— Совет согласился, и все закрутилось, — добавил Савильяно. — Мы решили нанять лучших из лучших в этой области, самых преданных науке историков, самых сведущих экспертов, специалистов, способных выдавить крупицы истины из тех немногих документов, коими мы располагаем.

— Дело в том, — пояснил Молиарти, — что события той эпохи окутаны тайной.

— Португальские короли берегли свои секреты как зеницу ока, — согласился Томаш. — Это называлось политикой умолчания.

— Именно, — подхватил Молиарти. — Понимаете, мы рассчитывали, что со временем все эти грифы будут сняты, и нам откроется правда. На деле же оказалось, что в сохранившихся рукописях содержится больше вопросов, чем ответов, а многим из них и вовсе нет доверия. Вот зачем нам понадобились специалисты.

Томаш скептически поморщился.

— Так-то оно так, однако не стоит полагать, что приличный историк согласится выстроить гипотезу, игнорируя содержание документов. Он привык работать с источниками, воспринимая их как данность и не допуская собственных измышлений. Не стоит ждать от ученого свободного полета фантазии; он оперирует фактами, не так ли?

— Конечно, так.

— Разумеется, к любой рукописи можно и нужно подходить критически, — продолжал Томаш. — Мы должны понимать, с какой целью она создана и насколько достоверна. В этом и состоит критика источников. Но исследование базируется на документах, а не предположениях.

— Именно, — поспешно согласился Молиарти. — Именно. Поэтому мы и приглашаем серьезных историков. Людей, способных выстроить жизнеспособную концепцию вопреки нехватке источников и политике умолчания, как вы ее назвали. Нам нужны серьезные и в то же время храбрые ученые. — Он взял из вазочки печенье и надкусил. — Совет поручил нам найти таких и дать им несколько месяцев, чтобы подготовиться, прикинуть объем работы, проконсультироваться с коллегами. И я нашел подходящую кандидатуру: профессора Мартиньо Васконселуша Тошкану с филологического факультета Лиссабонского классического университета.

Томаш удивленно вскинул брови.

— Профессор Тошкану? Но ведь он…

— Верно, — со скорбным видом подтвердил Молиарти, — скончался две недели назад… У профессора Тошкану есть замечательное, по-настоящему новаторское исследование о Дуарте Пачеко Перейре и его загадочном сочинении «Сердцевина мира». Я прочел все книги профессора, и скажу прямо: меня весьма впечатлили его живой, парадоксальный ум и отсутствие почтения к стереотипам и штампам. В КУР, на историческом факультете, он пользовался всеобщим уважением.

— В КУР?

— В Католическом университете Рио-де-Жанейро, где он читал лекции, — пояснил Молиарти. — Я специально ездил в Лиссабон, чтобы уговорить профессора возглавить наш проект. — Он усмехнулся. — В надежде, что предложенный гонорар ускорит принятие решения.

— Фонд американской истории не экономит на своих сотрудниках, — похвастал Савильяно. — Мы жестко спрашиваем, но щедро платим.

— Профессор Тошкану казался нам идеальной кандидатурой, — продолжал Молиарти. — Я бы не назвал его стиль безупречным, но это беда почти всех португальских историков. К счастью, в нашем распоряжении есть несколько Хемингуэев, способных сделать из Тошкану хотя бы Джона Гришэма.

Американцы дружно расхохотались.

— А почему не Джеймса Джойса? — спросил Томаш. — Разве не он величайший английский писатель?

— Джойс?! — деланно изумился Савильяно. — Jesus Christ! Да он писал еще хуже, чем Тошкану!

— Ладно, посмеялись, и будет, — вздохнул Молиарти. — На чем мы остановились?.. Короче, узнав Тошкану ближе, я понял, что с ним будут проблемы. Профессора невозможно было заставить держаться в рамках определенного исследования. Это был на удивление недисциплинированный ум, который хватался распутывать каждый новый след, показавшийся ему интересным, даже если след заведомо вел в тупик, и у него уходило на это слишком много времени. Кроме того, Тошкану терпеть не мог отчитываться о своей работе. Я требовал регулярных отчетов, а он молчал или отделывался отписками. В один прекрасный день профессор сообщил мне, что обнаружил нечто такое, что произведет настоящую революцию в истории географических открытий. Я спросил, о чем речь, а он бесцеремонно посоветовал набраться терпения и ждать.

— И вы ждали?

— Ждали. А что нам еще оставалось?

— А потом?

— А потом он умер, — мрачно произнес Савильяно.

— Ясно, — сказал Томаш, откинувшись на спинку кресла. — Я начинаю понимать, в чем состоит ваша проблема.

Молиарти кашлянул.

— Одна из наших проблем, — он поднял указательный палец. — Но не единственная. И даже не самая главная.

— Вот как? — удивился португалец.

— Да, — признался Нельсон. — Главная проблема в том, что через три месяца от нас ждут результатов исследования, а нам решительно нечего предъявить. Профессор Тошкану был чересчур скрытным и категорически отказывался посвящать нас в ход своей работы. В результате у нас ничего нет. — Он соединил указательный палец с большим, изобразив нолик. — Ровным счетом ничего.

— Впервые за всю историю существования нашего фонда нам нечего предъявить общественности, — добавил Савильяно.

— Позор, — произнес Молиарти, склонив голову.

Американцы испытующе смотрели на гостя.

— Вот почему мы обратились к вам, — заключил Савильяно. — Мы надеемся, что вы сумеете завершить работу, начатую Тошкану.

— Я?

— А кто же еще? — подтвердил директор фонда. — Работы непочатый край, а времени мало. Монография должна быть готова через два месяца, не позже. Наше издательство способно подготовить книгу за месяц, но мы не в праве требовать от них чудес. Так что давайте условимся на середину марта.

Томаш был вне себя от изумления.

— Постойте, подождите, здесь какая-то ошибка! — Он даже подался вперед. — Я вовсе не специалист в великих географических открытиях. У меня другая специализация. Я, собственно, криптограф, изучаю древние языки, расшифровываю непонятные тексты, атрибутирую документы, оцениваю достоверность источников. Я неплохой ученый, но для ваших целей точно не гожусь. Вам нужен тот, кто серьезно занимается открытиями. На моем факультете, в Новом лиссабонском университете, найдутся блестящие знатоки той эпохи. По крайней мере, двое. Но это не я, джентльмены. — Томаш поднял глаза на американцев. — Понимаете?

Руководители фонда переглянулись.

— Мы все прекрасно понимаем, Том, — сказал Савильяно. — И никакой ошибки здесь нет.

Томаш несколько мгновений пристально глядел на собеседника.

— Наверное, я не очень ясно выразился, — произнес он наконец.

— Ну что вы, Том, вы сформулировали свою мысль совершенно ясно. Crystal clear. Скорее уж, это мы неточно выразились.

— Нам вовсе не нужен специалист по открытиям, — пустился в объяснения Савильяно. — Для этого у нас есть Нел. — Он кивнул в сторону Молиарти. — Нам нужен человек, способный разобраться с материалами, которые Тошкану обнаружил в Бразилии.

— Об этом я и говорю, — не сдавался Томаш. — Вам нужен историк, который сумеет правильно интерпретировать эти самые материалы и подготовить их к печати. Отлично! Так разве знаток великих географических открытий — не самая подходящая кандидатура? Я им не являюсь, ни в малейшей степени. Я лингвист, криптограф и ничем не смогу вам помочь. Понимаете?

— Нет, боюсь, вы не понимаете, — вздохнул Савильяно. — Он покосился на Молиарти, ища поддержки. — Нел, объясни ему, а то мы никогда отсюда не выйдем.

— Дело вот в чем, — начал Молиарти. — Как я уже говорил, профессор Тошкану был человеком весьма скрытным. Он не присылал отчетов, ничего нам не показывал и держал свои исследования в тайне. Я, конечно, пытался его расспрашивать, но прямых ответов не получал. Приходилось верить на слово. — Управляющий вздохнул. — Эта таинственность превратилась в настоящую манию. Профессор трясся над своими секретами, как настоящий параноик, он вбил себе в голову, что кто-то хочет похитить его открытие.

— Но зачем?!