Литл-Фолс,

28 августа 2004 года

Роберт проснулся рано и в первую минуту не понял, где находится. Но даже когда понял, почувствовал себя чужим в собственном доме. Голова была свежая, тело казалось налитым силой и бодростью. Все это не вязалось с домашней обстановкой. С Кэтрин. С воспоминаниями о Моссе.

Ему чудилось, что аромат тела Терри до сих пор был с ним, он вдыхал его. Кожа до сих пор помнила ее прикосновения.

Роберт никогда еще не чувствовал себя так прекрасно. Его распирало от энергии и оптимизма. Вчера у него был замечательный секс, он вновь одолел врага…

Он оглянулся вокруг. Эта комната предназначалась для Мосса. И, едва подумав об этом, он вдруг весь внутренне сжался, а на глазах блеснули слезы. Роберт повалился обратно на постель, зарылся лицом в подушку и замер.

Он ушел из дому, не разбудив Кэтрин, а лишь оставив ей записку. Он не мог смотреть жене в глаза. Написал, что Хорас срочно попросил встречи, и сбежал, как вор.

Нью-Йорк,

28 августа 2004 года

Добравшись до Манхэттена, Роберт тут же включил телефон. Его уже ждало текстовое сообщение от Терри с просьбой отыскать новый пункт — X62. Это было примерно в двух милях на юго-восток от того места, где он оставил машину, где-то в углу Томпкинс-сквер-парка. Терри просила его появиться там ровно в одиннадцать, а сейчас еще не было и десяти. Роберт решил прогуляться на восток вдоль Сорок второй улицы до станции метро «Брайант-парк», а затем добраться подземкой до «Дилэнси-стрит».

День выдался на редкость солнечным. В городе царило оживление. Близился съезд Республиканской партии. Еще на выезде из туннеля он обратил внимание на бойцов Национальной гвардии в новеньком камуфляже, которые сменили там дорожных полицейских. В чистом небе завис дирижабль Нью-Йоркского департамента полиции. Где бы ты ни находился, подняв глаза, тут же натыкался на него взглядом. То и дело по улицам с включенной сиреной проносились полицейские машины сопровождения прибывающих на съезд высоких гостей. Вот прямо мимо Роберта проехала кавалькада из пяти черных лимузинов с тонированными стеклами и флажками на бамперах. Полиция была повсюду. Оказавшись на Таймс-сквер, он по журналистской привычке не удержался от того, чтобы не обменяться парой слов с одним из служителей закона.

— Готовы к съезду, офицер?

— Готовы ко всему, сэр.

— К демонстрациям протеста, что ли?

— Я сказал: ко всему. Вы находитесь сейчас в самом безопасном городе мира, сэр. Поднимите глаза, взгляните на крыши. Ничего не видите? Это хорошо. Только знайте, что на каждой сидят по два снайпера.

Многие ньюйоркцы уехали на выходные из города. Участники съезда и их противники подтягивались пока к местам сбора довольно вяло. Но по всему уже чувствовалось, что грядет что-то очень важное — или хорошее, или плохое. Размеренная, рутинная жизнь уступала место жизни, наполненной событиями. Стабильная, привычная обстановка потихоньку сдавала свои позиции.

Ему страшно хотелось увидеться с Терри. Выскочив из метро на «Дилэнси-стрит», он тут же включил телефон. Тот, пискнув и настроившись на спутники, сообщил, что до пункта оставалось еще около полумили на север. Роберт зашагал по Эссекс-стрит.

Приближаясь к Хьюстону, он на минуту поднял глаза на огромные куранты, висевшие на стене водокачки. Его поразило, что порядок цифр был безбожно нарушен: 12, 4, 9, 6… Зажмурившись на мгновение и вновь открыв глаза, он увидел, что ничего не изменилось.

Когда он оказался в юго-западном углу Томпкинс-сквер-парка, телефон сообщил, что он находится в непосредственной близости от объекта. Роберт принялся озираться. Терри нигде не было видно. Часы показывали без пяти минут одиннадцать. Он растерянно переминался на месте с ноги на ногу.

Где же ее, черт, носит? Она же обещала!..

Наконец ему надоело ждать у моря погоды, и он вступил на территорию парка. У расставленных прямо на улице шахматных столиков сгрудились полдюжины игроков. Один из них громко говорил по-испански. Никто не играл. Роберт присел у свободного столика и стал ждать, сам не зная чего.

Он по-прежнему чувствовал себя превосходно, каждая клеточка его организма живо помнила о том неземном блаженстве, которое он испытал накануне в объятиях Терри. Достаточно было прикрыть на минутку глаза, как перед его мысленным взором тут же вставали супер эротические картинки вчерашнего дня.

Он глянул на экранчик пискнувшего телефона: «Включена навигация. Погрешность — 75 футов».

Вдруг кто-то присел за столик у него за спиной.

— Не оборачивайся, Роберт, — услышал он знакомый мужской голос. — Нам пришла пора поговорить.

— Адам?!

— Не оборачивайся, я сказал.

— Какого черта?!

— Это святое место. Памятник людским страданиям. Ты знал об этом? Из года в год на протяжении как минимум веков — только бездомные, отчаяние, боль утраченных надежд и веры. Впрочем, не все так мрачно. Видал этот парк и хорошие денечки. Особенно если знать, где искать.

— Где Терри?

— О ней мы еще поговорим, не переживай.

— У тебя все хорошо?

— Нет, дружище, у меня все плохо. Все очень и очень плохо.

— Что происходит?

— Ты меня спасаешь, если не ошибаюсь. Очень рассчитываю на тебя.

Роберт попытался обернуться, но его грубо схватили за плечо.

— Не дергайся, я же просил. Очень прошу.

— Я не понимаю, что происходит, Адам.

— Не привлекай к себе чужое внимание. Делай вид, что радуешься жизни, подставляя лицо солнечным лучам. Говори тихо. Резких движений избегай. Скоро я тебя отпущу, а пока расслабься и немного передохни.

Роберт скрежетнул зубами от злости.

— Ты спросил, все ли у меня хорошо. Я в опасности, Роберт, в большой опасности. Но не только я — мы все. Ты начал свою партию, и тебе нужно будет доиграть ее до конца. Обратной дороги нет.

— Я…

— Погоди. Игра, в которую мы все так или иначе вовлечены, очень серьезная. Она ведется не на жизнь, а на смерть. Меня заставили войти в нее. У меня не было выбора.

— Заставили?

Адам издал сардонический смешок.

— Заставили — это еще мягко сказано. На меня навалились с такой силой, что я света белого невзвидел. А белый свет — это так красиво.

— Неужели ты не можешь куда-нибудь слинять?

— Нет, от этого не убежишь.

— Я хочу тебе помочь.

— Спасибо, дружище. Ты всегда был особенным человеком, Роберт. Даже когда казался банальным. Ты честен, прям и решителен. При этом ты даже не догадываешься о силе, которая заключена в тебе. Ты не знаешь о себе самом ровным счетом ничего. Помнишь ту ночь пожара, когда ты спас нас с Кэтрин? С тех самых пор мы повязаны одной веревочкой, и крепко — нравится тебе это или нет.

— Каким образом повязаны? Что именно ты имеешь в виду?

— Объясню. Представь себе двух сестер-двойняшек, в поведении которых наблюдается одна прелюбопытная особенность: обе носят только либо черное, либо белое, но никогда не надевают одновременно одежду одного и того же цвета. И делают это не специально, просто у них так получается. И как бы далеко они друг от друга ни находились, расстояние никак не влияет на эту их особенность — прямо телепатия. Ученые даже изобрели этому какое-то научное определение.

— Припоминаю, что о чем-то подобном говорил Эйнштейн и добавлял, что не верит в существование такой невидимой связи между близнецами, ибо ей нет научного объяснения. Знаешь, Адам, я склонен согласиться с Эйнштейном.

— Этому феномену как раз есть научное объяснение. В лабораториях проводятся соответствующие опыты с фотонами. Первый эксперимент, если мне не изменяет память, состоялся в Париже тридцать лет назад. Правда, исследовались не цвета, а закономерности движения. Но мы не будем сейчас углубляться в это. Я просто хотел подчеркнуть, что между нами возникла особая связь.