Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Но здесь написано молок, а не Молох.

— Молох, Молок или Мелех — не имеет значения. Правильнее всего Мелех, «царь» на семитских языках. У древних евреев он звался Молех, они соединили слова «мелех» и «бошех», «позор» на древнееврейском. Позже появился вариант «Молох» или более распространенный «Молок».

— Да-да, это кровавый царь богов, — скромно заметил атташе, боясь показаться излишне осведомленным. — Его почитали на Востоке, особенно в Моаве, Ханаане, Тире. В Карфагене родители приносили ему в жертву своих первенцев…

— Нет ли здесь Библии? — неожиданно спросил Томаш.

— Сейчас принесу, — вызвался Лоренсо, легко срываясь с места.

— Зачем вам Библия? — поинтересовался консул.

— Хочу найти упоминание о Молоке в Ветхом Завете, — ответил Томаш. — Между прочим, культ Молока долгое время связывали с мифом о Минотавре, чудовище, которое жило в лабиринте под дворцом критского царя Миноса и которому каждый год скармливали по семь юношей и семь дев. Еще его отождествляли с Кроносом, сожравшим собственных детей, финикийским Мелькартом и аммонитянским Милькомом. И это еще далеко не все. Интересно было бы выяснить, в каком контексте Молок упоминается в Писании.

— Этот Молок, оказывается, жуткий тип, — покачал головой посол. — Хотел бы я знать, почему профессор Тошкану ссылается на столь малоприятного господина.

— Я тоже.

Лоренсо положил на стол увесистый том. Томаш раскрыл Библию и углубился в чтение. Он то поспешно пролистывал страницы, то застывал, впившись глазами в мелкие строчки. Через несколько минут он торжествующе вскинул руку.

— Вот, нашел! — Он сделал паузу. — Слушайте. «Ибо нет больше храма Молока, и нет у него власти… Преступивший запрет да будет побит камнями». — Томаш поднял голову. — Видите?

— Но что же это означает?

— Все очень просто, — ответил Томаш. — Закон Моисеев запрещает приносить младенцев в жертву Молоку и карает ослушников смертью. Однако, если верить все тому же Ветхому Завету, этот закон частенько нарушали.

— Это как-то связано с посланием профессора Тошкану?

— Пока не знаю. Я лишь ухватился за знакомое слово. Чтобы прочесть зашифрованное послание, нужно найти конец нити, которая позволит размотать клубок, взломать шифр или код.

— А разве это не одно и то же?

— Что именно?

— Шифр и код.

Томаш покачал головой.

— Не совсем. Кодировка предполагает замену слов, а шифровка — замену букв. Код — шифр высшего пилотажа, в известном смысле аристократ среди шифров.

— А это? — спросил консул, бросив недоверчивый взгляд на записку Тошкану. — Код или шифр?

— Пока трудно сказать, — признался Томаш, слегка поморщившись. — Слово «молок» определенно указывает на кодировку, но остальное… — Он замолчал, вдруг усомнившись в своем наблюдении. И через мгновение решительно заявил: — Нет, остальное тоже код. — Томаш провел пальцем по двум оставшимся словам. — Вы обратили внимание на сплетение слогов, на звуковой рисунок? Нинундия. Омастоос. Это слова, господин посол, вне всякого сомнения. Шифр устроен по-другому, в нем почти никогда не бывает гласных, и выглядит все иначе, хаотически, неорганизованно, запутанно. Как произвольная последовательность согласных. Здесь же есть гласные, а стало быть, это слова. — Норонья вглядывался в таинственные письмена, лелея слабую надежду, что ему сразу удастся ухватить кончик нити, и клубок загадок размотается сам собой. Через минуту он досадливо тряхнул головой. — Нет, не понимаю. — Он прикрыл глаза и сосредоточенно потер виски. — Пожалуй, мне придется поработать над посланием в более подходящей обстановке.

— Значит, эти слова ничего вам не говорят?

Жара усиливалась, солнце нещадно терзало город, а до вечера, сулившего спасительную прохладу, было еще далеко. По какой бы дороге ни пошел Томаш в тот час, любая привела бы его на пляж; а стоило португальцу вернуться в отель, тот самый, в котором жил и умер профессор Тошкану, как зов моря сделался неодолимым. Томаш надел плавки, накинул халат, спустился в холл, попросил полотенце и вышел из отеля. Пересек улицу Мария-Китерия и свернул на знаменитый проспект Виейра-Сото. Дождался зеленого светофора, прошагал по широкой набережной, спустился по ступенькам и оказался на пляже.

Под ногами португальца шуршал мягкий золотистый песок; заглянув в пляжную лавку при отеле, он попросил шезлонг и выбрал солнечные очки. Двое служащих, оба безупречно сложенные и угольно-черные, оба в белых рубашках и одинаковых кепках, установили шезлонг почти у самой кромки воды и раскрыли над ним бело-голубой зонт с логотипом гостиницы. Томаш отблагодарил их чаевыми. Ипанему наводнили тысячи любителей понежиться на солнышке, так что яблоку было негде упасть. «Мороженое! Итальянское мороженое!» — летели над пляжем призывы торговцев.

Томаш расположился в шезлонге, старательно намазался солнцезащитным кремом, откинулся на спинку и попытался расслабиться.

Через несколько минут он приподнялся, чтобы оглядеться по сторонам. Справа от него веселилась компания загорелых юнцов; напротив расположилась пожилая дама в шляпке и темных очках; слева три подружки-мулатки демонстрировали свои безупречные тела; на вкус Томаша, даже чересчур безупречные: здесь определенно не обошлось без вмешательства пластической хирургии. «Мате с лимоном! Матия! Лимонад матия!» — надрывался кто-то за его спиной. Томаш хотел было обернуться, но передумал и снова спрятался от жестоких солнечных лучей в тени широкого зонта.

— Послушай, детка, успокойся! Не бери в голову, — раздался чей-то пронзительный голос. Томаш нехотя приоткрыл глаза и увидел лысого мужчину лет пятидесяти, который неосмотрительно торчал под палящим солнцем, прижимая к уху мобильник. — Ни один из твоих приятелей этого не стоит… — продолжал незнакомец в полный голос. Не слушать его было невозможно. — Именно, ни один. И позволь напомнить, дорогая, у тебя вообще-то есть муж.

Томаш смущенно отвел глаза от любящего бразильского папаши, на весь пляж наставлявшего дочку в интимных вопросах. Впрочем, отвлечься не составило труда. Пляж наводнили торговцы вразнос; не проходило и пяти секунд, чтобы кто-то из них не протопал в двух шагах от его головы, громогласно рекламируя свой товар. «Покупайте мате! Мате с лимоном!» Терпкий аромат щекотал ноздри, а лысый господин с мобильным телефоном продолжал рассказывать дочери, как сексуально удовлетворить ее несчастного мужа. «Горячие лепешки с сыром! Объедение! Только что из печки!» Густой запах сыра распространялся по пляжу, привлекая покупателей. «Апе-е-ель-си-и-ины! Покупайте апе-е-ельси-и-ины!» Владелец мобильника советовал дочери ублажить супруга орально: «Это то, что нужно мужчинам, дорогая!» — даже не думая хоть немного понизить голос. А тут стал подавать признаки жизни и телефон Томаша. «Минеральная вода и „кола-лайт“! Мате!» Томаш нащупал мобильный и ответил на звонок. «Мороженое! Итальянское мороженое! Джеллато и сорбет!»

— Слушаю.

— Профессор Норонья?

— Да!

— Это Лоренсо де Меллу, из консульства.

— А, здравствуйте еще раз!

— Добрый день. У меня для вас новости. У вас есть чем записать?

Томаш потянулся к портфелю и достал блокнот. Телефон пришлось поддерживать плечом.

— Я готов, говорите.

— Завтра вас ждут в Португальском королевском читальном зале.

— Ясно…

— В три часа у вас встреча с директором Национальной библиотеки. Он посвящен в детали вашей миссии и постарается помочь, чем сможет. Его зовут Паулу Феррейра да Лагоа.

— Угу…

— Записали? Паулу Феррейра да Лагоа.

— …да Лагоа. Завтра. В три. А где находятся библиотеки?

— Читальный зал на улице Луиса Камоэнса. Вы легко найдете. Это сразу за площадью Тирадентеша, в самом центре. Национальная библиотека недалеко оттуда, на площади, с которой начинается проспект Рио-Бранко. Любой таксист доставит вас туда в два счета.

— Понятно.

— Если возникнут проблемы, звоните.

— Хорошо. Я вам очень признателен.

13
{"b":"149817","o":1}