— Мы же прославились на всю страну. Твое кресло плюс размеры здешних экранов — мы и ста метров пройти не успеем…

— Правильно, давайте останемся тут и сдохнем! — радостно предлагает Бетани. — Потонем все вместе, как дружная семья!

Хватаю мобильник:

— Попробую еще раз. Если прозвонимся, то хоть узнаем, где они сейчас находятся. И скажем, что мы тут. По идее, пресс-конференция должна бы уже закончиться, ведь правда?

Физик кивает. Набираю номер телефона Неда, но линия молчит.

Вокруг нас снуют люди в желтых формах, направляя вновь прибывших к мостику и дальше, к широкой площади перед стадионом. Пока я перенабираю цифры, по телевизору показывают новые сцены сумятицы, царящей на дорогах и в воздухе, после чего включается живое вещание с «Погребенной надежды». В непроглядном мраке дня залитая светом вышка возвышается среди волн, будто заколдованная крепость. Главный инженер Ларе Аксельсен отвечает на вопросы журналистов, слетевшихся на наспех организованный брифинг. Судя по тому, как они дрожат в своих дождевиках, на платформе стоит жуткий холод. Далеко внизу ворочается мрачное море. Снова набираю Неда, и снова безуспешно. Аксельсен и еще кто-то из начальства «Траксорака» заявляют: ни на поверхности дна, ни в самой скважине никаких необычных процессов не наблюдается. Следующий вопрос. Приглушаю звук и вжимаю молчащий телефон в ухо. Признать поражение я не готова. Ларе Аксельсен демонстрирует репортерам подводного робота и сделанные им снимки скважины, из которых явствует, что никаких аномалий там нет.

Я снова принимаюсь терзать телефон, и вдруг сзади раздается судорожный вздох. Оборачиваюсь. Глаза Бетани округлись, ноздри трепещут, ее всю трясет.

— Вот оно! — шепчет она. — Началось! Я чувствую! Что-то случилось с ее дыханием: она хрипит, ловит ртом воздух и вдруг складывается пополам, как будто от удара в живот.

— Бетани? — Но она далеко. Корчится в судорогах, обхватив голову по-прежнему связанными руками, словно прячется от невидимой опасности. — О боже. Бетани, ради бога, только не сейчас.

— Погоди, — говорит физик и выпрыгивает из машины.

Как на пружине, голова Бетани откидывается назад, и она издает пронзительный, нечеловеческий вопль, похожий на свист кипящего чайника, закатывает налитые кровью глаза, потом снова сгибается пополам и бьется в конвульсиях такой силы, что машина ходит ходуном. Фрейзер Мелвиль распахивает заднюю дверцу и пытается прижать извивающееся тело к сиденью.

Краем глаза замечаю, что один из парковщиков смотрит в нашу сторону. Помахав коллеге, он показывает на странно раскачивающийся автомобиль и решительным шагом направляется к нам. Мосластый и тощий, как новорожденный жеребенок, парень без труда протискивается между бамперами припаркованных машин, срезая путь. Пока я смотрела в окно, физик изловчился и спихнул ноги Бетани на пол, после чего рывком подтянул ее в сидячее положение, забрался на сиденье рядом с ней и захлопнул дверь, оказавшись таким образом в заточении.

— Руки! Скорее развязывай! — подгоняю я.

Желтая куртка уже в двух шагах. Физик торопливо распутывает узел шарфа.

Прищурившись, парковщик заглядывает в салон:

— У вас все в порядке?

Бетани уже не беснуется, но ее все еще колотит. Широко раскрыв рот, она делает огромный глоток воздуха.

— Конечно, — говорю я, приспустив стекло. — Волнуется девочка, вот и все. Еще бы!

Похоже, парковщик что-то заподозрил. Может, узнал нас по фотографиям из новостей?

Посиневшие губы Бетани кривятся. Она пытается что-то сказать. Кашляет.

— Все, уже началось. Я чувствую, — выдавливает она. Голос у нее глухой и слабый — голос призрака.

Взгляд физика устремлен на один из огромных уличных экранов перед входом в стадион.

— Она права, — говорит он — рассеянно, как будто в ответ на какую-то свою мысль. — Смотрите.

Журналисты на «Погребенной надежде» в панике вскакивают. Что-то их напутало.

— Меня зовут Калум. Я тут работаю, — говорит желтокурточник. Уходить он явно не собирается. — Может, врача вызвать?

— Нет, спасибо, с ней все в порядке. Мы просто смотрим новости, — неуверенно говорю я, показывая на экран. — Там что-то происходит.

И это чистая правда. Изображение вдруг начинает дергаться. Ларе Аксельсен хватается за стул, пытаясь удержаться на ногах, но в следующий миг его отбрасывает в противоположную сторону, и он вылетает из кадра, будто брошенная подушка. Камера едет назад, беспорядочно подпрыгивает, а затем вдруг описывает окружность. Наверное, ее уронили. На экране видны перевернутые, бегущие ноги. Слышны бессвязные выкрики.

Потом раздается глухой удар.

Калум ошеломленно распахивает глаза.

— Первый толчок, — шепчет Фрейзер Мелвиль.

Изображение меняется. Вид сверху — ярко освещенная вышка раскачивается из стороны в сторону и вдруг замирает. В следующую секунду, медленно и как будто задумчиво, все сооружение начинает крениться вбок, зависает под неестественным, невозможным углом, а затем, с почти балетной грацией опускающегося на колени верблюда, огромная башня начинает погружаться в море. Ослепительная оранжевая вспышка, потом — гаснущие один за другим огни. Дальнейшее происходит так быстро, что подробности различить почти невозможно. За какие-нибудь две секунды вышка исчезла, растворилась в пучине волн, как будто ее никогда и не было.

— Я же вам говорила, — шепчет Бетани. — Началось.

Сигнал прервался. Экран идет полосами, потом пустеет. Увидев свой шанс, Бетани хватает Калума за желтый рукав и притягивает так близко, что его ухо оказывается у самых ее губ. Тот отшатывается и пробует высвободить руку, но Бетани держит его цепко.

— Настал твой час! — хрипит она. — Ну что, готов к вознесению?

Тут она заливается мерзким хохотом, а я вижу: он ее узнал. Вырвав рукав, парень срывается с места, бежит, лавируя между машинами, и что-то кричит в переговорное устройство.

— Спасибо тебе, Бетани, — вздыхает физик. — Запасного плана у нас, я так понимаю, нет.

Он прав. Желтые куртки стекаются со всех сторон, но бежать нам некуда. Нечего и пытаться. Тем более человеку, который и ходить-то не может.

— Если это был первый толчок, сколько у нас времени? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. В ногах роятся целые стаи колючих мурашек.

— Никто не знает. Я бы сказал, от силы час. Представь себе реактивный самолет, который летит к нам. — Он говорит так размеренно и тихо, что я почти успокаиваюсь. — Судя по структуре гидратного слоя и того, что под ним, следующий оползень будет из разряда катастрофических. Скорость распространения цунами равна квадратному корню ускорения силы тяжести, умноженному на глубину воды.

Сглатываю. В горле сухо, как в пустыне.

— Это у вас, физиков, такая манера прощаться?

Он зажмуривается и молчит. Внутри меня зарождается протяжный, отчаянный вопль. Не проходит и минуты, как наша машина оказывается в кольце из пяти желтых курток. За их спинами пронзительно, будто воющая сирена, кричит женщина:

— Сюда! В сером «ниссане»! Эта та девочка, которую ищут! Бетани Кролл! Одержимая дьяволом, я по телевизору видела!

Вокруг нас собирается толпа — в основном мужчины, на лицах которых отражается весь спектр эмоций от страха до ярости. Некоторые поливают нас бранью. Поспешно прихлопнув кнопку, запираю все дверцы. Ужас стиснул мне горло; пытаюсь сглотнуть, но не могу. Фрейзер Мелвиль смотрит в пространство перед собой. «Сюда!» — зовет чей-то голос. В машину заглядывают все новые и новые лица, а кто-то даже прижимается носом к лобовому стеклу. По крыше барабанят кулаки, отовсюду несутся требования открыть дверцы.

— Скорее!

— Она здесь, в машине!

— Бетани Кролл!

— Дочка Леонарда Кролла! Ее похитили!

Возникший ниоткуда охранник с широким, приятным лицом жестом просит собравшихся отойти от машины. Толпа нехотя повинуется. Охранник встает, расставив ноги, на незанятом парковочном месте рядом с нами. В нашу сторону он не смотрит — очевидно, ждет подкрепления. Держится он со спокойной уверенностью человека, который знает свое дело и получает от него удовольствие. Бетани даже не замечает его появления — стиснула пальцами голову и раскачивается из стороны в сторону, будто малыш, который отчаянно пытается сбежать из плена своей кроватки. На ее лице и горле выступили бусины пота. Фрейзер Мелвиль обреченно вздыхает.