И слышались смешки.

Велосипедисты.

«Не у-бе…»

Кто это может быть в такое время?

«…гай ка…»

В такое время никто не ездит на велосипедах, кроме…

«… бан-чик…»

…них.

Прощай, рекорд.

Нет. Это не они…

Они медленно приближаются. Не спеша.

— Эге-ге-ге-е-е-е-е-е!

Это они.

Этот дурацкий смех, резкий, как скрежет ногтя по доске, и прерывистый, как крик осла, отвратительный, не к месту, неестественный…

Баччи…

У Пьетро перехватило дыхание.

Баччи…

Только придурок Баччи так смеялся, ведь для того, чтобы так смеяться, нужно быть таким придурком, как Баччи.

Это они. О боже, нет…

Пьерини.

Баччи.

Ронка.

Кто угодно, только не они!

Эта троица желала его смерти. И самое абсурдное заключалось в том, что Пьетро не знал почему.

«Почему они меня ненавидят? Я им ничего не сделал».

Если бы он знал, что такое реинкарнация, он бы решил, что эти трое — злые духи, наказывающие его за что-то, совершенное в прошлой жизни. Но Пьетро уже научился не ломать подолгу голову над тем, почему несчастья преследуют его с такой настойчивостью.

«Да и ни к чему это, в конце концов. Если тебе суждено получать тумаки, ты их получишь, и всё тут».

В двенадцать лет Пьетро решил не тратить время на пустые размышления о причинах вещей. Так было только хуже. Кабаны не думают о том, почему лес горит, а фазаны — о том, почему охотники стреляют.

Они просто убегают.

Это единственное, что остается. В подобных ситуациях нужно смываться со скоростью света, а когда тебя загоняют в угол — сворачиваться, как ёж, и пусть все перебесятся и утихнут, как град, заставший тебя на прогулке в поле.

Но теперь-то что делать?

Он быстро перебрал в уме разные возможности.

Спрятаться и пропустить их.

Конечно, он мог спрятаться в поле и переждать.

А здорово было бы стать невидимым! Как та женщина из «Фантастической четверки». Они проезжают мимо и не видят тебя. Ты стоишь, а они тебя не видят. Круче не бывает. Или еще лучше — вообще не существовать. Чтобы тебя просто не было. Чтобы ты даже не родился.

«Брось. Думай!»

Спрячусь в поле.

Нет, это глупость. Они увидят. А если тебя ловят, когда ты прячешься, как кролик, жди серьезных неприятностей. Если ты показываешь, что боишься, — это конец.

Может, лучше всего повернуть назад. Сбежать к самому стрелковому клубу. Нет. Они будут его преследовать. Он видел их фонари, а они — его. А для этих умственно отсталых нет лучшего развлечения, чем славная ночная охота на Говнюка.

Они будут счастливы.

Преследование?

Он знал, что может ехать быстро, быстрее всех в школе. Но в соревнованиях он проигрывал. А кроме того, сейчас он выдохся.

Он выдохся, у него ноги словно ватные и пальцы одеревенели.

Он долго не протянет. Он сдастся, и тогда…

Единственное, что оставалось, — ехать вперед, спокойно (внешне), проехать мимо, поздороваться и надеяться, что они его не тронут.

Да, так и надо сделать.

Они были уже в пятидесяти метрах от него. Приближались неспешно, болтали и смеялись и, возможно, думали о том, чей это велосипед едет им навстречу. Сейчас он различал низкий голос Пьерини, фальцет Ронка и хихиканье Баччи.

Все трое.

В боевом строю.

Куда они едут?

Конечно, в Искьяно Скало, в бар, куда же еще?

Он угадал: троица направлялась именно туда.

А чем еще им заниматься? С тоски помирать, драться друг с другом, играть в «морская фигура на месте замри», уроки делать? Нет, припереться в бар, смотреть, как старшие играют в карты, и попытаться стырить пару жетонов со стойки бара, чтобы сыграть пару раз в «Mortal Kombat».

Черт побери.

Только об этом все трое и думали.

Единственная проблема заключалась в том, что один лишь Федерико Пьерини мог делать все, что пожелает, послать отца подальше и шляться до поздней ночи. А у Андреа Баччи и Стефано Ронка возникали некоторые трудности в отношениях с родителями, однако они, стиснув зубы и нарываясь на ругань и шлепки, следовали за своим главарем.

Они ехали рядом, в темноте, посередине дороги.

Спокойные, как стая молодых гиен на охоте.

Гиены, псовые с африканских равнин, живут стаями. Молодые особи, однако, образуют свои группы, отдельно от семьи. Они охотятся вместе, помогая друг другу, но подчиняются правилам жестокой иерархии. Устанавливается она во время ритуальных схваток: главой над рядовыми членами стаи становится самый крупный и смелый (альфа) самец. Они жадно блуждают по саванне в поисках пищи. И никогда не нападают на здоровых животных. Только на больных, старых и маленьких. Окружают антилопу, сбивают ее с толку тявканьем, кусают — у них мощные челюсти и острые зубы, — пока она не падает, и в отличие от кошачьих, которые сразу ломают жертве позвоночник, едят ее прямо так, живьем.

Федерико Пьерини, альфа-самцу гиен, было четырнадцать лет.

Он все еще учился во втором классе средней школы, так как дважды оставался на второй год.

Американские нейрофизиологи проводили исследования групп заключенных в Соединенных Штатах. Отобрав самых жестоких и злобных (грабителей, насильников, убийц и т. д.), они проанализировали их электроэнцефалограммы. Они использовали не стандартный энцефалограф (ЭЭГ), анализирующий общую мозговую активность, а более сложный, способный зафиксировать активность разных отделов коры мозга. Они покрыли череп испытуемых электродами, а потом показывали им документальный фильм о производстве спортивной обуви.

Нейрофизиологи заметили, что в большинстве случаев у подопытных активность лобной части была слабой и менее выраженной, чем у нормальных (хороших) людей.

Лобные доли мозга отвечают за восприятие информации, поступающей из внешнего мира. Другими словами, за способность сосредоточиться, например, чтобы посмотреть фильм и, даже если он смертельно скучный, досмотреть его до конца не отвлекаясь, не поднимаясь с места, не беспокоя соседей, в худшем случае — сопя и то и дело поглядывая на часы.

В результате этого исследования можно выдвинуть гипотезу, что жестокие люди не способны сосредоточиться, и это несомненно связано с их вспышками агрессии. А поскольку жестокие люди постоянно испытывают беспокойство, подавить которое они не в силах, вспышки агрессии служат для них своего рода разрядкой.

В общем, если вы случайно помяли чужую машину и водитель выходит, сжав кулаки, с намерением размозжить вам голову, не пытайтесь задобрить его, подарив ему книжку о кометах или абонемент на кинофестиваль, — это не поможет. В такой ситуации лучше всего, как сказал бы Пьетро Морони, смыться.

А все эти рассуждения мы привели, чтобы объяснить два факта:

1) Федерико Пьерини был самым злобным из окрестных парней.

2) Федерико Пьерини был абсолютно не способен к учебе. Учителя говорили, что он не может сосредоточиться, подтверждая тем самым выводы американских нейрофизиологов.

Федерико, высокий, худой, хорошо сложенный парень, уже брил усы и носил серьгу в ухе. У него был орлиный нос и маленькие глазки, угольно-черные и вечно прищуренные. В падающей на лоб черной как смоль челке сверкала седая прядь.

Он обладал всеми необходимыми свойствами, чтобы стать вожаком стаи.

И он умел им быть.

Держался нагло, самоуверенно и принимал решения сам, но умел внушить подчиненным, будто они тоже в этом участвуют. Он не ведал сомнений. Ничто, даже самое страшное, казалось, почти его не задевало, словно у него выработался иммунитет к страданию.

«А мне на все наплевать!» — повторял он.

На самом деле так оно и было. Ему было наплевать на отца, которого он называл жалким неудачником и бабой. Наплевать на бабушку, жалкую слабоумную старуху. Наплевать на школу вместе со всеми придурками учителями.

«Достали на х…» — была его любимая фраза.

Стефано Ронка, маленький, смуглый, с густой шевелюрой и постоянно влажными губами, был суетлив как блоха на амфетаминах. Всегда готовый сдаться при нападении, он охотно наносил противнику удар в спину. Говорил он высоким, как у всезнайки-кастрата, голосом, наглым надрывным тоном, бесившим всех окружающих; у него был самый длинный и острый язык в школе.