— О, потрясающе! — воскликнул он. — Этот зеленый свитер не только подчеркивает ваши прелестные формы, но и под стать рыжим кудрям, а ваши глаза сверкают, как изумруды! — Он отступил на шаг, окидывая ее оценивающим взглядом. — А вы ведь чертовски красивы! И подозреваю, отлично знаете это.

Она села. Затем, стараясь скрыть смущение, склонилась над тарелкой супа.

— Раз уж вы одобряете… Я всегда ужасно переживаю, когда одета не так, как надо.

Он снова рассмеялся, на этот раз открыто и заливисто, Какой мелодичный звук! Ханна решила, что ей нравится его смех. Очень нравится. А это опасно!

А когда он уселся напротив нее и придвинул к себе тарелку, она подумала, что и улыбка его ей тоже нравится. Хотя и без нее он был необычайно хорош. Но когда она освещала его лицо, то в нем появлялось что-то неотразимое… а когда покидала, оно становилось печальным. Как закат солнца, подумала Ханна.

— Майкл Девлин, — произнес хозяин коттеджа, поглядывая на нее исподлобья. — А вы?

— Ханна Чандлер. — Она вежливо протянула правую руку. Еще не поздно продемонстрировать хорошие манеры. — Спасибо за приют, Майкл Девлин. Я уже начала паниковать, и тут появились вы.

— Паниковать? — переспросил он, пожимая протянутую руку.

Ханна постаралась не замечать ту реакцию, которую вызвало его прикосновение. «Ах, Боже мой, — одернула она себя, — когда я сидела сзади него на мотоцикле, то была к нему гораздо ближе».

— Я просто не знала, как добраться до дома, — пояснила она. — Видите ли, я искала уединенное местечко, чтобы спокойно порисовать. И так, чтобы никто не помешал. Стоило мне расположиться в людном месте, я то и дело была бы вынуждена прерывать работу и вести беседы с шатающимися вокруг зеваками. Хорошо еще, когда они просто стоят за твоей спиной и не пытаются давать советы. Итак, я оказалась в полном одиночестве. Когда машина не завелась, я… Вот тут-то и пришлось пожалеть, что вокруг нет ни души. Потом начался этот ужасный дождь, и я совсем скисла. Не могла даже радио включить. Ни позвонить домой, ни позвать на помощь. — Она замолчала, робко взглянув на своего собеседника. — У вас есть телефон?

Он покачал головой, молча продолжая есть суп.

— Нет? Даже сотового?

Он снова отрицательно покачал головой.

— Почему?

— Я слишком дорого ценю свое одиночество.

— Понимаю, — согласилась она, но ту же снова заметила: — Но телефон… Это невероятно, в наши дни у всех есть телефон, либо дома, либо в машине.

— Я — не все. И потом, это не мой дом.

— Не ваш?

— Нет, я хочу сказать, скорее это просто место, где я иногда отдыхаю, — пояснил он.

Он не хочет говорить на эту тему. Что ж, она не станет настаивать. Зачерпнув ложкой суп, Ханна поймала несколько кусочков цветной капусты, затем украдкой взглянула на него. Майкл Девлин внимательно наблюдал за ней.

— Чем вы занимаетесь? — спросила она.

Их взгляды встретились в безмолвном вызове, ни один не готов был отступить.

— Так… свободный художник, — ответил он. — Честно говоря, я приехал сюда… чтобы хоть на время забыть о делах.

Она поняла намек. Холодная отчужденность тона не укрылась от нее, хотя ответ прозвучал вполне вежливо. Но она вспомнила, что сама без приглашения вторглась в его жизнь. А он имел право на уединение, как и она.

— Понимаю, — кивнула Ханна. — Я тоже приехала сюда, стремясь подальше убежать от всего и от всех! — Она тихонько рассмеялась, покачав головой. — Угораздило же меня! Теперь они не спустят с меня глаз!

Его ложка замерла на полдороге ко рту.

— Кто — они? Объясните, что вы имеете в виду?

Ханна безнадежно махнула рукой.

— Видите ли, у меня довольно-таки большая семья, где все считают своим долгом заботиться друг о друге. Когда обнаружится мое исчезновение… Будут беспокоиться обо мне еще больше. У вас есть братья? — вдруг спросила она, понимая, что если есть, то ему будет проще понять ее.

— Двое, — ответил Майкл, и его брови сошлись на переносице.

— Надо же, у меня тоже двое! — воскликнула Ханна. — И еще кузены… самый старший мне как брат, — подчеркнула она. — Я знаю, что они желают мне добра, но порой просто невыносимы… Вы понимаете, этакие командиры. Вечно указывают мне, что я должна делать и чего не должна, или стараются мне помочь в том, что я могу прекрасно сделать сама. Честно говоря, слишком много опеки. Гораздо больше, чем хотелось бы. Я взрослая женщина, и мне совершенно не нужно, чтобы кто-то, пусть даже старший брат, все время руководил мной! — Она скорчила гримасу. — Вы думаете, я неблагодарная? О, это отнюдь не так. Я ценю их заботу… и не смогла бы жить без их любви, но мне нужно свободно дышать, понимаете? Вот почему я оказалась здесь. Необходимость побыть одной… — Она замолчала. Опустив глаза, молча водила ложкой по тарелке. Потом снова посмотрела на мужчину, что сидел напротив. — Я полагаю, вы приехали сюда по той же самой причине?

— Угадали. — Его тон был вежливым, но улыбка растаяла без следа. Он отвернулся и неторопливо поднялся со своего стула. — Хотите еще супа?

— О нет. Спасибо. — Она отрицательно покачала головой. — Оказывается, я ужасно хотела есть, но не чувствовала голода. Шторм выбил меня из колеи… Разволновалась из-за машины, и потом, мои работы…

— А эти эскизы значат для вас что-то особенное?

— Ничего особенного, — сказала она после минутного колебания, — и вместе с тем все. Рисование всегда было моим… хобби.

— И что же? — поинтересовался он, когда она замолчала.

Ханна подняла голову. Казалось, он видел ее насквозь.

Она с трудом проглотила комок, подкативший к горлу. А он и глазом не моргнул. Молча продолжал наблюдать за ней и ждал ответа.

— А мне хотелось бы, чтобы это было больше чем хобби, — наконец пояснила она скорее для себя, нежели для него. — Знаете, мы все лелеем глупые мечты, которым никогда не суждено осуществиться. Я столько времени потратила на это занятие, и, возможно, все зря. — Она рассмеялась, но это был невеселый смех. Ей вдруг стало неловко за свой рассказ, более откровенный, чем хотелось бы.

Он покачал головой:

— Вы ошибаетесь, Ханна Чандлер. Мечты — это совсем неплохо. Это все равно что иметь цель, к которой стремишься. Просто люди называют это по-разному… но на самом деле разницы нет. Это то, что подпитывает нас, чего мы хотим достичь. То, что поддерживает нас, когда дни особенно ненастны и одиноки.

Ханна изучала его лицо, стараясь запомнить каждую черточку. Он выглядел искренним и, казалось, говорил убедительно. Но она уже поняла, что звук его голоса способен заставить ее поверить любому слову. Тем более сейчас, когда она не сомневалась, что слова идут от сердца.

— Мечты и реальность могут быть очень далеки друг от друга, — возразила она.

— Или так близки, что стоит только протянуть руку — и ты возьмешь то, чего хочешь больше всего, — тихо обронил он. — Чего вы хотите больше всего, Ханна?

Это был не простой вопрос. Пожалуй, Ханна могла бы ответить, что вполне довольна своей жизнью. Во всяком случае, большей ее частью и не хотела бы ничего менять, Но в глубине души она жаждала большего… И именно этот трепетный огонек заставил ее сегодня сбежать из дома, подальше от повседневной суеты, чтобы иметь возможность побыть одной и заняться любимым делом.

И она с такой невероятной страстностью предалась рисованию, что даже не заметила, что творится вокруг. Это желание давно преследовало ее, но она не выражала его открыто, зная, что это вызовет неизбежный конфликт с той жизнью, которую вела ее большая семья. Тогда почему же она делится своими сокровенными мыслями с первым встречным? Почему старается объяснить ему вещи, которые никогда ни с кем не обсуждала?

С другой стороны, что ей мешает быть честной? Он задал вопрос и ждет ответа. Он готов выслушать ее. Ей даже казалось, что он читает ее мысли и, более того, понимает их. Так, может быть, в этом причина ее откровенности? Она хотела бы, чтобы искусство стало делом ее жизни, а не просто хобби. И все же, все же она чувствовала себя так, словно признание вырвали у нее помимо ее воли.