Он обнял ее за плечи и крепко прижал к се­бе. Она не сопротивлялась, позволяя гладить се­бя по спине, более того — уже сама вытащила из брюк его рубашку, жадно лаская под ней на­прягшиеся мышцы спины.

Она впервые ощутила себя женщиной, впер­вые вела себя так, как хотела. И, Боже, она дей­ствительно хотела его!

Его губы скользнули вниз по подбородку и дальше по шее, распаляя ее все больше и боль­ше. Она поддалась его ласке, чувствуя, как в ней зарождается желание, и закрыла глаза в ожида­нии того, что будет дальше. Когда он стал рас­стегивать пуговицы на блузке, ей даже не при­шло в голову сопротивляться. Она с нетерпением ожидала, когда его пальцы коснутся ее кожи. Ах, как она этого ожидала!

Его рука легла ей на живот, пальцы с томи­тельной осторожностью пришли в движение. Она ощущала жесткость его ладони, и этот контраст нежной женской кожи с более грубой мужской был настолько восхитителен, что она не смогла удержаться от сладостного вздоха. Когда он слег­ка сжал рукой ее грудь, у нее вырвался невольный стон.

— Я хочу тебя, Лайза, — пробормотал Майкл прямо в ее губы.

Его слова вторглись в сознание, отразившись, как эхо, у нее в сердце. Она уже открыла рот, чтобы сказать, что желает его тоже, но слова не шли с языка. Внезапно она ощутила нерешитель­ность. Ее охватила неловкость и какое-то напря­жение. Майкл, уловив перемену в ее настроении, поднял голову и взглянул на нее.

—Я сказал что-нибудь не то?

—Нет, я просто…

Майкл кивнул, прочитав нерешительность в ее глазах. Он запахнул на ней блузку и медленно застегнул.

— Может быть, оно и к лучшему. Никто из нас еще не готов всерьез к тому, во что это мо­жет вылиться.

Она вздохнула и вновь опустилась на подуш­ки.

—В том-то и вся проблема, Майкл. Я не знаю, куда нас заведет. Для меня это так же трудно, как сесть в автобус, не зная, на какой остановке выходить.

—Готов биться об заклад, что ты ощущаешь именно это. Тут мы с тобой различаемся. Я, на­пример, не стал бы думать, что такое ад, если бы знал, что мне уготован рай.

—С твоей удачливостью весьма возможно, что ты туда и попадешь. Мне же… я ощущаю се­бя так, словно живу в чужой стране, где никто не может понять меня, а я не понимаю нико­го, — вот вся история моей жизни.

Он бросил на нее внимательный взгляд.

— Это звучит так, будто твой дом, где ты рос­ла…

Она предостерегающе, с каким-то испугом взглянула на него.

—Мой дом не имеет никакого отношения к тому, о чем я говорила.

—Ой, ли! Разве кто-нибудь в твоей семье зна­ет, какова ты на самом деле? Не та Элизабет, ка­кой ты кажешься, а та, какая есть? Имеют ли они хоть малейшее представление о том, как ча­сто ты ощущаешь себя отщепенкой?

Она опустила голову; упавшие на лоб волосы помогли скрыть боль, исказившую лицо.

—Давай не будем говорить о моей семье, ладно?

—А почему?

Она сверкнула на него глазами.

—Потому, что это тебя не касается.

—Это так похоже на тебя, Лайза. Стоит кос­нуться чего-то для тебя важного, как ты тут же начинаешь изворачиваться. Можешь не отвечать мне, но я буду задавать вопросы до тех пор, пока ты не сдашься и не начнешь говорить. Почему бы нам не сберечь время? — Он сделал корот­кую паузу. — Давай начнем с чего-нибудь по­проще. Скажи мне, почему ты никогда не ходила на мои матчи, когда мы учились в школе? Ее глаза вспыхнули от удивления.

—Откуда ты знаешь, что я никогда не ходила на твои матчи?

—Потому что я всегда высматривал тебя.

—У тебя что, не было занятия поинтересней?

—Представь себе. Так почему же ты не при­ходила?

—Потому что не люблю футбол.

—Не верю в это. Ты любишь игры. Здесь должна быть другая причина.

—В числе твоих болельщиц была Кэтрин, и на нее все обращали внимание, а мне это было неприятно. Не думала, что мое отсутствие кто-то заметит. — Элизабет пожала плечами.

—Здесь ты ошибалась. Очень может быть, что ты так же ошибалась и кое в чем другом!

Она не ответила, выскользнув из кровати, прежде чем он успел остановить ее.

— Сейчас у нас нет времени для подобных объяснений. Пора и о деле вспомнить, мне уже лучше. Спасибо за то, что помог мне!

Майкл в отчаянии замотал головой.

—Ты неисправима! Если не хочешь говорить, так и скажи!

—Хорошо, я не хочу говорить. Но тут другое. Как ты сам сказал, никто из нас не готов к то­му, чтобы это продолжалось. — Она заставила себя взглянуть ему прямо в глаза и выдержать его испытующий взгляд. — Нас разделяет слиш­ком многое.

—Это верно. В ту самую минуту, когда я на­чинаю думать, что разгадал тебя, ты удивляешь меня вновь. — Он улыбнулся. — Должен при­знаться, твой финт с этими парнями сегодня опять сбил меня с толку, и надо сказать, основа­тельно.

—Я была сбита с толку не меньше, — при­зналась она. — Не знала, что и делать. Обычно мужчины не выхватывали меня из толпы.

Майкл с задумчивым видом кивнул головой.

—Возможно, если ты прекратишь разбивать им носы, они чаще будут позволять себе подо­бное.

—После тебя я никому еще не сломала нос, а это было десять лет назад, — ответила она, скрывая улыбку.

—Если не в физическом, то в моральном от­ношении ты можешь быть весьма крутой леди. Я думаю, Криста боится тебя до смерти.

Эта хорошенькая, живая брюнетка, которая произвела на нее впечатление невероятно уверен­ной в себе женщины? Элизабет с недоверием взглянула на него.

—Что-то не верится.

—Это потому, что ты не видишь себя со сто­роны, как видят тебя другие, как вижу я.

—Ты уже говорил об этом, но я не поняла. Будь добр, объясни.

Майкл покачал головой, затем взял ее за пле­чи и нежно повернул лицом к зеркалу.

— Посмотри на себя, Лайза… хорошенько по­смотри! Может быть, тогда ты сама найдешь от­вет. — Он сделал несколько шагов к двери и за­думчиво остановился, склонив голову. — Ты мне везде мерещишься.

Он закрыл за собой дверь, а Элизабет, бросив единственный раздраженный взгляд на свое ото­бражение, отвернулась от зеркала. Она уже виде­ла себя тысячи раз и не испытывала ни малей­шего желания вновь разглядывать курносый нос, веснушки на щеках и чересчур большой рот. Что толку! Но… тут ее взгляд вновь обратился к зер­калу. Ее припухшие губы казались мягкими, и она непроизвольно прижала к ним руку, вспо­мнив, как целовал ее Майкл, какие слова он ей нашептывал.

Румянец выступил на ее щеках. Пытаясь из­бавиться от какого-то непривычного, сладкого смятения, она включила телевизор. Звук не смог отвлечь ее мысли от Майкла, и даже попытка за­няться разбором своих заметок о парке не дала желаемого результата — беспокойство не прохо­дило. Сосредоточиться и найти облегчение в ра­боте, как это было раньше, не удавалось.

«Проклятый Майкл с этим его умением за­лезть человеку в душу!» Он заставил ее задумать­ся о многих вещах, и ей это не нравилось. Он не знал ее родных, едва знал ее саму. Откуда он так хорошо разбирается в человеческих взаимо­отношениях? Она вздохнула: «Ничего не помога­ет!» Ну, можно ли быть в хорошей рабочей фор­ме, когда она так злится на него и даже призна­ет, что он отчасти прав! Сейчас для нее самое неподходящее — общаться с человеком, которо­му она, по-видимому, нравится… да нет, не по-видимому, на самом деле. Если бы характер у нее был не столь… однобокий, что ли, более гар­моничный!.. Но она не такая! Она все еще про­должает подлаживаться под других.

Понимание этого пришло к ней, как порыв пронизывающего ветра в жаркий день, и внесло еще больше беспокойства в ее и так страдающую душу. Она никогда не могла вписаться в свою семью, как ни старалась, ей никак не удавалось вжиться в ту роль, которую навязывала реклам­ная фирма, где она работает. Мало того! Ей даже пришлось заставить себя с риском для своего здоровья посетить этот ужасный аттракцион, и только для того, чтобы угодить Чарли.

Она встала и вновь подошла к зеркалу, и то, что в нем увидела, глубоко огорчило ее. Грустное зрелище! Кошмарное!

Элизабет натягивала свитер, чтобы отпра­виться в парк, когда зазвонил телефон.