Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Так как же насчет статьи? – спросил я.

– Поищи мои отчеты, – небрежно ответил он. – А как там насчет душа?

– Поищи себе лакея, – в тон ему ответил я и вышел, вконец взбешенный.

В своей кабине я часа два потел, вставляя в статью «впечатления очевидца», а потом, прихватив охрану, отправился делать покупки. Стычек с патрульными на этот раз не произошло. В витрине обсерватории Астрона я увидел объявление: «Доктор Астрон сожалеет о том, что неотложные дела потребовали его срочного возвращения на Землю».

Я поинтересовался, улетела ли ракета «Рикардо» на Землю.

– Два часа назад, – ответил один из моих провожатых. – Завтра отлегает «Парето».

Итак, теперь я уже мог говорить.

* * *

Я рассказал Фаулеру Шокену все.

И он не поверил ни единому слову.

Однако он держался достаточно тактично, стараясь не обидеть меня.

– Никто не упрекает тебя, Митч, – мягко сказал он. – Тебе много пришлось вынести. Все мы иногда восстаем против действительности. Но у тебя есть друзья, мой мальчик. Они помогут тебе. Бывают минуты, когда каждый из нас нуждается в помощи. Мой психиатр…

Боюсь, что я закричал на него.

– Ну, ладно, ладно, – произнес он все так же мягко и понимающе. – Время у нас есть. Правда, профанам нечего соваться в эту тонкую область, но, мне кажется, я кое-что в этом смыслю и постараюсь объяснить тебе…

– Объясните лучше вот это! – заорал я, сунув ему под нос подделанный номер моего свидетельства благонадежности.

– Хорошо, объясню, – он оставался спокойным. – Это еще одно доказательство твоего короткого… ну, если хочешь, бегства от действительности. У тебя был психический шок. Ты бежал от самого себя, возомнил себя другим человеком и выбрал жизнь, диаметрально противоположную той, которую вел талантливый и прилежный работник рекламы. Ты выбрал легкую и беззаботную жизнь черпальщика, загорающего под солнцем тропиков…

Выслушав все это, я уже не сомневался в том, кто из нас на самом деле далек от действительности.

– Твою чудовищную клевету на Таунтона поймет всякий, кто мало-мальски разбирается в природе наших подсознательных мотивов. Я рад, что ты высказался. Значит, опять входишь в норму. Какова наша главная задача, главная задача Митчела Кортнея, работника рекламы? Бить противника, подрывать конкурирующие фирмы изнутри, уничтожать их. Твои выдумки о Таунтоне говорят понимающему человеку о том, что ты рвешься стать прежним Митчелом Кортнеем, работником рекламы. Выраженные в символах, окутанные таинственностью подсознательного, эти небылицы о Таунтоне тем не менее понятны. А встречу с девицей по имени Хеди ты позаимствовал из детективной литературы.

– Черт побери! – не выдержал я. – Да взгляните на мою челюсть! Видите эту дырку? Рана все еще болит.

Он только улыбнулся:

– Хорошо, что ты не причинил себе большего вреда, Митч.

– А Кэти? – хрипло спросил я. – А те сведения о «консах», которые я вам передал? Условные знаки, пароли, приветствия, явки?

– Митч, – произнес он искренне. – Я тебе уже говорил, что не намерен забираться в дебри психоанализа, но все это твоя фантазия. Из ревности – это тоже результат раздвоения твоей личности на Гроуби – Кортнея – ты отождествил свою жену с этими чудовищами – «консами». «Гроуби» тщательно подтасовывает факты, чтобы его сведения о «консах» нельзя было ни проверить, ни опровергнуть. «Гроуби» устраивает так, чтобы твое настоящее «я» молчало об этих «фактах» до тех пор, пока «консы» не сменят пароль, явку и прочее. «Гроуби» действует из чувства самосохранения. «Кортней» должен вернуться, и «Гроуби» это знает. Он чувствует, что его «вытесняют», и тогда решает дождаться удобного момента. «Гроуби» подстраивает все так, чтобы еще вернуться…

– Я не сумасшедший!

– Мой психиатр…

– Вы должны верить мне!

– Борьба подсознательного…

– Говорю зам, Таунтон нанимает убийц!

– Знаешь, Митч, когда я окончательно убедился в том, что ты нездоров?

– Ну? – с горечью спросил я.

– Когда ты сочинил, будто на ячейке «консов» сидела Малая Наседка. Этот символ… – он даже слегка смутился, и щеки его порозовели. – Мне стало совершенно ясно…

Больше я не стал спорить и только в одном решил не уступать: – Мистер Шокен, говорят, что лучше не перечить сумасшедшим?

– Ты не сумасшедший, мой мальчик. Тебе просто нужна помощь, как и многим…

– Выражусь яснее. Вы исполните одну мою прихоть?

– Разумеется, – снисходительно улыбнулся он.

– Обеспечьте охрану себе и мне. Таунтон нанимает убийц. Я ли так думаю, или «Гроуби», или сам дьявол, – неважно, но повторяю, Таунтон нанимает убийц. Если вы согласитесь обеспечить охрану, я обещаю, что не буду, как вы говорите, валять дурака и даже пойду к вашему психиатру.

– Ладно, – улыбнулся он, явно потешаясь надо мной.

Бедняга Фаулер. Можно ли винить его? Ведь каждое мое слово было ударом по воображаемому миру, в котором он жил. То, что я говорил, звучало как анафема богу Торговли. Фаулер не мог этого допустить и не представлял, что мое настоящее «я» верит тому, что я говорю. Не мог же, на самом деле, Митчел Кортней, рекламный работник высшей категории, утверждать, что:

у тех, кто потребляет, и у тех, кто производит, интересы диаметрально противоположны;

большая часть населения мира глубоко несчастна;

рабочему человеку не так-то просто найти подходящую работу;

предприниматели ведут нечестную игру, всячески нарушая законы;

«консы» – вполне нормальные, разумные люди и имеют хорошую организацию.

Все это прозвучало для Фаулера как гром с ясного неба. Но Шокен умел быстро восстанавливать свое душевное равновесие. В конце концов всему можно найти объяснение, а бог Торговли непогрешим. Поэтому совсем не Митчел Кортней, работник рекламы, говорит все это, а его злой, еще не отступивший двойник, чертов «Джордж Гроуби» или еще кто-то, только не Митч Кортней.

И, как человек, действительно страдающий раздвоением личности, что наверняка привело бы в восторг Фаулера и его психиатра, я сказал себе: «Слушай, Митч, а ты и вправду говоришь, как истый „конс“. И тут же мое второе „я“ ответило: „Но я и есть „конс“. Вот так номер!“

„Ладно, – продолжался этот внутренний диалог, – что я об этом знаю? Возможно, это действительно так…“

„Да, – заключило мое второе „я“ после некоторого раздумья. – Вполне возможно…“

В нашей профессии существует такой прием – если хочешь что-нибудь выделить, создай контрастирующий фон. Сейчас, к примеру, таким фоном стали для меня взгляды Фаулера Шокена и его отношение к действительности.

„Ладно, Шокен, можешь смеяться, сколько хочешь, – думал я. – Только дай мне охрану. Мне совсем не хочется снова встретиться с таким „плодом моей фантазии“, как милейшая Хеди“.

15

Когда мы с Фаулером, Джеком О'Ши, секретарями и нашей вооруженной охраной прибыли в здание фирмы „Шокен“, Ренстеда не оказалось на месте.

Его секретарша сообщила, что он где-то на нижних этажах, и мы решили подождать. Прошел час, и я высказал предположение, что он вообще не придет. А еще через час нам сообщили, что в правом крыле здания на нижнем этаже найдено чье-то тело. Оно было настолько изуродовано, что опознать его не удалось.

Секретарша, истерически всхлипывая, открыла сейф и стол Ренстеда. Здесь мы и обнаружили его дневник с записями, сделанными в последние месяцы жизни.

Вперемежку со служебными зачетками, набросками планов предстоящих кампаний, адресами любовниц и изысканных ресторанов были следующие записи:

„Вчера он опять приходил. Говорил, что публику надо стараться огорошить. Он пугает меня… говорит, что фирме „Старзелиус“ нужны смелые и сообразительные люди… Боюсь его до смерти. Он и при жизни наводил на всех страх…

Вчера Г.В.Х. приходил снова… Я впервые увидел его при дневном свете. Я вскочил и закричал, но никто, кроме меня, его не заметил. Ну что ему нужно от меня?… Сегодня его зубы показались мне еще острее и длинней. Мне нужна помощь… Он сказал, что я никуда не гожусь, что я позорю нашу профессию…“

35
{"b":"14984","o":1}