И миссис Бернс, экономке в замке Уинтэш, на владения которой до сих пор ни разу не покушалась леди Аманда, также предстояли неприятные полчаса. Время от времени бросая взгляд в записную книжку, в которой находился список самых неотложных дел, «дочь купца», как миссис Берне называла ее про себя, доказала ей, что она очень хорошо знает, как следует вести хозяйство такого масштаба.
– Но леди Аманда сказала… – предприняла попытку укрепить свой пошатнувшийся авторитет миссис Бернс и сразу же была остановлена.
– Леди Аманда мне очень благодарна за то, что я приняла на себя эти неприятные повседневные обязанности, миссис Бернс, – услышала она тихий, но твердый ответ.
Миссис Берне ни секунды не сомневалась в точности этого высказывания, поскольку вдова покойного графа никогда со дня ее прибытия в Уинтэш не вмешивалась в хозяйственные дела. Миссис Берне, так же как и мсье Филипп, стояла перед выбором: либо склониться перед новым авторитетом, либо уволиться. Как и он, пока что она решилась объявить перемирие.
Оба и не предполагали, что Леонора громко, с облегчением вздохнула, когда закончила эти неприятные разговоры. Ей пришлось собрать все свое самообладание, чтобы дать служащим необходимые указания и не ударить в грязь лицом перед ними. Как смогла бы она объяснить своему супругу возможное увольнение повара или столько лет проработавшей у них экономки, Леонора просто не представляла. Хотя он и признал за ней права хозяйки дома, но насколько далеко распространялась ее компетенция, было совершенно неясно.
С облегчением захлопнула Леонора блокнот с записями и решила пойти к себе и сесть за письменный стол. Нужно ли просить у Уинтэша разрешение на то, чтобы заказать каталог с образцами занавесей, или его согласие на подбор новых ковров для холла и библиотеки?
Почему, собственно?
С момента оглашения завещания, то есть уже два дня, она видела супруга, как и до сих пор, только в столовой. Но после того, как лорд Уинтэш здоровался и придвигал ей стул, он уделял ей внимания не больше, чем лепным украшениям на потолке. Тон в разговоре за столом задавала леди Аманда, если только она не предпочитала принимать пищу в одиночестве, в собственных покоях.
Леоноре было трудно решить, какой вариант ей нравился больше. Без вдовы покойного графа беседа Феннимора и Герве вращалась исключительно вокруг сельского хозяйства, разведения лошадей и спорта. С леди Амандой ее супруг мило болтал о людях, событиях и развлечениях, о которых она не имела ни малейшего представления. В последнем случае, правда, в молчании ей составлял компанию виконт Февершем. Она спрашивала себя, делает ли он это от скуки или потому, что ему нечего сказать?
Заметив, что погрузилась в размышления, Леонора энергично призвала себя к порядку. Был старый рецепт, которому она следовала с тех пор, как научилась думать. Чем больше работы и различных обязанностей взваливала она на свои плечи, тем быстрее пролетал день и тем легче удавалось заснуть вечером. Усталость тела и духа помогала избежать нежелательных сновидений, которые печалили ее и рождали в ней желания, которым никогда не суждено было исполниться.
В маленьком салоне, который вместе со спальней, гардеробной и комнатой для шитья образовывал отведенные ей в замке Уинтэш апартаменты, она села за изящный дамский письменный стол и открыла книгу записи расходов, которую с явной неохотой передала ей миссис Бернс. С присущей ей основательностью Леонора пробежала глазами ряды цифр, складывая и проверяя.
Шорох в соседней комнате внезапно привлек ее внимание, и она поняла, что Джейн зашла в спальню и вместе с одной из служанок начала наводить там порядок. Непринужденный разговор, который доносился через полуоткрытую дверь, свидетельствовал о том, что девушкам и в голову не приходило, что их госпожа может сидеть рядом и слушать их.
– Скажи-ка, правда, что лорд Уинтэш еще ни разу не спал здесь? – поинтересовался прерывающийся от любопытства, писклявый голос.
– Какое тебе дело! Занимайся лучше подушками!
Леонора обрадовалась, что Джейн была так лояльна по отношению к ней, но другая девушка не унималась.
– Я никогда не думала, что он так быстро женится, – захихикала она, и Леонора предположила, что «он» – это, скорее всего, ее супруг, Герве. – В конце концов, леди Аманда – очень красивая дама! А о том, что он ее обожает, известно всем и каждому!
– Не говори глупостей, – возмутилась Джейн. – Она его мачеха!
– Ну и что? Ты же не будешь спорить, что он смотрит на нее, как кошка на блюдце со сметаной? И она мурлычет в ответ! Спорим, они любовники!
Леонора прижала руку ко рту, что помогло ей не вскрикнуть в последний момент. Герве и леди Аманда? Невозможно! Или все же?..
– Тебе бы нужно укоротить твой длинный язык, – взорвалась между тем Джейн. – Как только можно иметь такое грязное воображение?
– Воображение? – Другая возмутилась так сильно, что голос ее сорвался на визг. – Тогда мои фантазии также и то, что она его принимает, лежа в постели, и надетая на ней ночная сорочка настолько неприлична, что гладильщица краснеет, когда начинает ее гладить?
– Каждому в доме известно, что у леди Аманды слабое здоровье. Неужели ей нельзя принимать гостей, когда она больна и не может встать с постели?
Как окаменевшая, слушала Леонора этот спор, который давал ответы на многие бродившие и у нее в голове вопросы.
– Ты наивна, Джейн! – возразила другая девушка язвительно. – Для тебя эти леди вне критики. Но вот что я тебе скажу: они не лучше и не хуже нас. Черт знает, по какому праву именно они появились на свет на шелковых простынях. Наша сестра работает, не разгибая спины, и должна быть счастлива, если выйдет замуж за конюха или слугу, прежде чем помрет родами пятого или шестого сорванца!
– Бетти, грешно тебе так говорить!
– С каких это пор правда стала грехом?
Горечь, звучавшая в этих словах, почти так же задела Леонору, как и злая перепалка, невольной слушательницей которой она была. Она не отваживалась даже перевести дух. Сжав край стола руками, так что проступили косточки, Леонора ожидала ответа Джейн.
– Недовольство и зависть – вот грех! А если миссис Бернс заметит, что ты так небрежно заправляешь простыни под матрац, тогда тебе уже не придется слишком долго гнуть свою прекрасную спину на Уинтэшей!
Молчание. Горничная, видимо, сказала свое последнее слово, потому что несколько позже Леонора услышала стук двери, означавший, что обе удалились.
Леонора выдохнула воздух, который так долго задерживала в себе, и встала так резко, что стул отлетел и ударился о стену. Ее сердце бешено стучало. В это время взгляд девушки невольно упал на сверкающее, в золоченой раме, овальное венецианское зеркало, которое висело над камином.
Леонора видела в нем свое отражение – портрет одетой в мрачные тона полноватой особы с широко раскрытыми светлыми глазами на мертвенно-бледном лице. Перед ее внутренним взором вместо этой картины возник образ леди Аманды – со струящимися по плечам серебристыми локонами, в кружевном неглиже, которое не скрывало совершенства ее фигуры.
Какое значение могла иметь разница в возрасте? Ни один мужчина в своем уме не удостоил бы юную леди Уинтэш и приветливым словом, если бы он мог рассчитывать на расположение леди Аманды или уже обладал им…
Машинально Леонора провела рукой по своим гладко зачесанным назад волосам. Ни одна прядь не выбилась, но замедленное движение пробудило подспудную тоску ее сердца по нежности и симпатии. Никто никогда не утолил эту тоску. Она была одинока. После смерти отца еще более, чем когда-либо раньше.
Пока он был жив, Леонора могла, по крайней мере, поддерживать иллюзию о том, что он ее любил, что он лишь прятал свои чувства за внешней грубостью. Теперь он умер, и ей никогда не узнать, права она была или нет.
Однако… Руки Леоноры опустились. Письмо! Силы небесные, она совсем забыла о письме отца! Где же оно? Она попыталась привести в порядок путаницу своих мыслей, сосредоточиться. После оглашения завещания она убрала письмо в карман юбки, а из-за унизительной ссоры с мужем это совершенно вылетело у нее из головы!
