Все это изменилось, когда ушли мы, старики. И это не потому, что мы были умнее остальных; просто мы понимали, что являемся представителями людей, представителями народа. Тогда мы, те самые представители, выходили на поле и думали о матери, об отце, о друге, обо всех… И получали истинное наслаждение, когда понимали, что отправимся праздновать наши победы к Обелиску. [37]

Мне хотелось бы, чтобы все то, о чем я сейчас говорю, услышали футболисты «молодежки». Мне хотелось бы встретиться с ними и сказать: «Парень, ты из Росарио? Приезжай на поезде, на автобусе, приходи пешком… Главное – приезжай, а потом будет видно. И играй за сборную так, как ты сейчас играешь за своих родных и близких».

Сегодня судьба многих матчей решается за письменными столами в кабинетах. И это идет только во вред игрокам: я заплатил очень высокую цену за то, чтобы защитить их, чтобы в полдень в Мексике не проводили матчи, чтобы в 1990 году коррупционеры не получили тот финал, который они хотели: Германия – Италия. Вместе мы могли бы победить все то зло, что есть в современном футболе. К примеру, матчи, исход которых предопределяли судьи. Например, в 90-м на всех углах трубили о принципах «Фэйр Плей», а уже в первом же матче камерунцы замучили нас своей грубостью! А потом, в финале, что с нами сотворил Кодесаль, тот судья! Выдуманный пенальти не имеет ничего общего с принципами честной игры. Вам так не кажется? По крайней мере, я в этом абсолютно уверен. Есть куча матчей на чемпионатах мира, судьбу которых решают судьи вместо того, чтобы оставаться незамеченными. Этого не должно быть! Полно арбитров, которые оказывают влияние на результат, делая все ради того, чтобы до финала дошли те команды, которых там хочет видеть ФИФА. Достаточно вспомнить чемпионат мира 1986 года в Мексике, когда не засчитали гол Мичела – и это после того, как мяч на полметра пересек линию ворот! И это сделали для того, чтобы Бразилия смогла идти дальше. На последнем мундиале – в 1998 году во Франции из сборной хозяев мне не запомнился ни один футболист. И это вовсе не потому, что никто из них не был мне интересен. Просто с самого начала, с самого открытия турнира было известно, что в финале сыграют Франция и Бразилия.

В Аргентине арбитров убивает высокомерие. Высокомерие! Это мне продемонстрировал Хавьер Кастрильи, когда в 1995 «Бока Хуниорс» играл с «Велесом», и единственными словами, которые я ему сказал, были: «Уважай людей!». И так вели себя они все, они не давали тебе открыть рот. Они прикрываются тем, что не всегда выигрывают те, кто должен выигрывать. Пусть же в конце концов они станут профессионалами! И пусть им не позволяют наплевательски относиться к звездам футбола; они не должны портить зрелище и вредить людям. Потому что люди приходят смотреть на Марадону, на Франческоли, на Гальярдо, и если судьи убирают их с поля, они идут против людей. Так они становятся знаменитыми, а потом появляются на телевидении. Кому они должны сказать за это спасибо? Конечно же нам, игрокам.

Я сожалею о том, что не сыграл дольше в аргентинском чемпионате. Мне очень жаль, что в моей стране меня не смогли удержать с тем, чтобы я побил национальные рекорды, чтобы я чаще выступал за сборную Аргентины, а не слушал из Италии по телефону репортажи о матчах с ее участием… Да-да, когда играли сборная или «Бока», я хватался за телефонную трубку. Я считаю, что в этом нет моей вины, я был вынужден ехать за рубеж, чтобы зарабатывать себе на жизнь.

Находясь в Италии, я подметил одну интересную особенность: в Аргентине великие игроки прошлого как правило становились тренерами команд низших дивизионов – Педернера, Грильо, Гриффа, Гандулья, Пандо, Сакки. У великих учителей, по моему скромному мнению, вырастают великие ученики. В Италии же этого не происходило. Там экс-звезды шли в депутаты, теле- и радиожурналисты, советники президента. Но «возиться в земле», как это делал почти до 80 лет дон Адольфо Педернера… Нет, увольте. А сейчас я боюсь, что мы уже потеряли эту нашу отличительную особенность. И поэтому своей задачей я вижу работу с футболистами.

Я имею в виду не только тренировку, но и все остальное. Я говорю об этом потому, что меня бесит, что все еще есть на свете футболисты, которые не хотят говорить правду и не находят в себе силы выступить против несправедливости. К примеру, сказать о том, что до сих пор есть тренеры, которые требуют с игроков деньги за то, чтобы те проходили в состав команды. В Аргентине есть тренеры, которые взимают мзду с футболистов! Я это знаю, и я выступаю против этого! Я знаю, потому что многие игроки приходили ко мне и рассказывали об этом.

Я сожалею о тех футболистах, которые звали меня выступить в суде против Рамона Диаса, и мне очень жаль, что такое могло случиться. Но еще было бы еще большим наказанием лишить игроков будущего возможности избежать того, как им будут залазить в карман. Это называется коррупцией. Коррупция – это когда тренер сборной ставит в состав травмированного игрока, чтобы «засветить» его и потом выгодно продать в Европе. И, к сожалению, я знаю, что это произошло на самом деле.

Если бы я заново родился, то попросил бы Бога, чтобы он одарил меня тем же самым. Я считаю, что он и так дал мне слишком много – возможность играть и забивать голы, которые доставляли удовольствие неаполитанцам и аргентинцам…

Я горжусь тем, что всегда был верен своим убеждениям, своим плюсам и минусам. И с этим я дожил до 40 лет и могу смотреть людям в глаза во всем мире. Я никому не нагадил больше, чем себе самому, и никому ничего не должен кроме моей семьи. Я каждый день борюсь за свою жизнь и вижу рядом с собой моих родителей, моих друзей, жену и двух дочерей, которые так изумительны, как я только мог об этом мечтать. И кроме всего того у меня есть уважение страны, которую я люблю… Да, несмотря ни на что я пользуюсь и наслаждаюсь уважением аргентинцев.

Все, о чем я рассказываю в этой книге – чистая правда, клянусь моими дочерьми. Я старался быть максимально честным во всем. О чем-то я рассказал, о чем-то нет, но главная мысль, которую мне хотелось бы до вас донести – это то, что я буду говорить правду до конца своих дней. Я не буду идти на компромисс, потому что я не выношу несправедливости.

Как я всегда говорю тем, кто приходит и хочет схитрить со мной: «Однако, Диего, если ты…». Меня, Диего, вытащили из Вилья Фьорито и пинком под зад отправили в Париж на Эйфелеву башню. На мне были штаны, одни-единственные, в которых я ходил и зимой, и летом – эти, из овечьей шерсти. Там меня попросили, от меня потребовали, чтобы я говорил то, что должен был сказать, чтобы я поступал так, как должен был поступать, чтобы я делал то, что они хотели.

И я это сделал.

Я… Я сделал то, что мог, и думаю, что у меня вышло не так уж и плохо.

Я знаю, что я – никто для того, чтобы изменить окружающий мир, однако я никому не позволю влезть и разрушить мой внутренний мир. Сломать игру… это словно как сломать мне жизнь. Никто и никогда не заставит меня поверить в то, что мои ошибки с наркотиками или в бизнесе изменили мои чувства. Ничего не изменилось. Я остался таким, каким был всегда. Это я, Марадона. Я – эль Диего.