— Оказавшись в лавке, вы заперли дверь на задвижку, чтоб никто не мог войти и помешать вам. И отвели своего доброго друга в подсобку, где вас никто не видел. И вонзили ему в сердце нож для колки льда. И оставили сидящим в туалете.

— Но к чему мне было убивать его?

— Да к тому, что он мог помешать вам делать деньги. Кроме того, у него хранилась целая куча копий, которые он успел написать в свободное время, и он собирался уничтожить их. Вы решили, что они стоят денег, и, возможно, не ошибались. К тому же у него имелись улики против Барлоу. И если б я оказался за решеткой, вы могли бы вплотную заняться Барлоу и шантажировать его до тех пор, пока не высосали бы все соки. И стоило Тернквисту проболтаться, мне или кому-либо еще, вы бы лишились этого куска пирога. Вы решили убить его, зная, что если это произойдет в моей лавке, то, вполне вероятно, меня обвинят и в этом убийстве, и уж тогда мне не отвертеться. И выкручивать руки Барлоу стало бы проще.

— Так значит, я убил его в вашей лавке?

— Да.

— Убил и вышел?

— Не сразу. Вы все еще находились в лавке, когда я вернулся. Дверь была заперта изнутри, я же оставил ее защелкнутой на один автоматический замок. И тот факт, что она оказалась заперта, означал, что вы все еще были там. Должно быть, затаились где-нибудь на складе или в подсобке, а потом, когда я отпер дверь, незаметно выскользнули. Кстати, именно этот момент представлял для меня наибольшую загадку, поскольку вскоре в лавку явилась посетительница… — я бросил многозначительный взгляд в сторону Элспет Петросян, — а я и не заметил, как она вошла. Сперва я даже думал, что это она пряталась в подсобке и убила Тернквиста, но к чему ей было это делать? Возможно, вы выскользнули, когда она входила, или же во время моего разговора с ней. Потому как разговор этот был очень долгим и бурным, и я уверен, вы вполне могли выбраться из лавки незамеченным.

Он поднялся на ноги, и Рей Кирчман тут же вскочил. Фрэнсис Рокленд уже стоял и приблизился к Джейкоби на расстояние вытянутой руки.

— У вас нет никаких доказательств, — сказал Джейкоби.

— Мы обыскали вашу комнату, — ласково заметил ему Рей. — И обнаружили там столько краденых книг, являющихся, кстати, собственностью города, что вполне хватило бы открыть маленькую библиотеку.

— Ну и что с того? Это же так, мелкая кража.

— Ничего себе мелкая. Около восьмисот наименований. Срок за каждую краденую книжку, конечно, не большой, но попробуйте сложить, вот вам и наберется вполне полновесная отсидка.

— Это клептомания, — сказал Джейкоби. — У меня болезненная тяга к похищению библиотечных книг. Опасности для общества это не представляет, к тому же я рано или поздно их возвращаю. Вряд ли это преступление можно квалифицировать как убийство.

— И еще мы нашли там несколько картин, — сказал Рей. — Наверняка подделки, но я в этих делах не больно смыслю. Вот мистер Льюис, тот специалист. Одно могу сказать: все они без рамок. И что вы, интересно, скажете, если все они окажутся работами вашего приятеля Тернквиста, а?

— Он их мне подарил. В знак дружбы. И попробуйте доказать, что это не так.

— А у нас имеется один парень, заходивший к другу в том же доме. И что, интересно, вы будете делать, если он подтвердит, что видел, как вы перетаскивали эти самые картины из комнаты Тернквиста в свою? И было это уже после того, как художника убили, но до того, как обнаружили тело. Посмотрю, как вы станете это объяснять. Плюс еще записка в комнате Тернквиста с именем и адресом Берни — точь-в-точь как та, что найдена на теле убитого. А что, если это окажется ваш почерк, а не Тернквиста, а?

— Ну и что это доказывает? Да, я записал для него имя и адрес.

— И еще позвонили в полицию. И сказали, что, если мы хотим знать, кто убил Тернквиста, надо спросить Берни Роденбарра.

— Может, кто-то звонил. Но это был не я.

— А что, если я скажу, что все поступающие в полицию звонки записываются и что запись голоса может служить идентификации личности с тем же успехом, что и отпечатки пальцев?

Джейкоби промолчал.

— А потом мы обнаружили в вашей комнате еще кое-что, — сказал Рей. — Покажи ему, Фрэнсис.

Рокленд сунул руку в карман и извлек оттуда нож для колки льда. Все присутствующие уставились на этот нож, и Ричард Джейкоби тоже не сводил с него глаз, и будь я проклят, если мне не показалось, что он вот-вот хлопнется в обморок.

— Вы его подбросили, — слабым голосом произнес он.

— А как, интересно, вы объясните, что на нем найдены следы крови? И что группа этой крови в точности совпадает с группой крови Тернквиста, а?

— Наверное, я забыл его в лавке, — пробормотал Джейкоби. — Хотя нет, это невозможно. Я выбросил его в канализационный люк в Демпси. Или же нет, ошибаюсь, я бросил его на пол, в лавке, и… Нет, нет, сейчас я совершенно точно вспомнил: он был у меня в руке, когда я выходил.

— Чтобы прикончить меня, если б попытался вас остановить, — вставил я.

— Вы и понятия не имели, что я был в лавке. И не заметили меня. Никто не заметил, никто не пошел следом. Никто не видел, как я вышел оттуда, пряча нож под курткой, завернул за угол, дошел до Бродвея и выбросил в первый попавшийся на глаза люк… Да, именно!.. — Он возбужденно вскочил на ноги. — И вам его оттуда сроду не достать! Так что все это сплошной блеф! — добавил он, обращаясь к Рею. — И если там, на этой вашей штуке действительно кровь, то принадлежит она кому угодно, только не Эдди. Кто-то подбросил мне этот нож, и никаким орудием убийства он не является!

— Ну, тогда, наверное, в комнате у вас хранился еще один точно такой же, — сказал Рей. — И теперь, когда вы объяснили, где искать тот, первый, особых проблем, думаю, не возникнет. Это не иголку в стоге сена искать. Может, вы желаете сообщить нам что-то еще, а?

— Ничего я не желаю, — ответил Джейкоби. — Ни слова больше не скажу.

— Вот тут вы абсолютно правы, старина, — заметил Рей. — Вы имеете право хранить молчание, не отвечать на…

Ну и так далее, в том же духе.

Рокленд увел Джейкоби, и Рей Кирчман сказал:

— Что ж, теперь нам предстоит самое интересное. — Он вышел на кухню и вскоре вернулся с моим пятифутовым цилиндрическим футляром. Снял с него крышку и вынул свернутое в рулон полотно. Развернул его и, провалиться мне на этом месте, оно показалось страшно знакомым.

Барнет Ривз спросил, что это такое.

— Картина, — ответил ему Рей. — Еще один из этих самых Мундрейнов, только подделка. Тернквист нарисовал ее для Барлоу, а тот продал Ондердонку и выкрал после убийства. И ей тютелька в тютельку подходит сломанная рама и обрывки полотна, которые мы обнаружили рядом с телом Ондердонка в шкафу.

— Не верю, — заявила миссис Барлоу. — Никогда не поверю, что мой муж настолько глуп, чтобы оставить подобную улику, даже не попытаться уничтожить ее.

— Очевидно, он просто не имел такой возможности, мэм. И потом, как он мог ее уничтожить? Бросить в мусоропровод, что ли? А если бы потом ее нашли? Нет, он спрятал ее в надежном месте, с тем чтобы явиться позже и спокойно заняться уничтожением улик. Мне удалось выяснить это с применением особой методики расследования, находящейся на вооружении нашей нью-йоркской полиции.

О, Бог ты мой!

— Короче, — добавил Рей, протягивая полотно Орвиллу Уайденеру, — вот, прошу вас!

Уайденер уставился на него, словно на собаку, притащившую в дом какую-то падаль.

— Что это значит? — спросил он. — Зачем это вы мне суете?

— Но я же только что объяснил, что это такое, — ответил Рей. — Я передаю вам картину в обмен на вознаграждение.

— Какое еще вознаграждение?

— Тридцать пять тысяч долларов, которые ваша компания обещала выплатить человеку, нашедшему картину. И вот я передаю вам эту картину при свидетелях и желаю взамен получить причитающееся мне вознаграждение.

— Да вы, должно быть, из ума выжили! — рявкнул Уайденер. — Вообразив, что мы станем отваливать такие деньги за ничего не стоящую подделку.