В ответ в металлических внутренностях что-то щелкнуло.

Заветное слово отворило железную дверцу, словно волшебный сезам вход в пещеру сорока разбойников.

— Ура! — юношески восторженно закричал Томас. — Получилось!

— Слава богу!

Профессор и сеньора Тошкану одновременно потянулись к сейфу, спеша поскорее завладеть его содержимым; внутри царила густая, непроницаемая тьма. Отчаявшись защитить свое сокровище, побежденный механизм попытался скрыть его от мира во мраке, укутать мглой, погрузить в забвение. Так умирающий из последних сил борется за жизнь, хватаясь за призрачную надежду. Но глаза чужаков уже привыкли к темноте; в глубине что-то белело.

Профессор опасливо сунул руку в железный рот, чувствуя себя конкистадором в джунглях неведомой страны; ощупав гладкие холодные стенки сейфа, он вытащил на свет его содержимое, благоговейно, словно древнюю тайну или священную реликвию, бережно, как нежный цветок или хрупкую амфору, уцелевшую в круговороте времени и много веков пролежавшую в земле.

В сейфе лежали три листка бумаги.

Первые два оказались ксерокопиями старинной рукописи, которую Томаш на глаз датировал XVI веком. На беглый взгляд, рукопись казалась совершенно неразборчивой. Припомнив навыки палеографа, Норонья изучил виньетку в левом верхнем углу первой страницы и попытался прочесть идущий за ней текст.

«В год, следующий за… — даты Томаш не разобрал, — в год чумы, что опустошала главные области Кромарки, Рибу, Риштелу, Король, который ныне упокоился со святыми, в Лиссабоне… Христофора Колона, талианца, открывшего остров Сипанго для кастильской короны…»

— Что это? — спросила Мадалена.

Профессор с обескураженным видом перебирал страницы.

— Если я не ошибаюсь… — пробормотал он, — это «Хроника короля Жуана Второго» Руя де Пины. — Норонья на мгновение усомнился, но тут же окончательно утвердился в своей догадке. — Отрывок, посвященный встрече Колумба с королем Жуаном после возвращения из первой экспедиции.

— Разве это не важно?

— Ну отчего же… Важно, конечно. — Томаш рассеянно поглядел на вдову. — С одной стороны, этот текст широко известен, и никакой тайны в нем нет; с другой — ваш супруг, насколько я понимаю, был противником Пины. Видите, вот здесь, в третьей и четвертой строках? «Кристоф Колон, талианец». Профессор Тошкану как раз доказывал, что Колумб итальянцем не был.

— Но Мартиньо всегда говорил, что в сейфе спрятано главное доказательство.

— Главное доказательство? Но чего? Того, что Колумб все же был итальянцем? — Норонья раздраженно тряхнул головой. — Ничего не понимаю!

Мадалена Тошкану отобрала у Томаша бумаги и тут же принялась их изучать.

— А это что? — Внимание пожилой сеньоры привлекла карандашная пометка на обороте первого листа.

Норонья мельком глянул на страницу.

— Странное дело. — Томаш недоуменно пожал плечами. — Кодекс 632, — произнес он задумчиво. — Похоже на библиотечный номер.

— Номер?

— У каждого экземпляра в библиотеке есть свой номер. Его присваивают архивисты. Так проще понять, где хранится документ, сколько…

— Я знаю, что такое библиотечный номер, — перебила Мадалена.

Томаш смутился. Он давно понял, что Мадалена Тошкану вовсе не так проста, и под маской тихой старушки скрывается образованная женщина, любящая книги и отнюдь не чуждая серьезной науке. Годы, бедность и недавняя утрата подкосили сеньору Тошкану, но не сломили и уж точно не превратили в клушу.

— Извините, — проговорил Норонья, потупившись. — Наверное, ваш муж брал в библиотеке какой-то документ и записал его номер.

Мадалена Тошкану внимательно разглядывала пометку.

— Но почему «кодекс»?

— Это латинское слово, — охотно пояснил Томаш. — Так называют отдельные страницы рукописи, папирусы или пергаментные свитки, сложенные вместе в определенном порядке, как книга.

— И бумаги тоже?

— Пожалуй, — кивнул профессор. — Применительно к шестнадцатому веку речь, скорее, идет о пергаменте, но бывают, вероятно, и бумажные кодексы.

Мадалена достала третью страницу. На листе формата А4 не было ничего, кроме написанных от руки имени и ряда цифр.

— Граф Жуан Нуно Виларигеш, — прочел Томаш, нахмурив брови.

— Вы его знаете?

— Первый раз слышу. Похоже на номер телефона.

Вдова поднесла листок поближе к глазам.

— Дайте подумать, — она размышляла с полминуты. — Знаете, код определенно знакомый. В последнее время Мартиньо постоянно кому-то названивал.

— По этому номеру?

— Не знаю, наверное. Но код точно этот.

— Он не местный?

Мадалена, ни слова не говоря, вышла из комнаты и вернулась с толстым потрепанным телефонным справочником. Отыскав страницу с кодами разных городов, она принялась водить пальцем по длинным столбцам цифр, пока не уткнулась в нужный номер.

— Вот он! — провозгласила сеньора. — Томар.

Площадь Республики оккупировали голуби. Толстые, сытые птицы с мелодичным воркованием расхаживали по мостовой, сидели на крышах, козырьках подъездов и даже на плечах бронзового Гуалдина Пайши, огромная статуя которого возвышалась посреди площади.

Небольшая стайка облюбовала скамейку, на которую присел Томаш. Голуби клевали какие-то крошки, не обращая на человека ни малейшего внимания. Они передвигались по черно-белым плитам площади, словно крошечные пешки по гигантскому шахматному полю. Норонья сидел напротив элегантного фасада городского совета Томара, но смотреть предпочитал вправо, на церковь Иоанна Крестителя, увенчанную восьмигранным шпилем; облупившийся белый фасад покрывала затейливая лепнина в стиле мануэлино; на высокой желтоватой колокольне, под самой звонницей, красовалась характерная символическая троица: королевский герб, небесная сфера и крест Воинства Христова.

К скамейке подошел незнакомец в темно-серой тройке и галстуке, заколотом серебряной булавкой.

— Профессор Норонья? — поинтересовался он, вопросительно глядя на Томаша.

Историк улыбнулся.

— Он самый. Сеньор граф?

Человек в сером вытянулся в струнку, по-армейски щелкнул каблуками и церемонно поклонился.

— Жуан Нуно Виларигеш к вашим услугам.

Граф оказался стройным, немного загадочным красавцем среднего роста. Высокий лоб обрамляла курчавая седая грива. Но самым примечательным в его облике была не седина, не тонкие усики, не бородка клином, а взгляд, глубокий, пронзительный, почти гипнотический; этот человек казался путешественником во времени, пришельцем из эпохи Возрождения, самим Франческо Колонной, оставившим Флоренцию эпохи Медичи ради Португалии конца двадцатого столетия.

— Я вам очень признателен за то, что вы согласились встретиться, — поблагодарил Томаш. — Должен признаться, я даже не представлял, о чем пойдет речь.

— Насколько я понял из нашего разговора по телефону, вы нашли мой номер в бумагах покойного профессора Тошкану, среди документов, связанных с Христофором Колумбом.

— Верно.

Граф оценивающе оглядел Норонью, словно взвешивая все pro и contra и прикидывая, стоит ли ему доверять.

— Вам известно, чему была посвящена последняя работа Тошкану? — осторожно, словно прощупывая почву, спросил Виларигеш.

— Разумеется, — подтвердил историк. Граф хранил молчание, и Томаш поспешил убедить его, что неплохо разбирается в предмете. — Профессор Тошкану хотел доказать, что Колумб был не генуэзцем, а португальским евреем, мараном.

— А почему, собственно, вы заинтересовались исследованиями профессора?

Эти расспросы неспроста, решил Томаш. Одного неосторожного слова хватит, чтобы все испортить.

— Я профессор истории из Нового лиссабонского университета. Вдова Тошкану любезно согласилась передать мне бумаги, над которыми он работал перед смертью. Она полагает, что ее муж был на пороге великого открытия.

Граф выдержал недоверчивую паузу и спросил, сверля Норонью взглядом:

— Вы работаете на американский фонд?

От этого вопроса, заданного с самым невинным видом, Томаш покрылся испариной. От его ответа явно зависело, состоится ли дальнейший разговор. Вспомнив, с каким отвращением отзывалась о Молиарти сеньора Тошкану, Норонья почел за благо не афишировать связей с американцами. По крайней мере до поры до времени.