, мамочка! Ты куда?

— Я зайду туда, — ответила Ларк, остановившись у двери.

— Туда, — повторила женщина.

— Туда, в наш дом. Я должна нам взять вещи в дорогу. Ты понимаешь, мама?

— В наш… дом? — Что-то было зловещее в этом ответе. Фейз не сводила глаз с лица дочери, и Мэтью увидел, как губы женщины пытаются произнести слова. Сперва ничего не получилось, а потом раздался голос средний между женским и детским. — Я… не… твоя… мама.

— Ты, ты. Я Ларк. Ты меня знаешь?

— Ларк, — повторила она, будто впервые услышала это имя.

— Мама, мы должны уйти отсюда. Я войду сейчас в дом. Ты подождешь…

— Не ходи туда, мама! — сказала девочка, цепляясь за руку Ларк. Больно, наверное, потому что Ларк вздрогнула. — Пожалуйста. — Она подалась вперед, широко раскрыв глаза, и прошептала: — Там страшно.

— Мне там тоже страшно. Но надо. — Ларк осторожно высвободила руку. — Фейз! — сказала она. — Подожди здесь, с этими людьми.

— С мистером Шейном и этим забавным дядей?

— Да, с ними. Ты подождешь? — Что-то темное, как тень облака, прошло по ее лицу. — Сделаешь это ради мамочки?

— Да, мама. — Все снова стало хорошо в дальней-дальней и давней-давней стране. Но не совсем все. Она снова потянулась вперед и прошептала: — А у забавного дяди одежды слишком мало.

Ларк вошла в дом. Фейз подошла к Мэтью и Прохожему — не слишком близко — и снова села на землю.