— И что будет?

— Увидишь.

Нас ослепила вспышка, и мы от неожиданности подпрыгнули.

Я прижалась щекой к его волосам. Не хотелось, чтобы мои глаза попали в кадр. В них было полно заботы о том, как нам теперь добраться до дома. Яркий свет вспыхнул опять, и я поцеловала своего мальчика в голову. Пусть на снимке будет видно, как я его люблю.

Еще одна вспышка, и я улыбаюсь в камеру и стараюсь согнать с лица страх.

Ну как мне найти безопасное место среди людей?

Из кожи вон лезешь, и никакого результата.

Мы гуляли по пирсу, и Леонард смотрел под ноги, но в темноте сквозь щели в настиле уже ничего не было видно.

Полоску фотобумаги с нашими снимками он сжимал в ладони, то и дело косясь на нее — хотел посмотреть на фото снова.

Может, нам провести ночь под пирсом, а наутро добраться до дома автостопом? Не люблю ездить автостопом по ночам. Небезопасно это.

Я спросила, что думает Леонард.

— И что это будет? — поинтересовался он.

— Это будет приключение, — говорю.

— А на что похоже это злоключение?

— Скорее всего будет холодно. Но ужасно весело.

Мы спустились вниз по лестнице и сунулись под пирс.

Вечер был холодный, но приятный. Океан загадочно плескался где-то рядом. В темноте белели пенные барашки. Песок под ногами был холодный, и мне начало казаться, что из нашего приключения, может, что и получится.

Только очень скоро выяснилось, что масса народу занимается здесь сексом.

Я взяла ребенка за руку, и мы покинули притон.

— Похоже, эти люди дерутся, — заметил Леонард.

— Вот уж нет.

— Значит, у них злоключение?

— Может быть, — говорю. — Я не знаю.

Именно тогда я приняла бесповоротное решение, что мы переезжаем. Подальше от поддатого и людей, что трахаются прямо под пирсом. И подальше от всего того ужаса, что случился когда-то. Переезжаем в другое место. Может, оно окажется лучше для меня и моего любимого мальчика.

И хорошо бы там был океан, в том безопасном месте, куда мы направимся.

Я сказала Леонарду:

— Скоро мы переезжаем.

Мы шли по пляжу по направлению к улице. Наверное, потому Леонард выразился именно так.

— Прямо сейчас? — говорит.

— Нет. Мы переедем совсем в другой город.

— В который?

— Не знаю. В маленький город. И чтобы рядом был океан.

— Как Санна-Момика?

— Нет. Меньше. И безопаснее.

— Когда?

— Пока не знаю. Скоро.

Мы оставили пляж за спиной и пересекли Тихоокеанское шоссе. Я уж собиралась просить милостыню на автобусный билет.

Но далеко идти нам не пришлось.

Мы шагали по бульвару Санта-Моника, когда к нам подкатил рыжий. Стекло его машины с нашей стороны было опущено. На переднем сиденье болтался жираф, в окно была видна жирафова голова.

— Подвезти? — спрашивает рыжий.

Я знала, что он нас не обидит, но все равно не хотела от него ничего принимать.

Машина у него старая. Такие машины любители покупают, ремонтируют, вылизывают и потом гордо на них раскатывают. Но его машина — вовсе не памятник старины, от которого хозяин-пижон без ума. Это всего-навсего очень старый автомобиль.

— Нам от вас ничего не нужно, — отвечаю.

И гляжу на Леонарда. В кулачке у него по-прежнему зажаты фотографии. Но он смотрит не на них, а на жирафа.

Я просто балдею.

— Так вам есть на чем добраться домой?

Мы останавливаемся. Я устала, и мне грустно. Хочется домой. Хочется, чтобы Леонард получил в подарок жирафа. Хочется жить в маленьком городке и чувствовать себя в безопасности.

— Мы живем далеко, — говорю. — Серьезно. До Сильвер-Лейк путь неблизкий.

Ну и пусть. Нам и там неплохо.

— Я вас подвезу. Если хотите.

Мы садимся на заднее сиденье его машины.

Он без лишних слов выезжает на автостраду.

Окно с его стороны открыто, локоть выставлен наружу. Ветер треплет мне волосы. В темноте проносятся силуэты пальм. В темноте проносятся оранжевые огни фар.

Леонард уставился на голову жирафа, торчащую над спинкой переднего сиденья.

Через некоторое время наш водитель достает из пачки сигарету и протягивает пачку мне:

— Закурите?

— Нет, — говорю. — Не курю. Паршивая привычка, скажу я вам.

Вместо того чтобы зажечь сигарету, он запихивает ее обратно в пачку.

— Еще раз извиняюсь за моего друга, — говорит.

Извинялся ведь уже, сколько можно?

— Подружитесь лучше с кем-нибудь еще.

И мы молчим всю дорогу до Сильвер-Лейк.

Я велю ему высадить нас за три квартала от нашего дома.

— А чего это мы здесь выходим? — удивляется Леонард.

— Просто твоя мама не желает, чтобы я узнал, где вы живете, — отвечает ему рыжий.

Минуту-другую мы сидим в молчании. Жираф так и приковывает меня. Мне так хочется, чтобы рыжий опять предложил его нам. Уж на этот раз я не откажусь.

— И она права, — развивает свою мысль наш водитель.

И тут я вспоминаю, что именно он спас меня от пьяного мерзавца и сказал ему, что я с ребенком. Я задумываюсь. Пожалуй, я была с ним не слишком любезна.

— Куда бы вы переехали, — спрашиваю, — если бы хотели поселиться в безопасном месте?

— А в чем опасность? — интересуется.

— Не знаю. Большой город. Там везде таится опасность.

— Вы имеете в виду таких людей, как Дон.

— Ну да. Как Дон. — Я еще много чего имею в виду, только ему не скажу.

Мы стоим на бульваре Сильвер-Лейк под запрещающим знаком. Леонард глаз не сводит с жирафа.

— Гарантированно безопасных мест не бывает, — говорит рыжий.

— Ну, где-то все-таки получше.

— Пожалуй, в маленьком городе.

— И чтобы там был океан.

— На побережье есть пара местечек. В Санта-Барбаре по-прежнему тихо и спокойно. Есть еще маленький городок, называется Ломпок, по соседству с военной базой. Или совсем крошечный городишко Морро-Бэй. Вот уж, наверное, безопасное место на все сто.

Я пытаюсь запомнить названия.

— Почему только люди не могут оставить меня в покое? — спрашиваю я в тоске.

Подняв голову, я вижу его глаза в зеркале заднего вида. Они глядят прямо на меня.

— Наверное, потому, что вы такая красивая.

И рыжий отводит взгляд в сторону.

— Это не оправдание, — говорю.

— Да уж наверное, нет, — подтверждает он.

Мы сидим тихонько еще минуту.

— Эта штука мне все равно не нужна, — говорит он и берет жирафа за шею. — Я взял его только для мальчика. Вы уверены, что жираф ему не нужен? Малыш прямо ест его глазами.

— Скажи дяде спасибо за подарок, Леонард.

— Спасибо, мистер, — говорит Леонард и усаживает жирафа рядом с собой.

На минутку мне становится не по себе. А как же мой подарок? Впрочем, сейчас это не так уж важно.

И тут Леонард говорит рыжему:

— Посмотри, что у меня есть.

И показывает фотографии, которые мы сделали в кабинке у карусели.

Камень падает у меня с души.

— Здорово, — говорит рыжий. — Ты и мама. На память о сегодняшнем дне.

— Эге, — говорит Леонард. — Я знаю. Хочешь одну фотографию?

— Я? — удивляется рыжий. Кажется, он поражен.

Леонард — очень щедрый мальчик. Порой люди просто изумляются его щедрости.

— Эге. У меня четыре фото. Видишь? Одно можно отрезать.

— Нет, — говорит рыжий. — Думаю, тебе лучше сохранить все четыре. Это ведь твой день рождения.

— Ладно, — соглашается Леонард. — Пока.

— Ты счастливчик. У тебя мама, которая за тебя горой.

— Эге, — соглашается Леонард. — Я знаю.

И мы выходим из машины и топаем домой.

Ночь приятно холодит кожу.

Один раз я оглядываюсь. Рыжий смотрит нам вслед. В руке у него зажженная сигарета.

Немного погодя его машина сворачивает за угол. Он не едет за нами. Решил не узнавать, где мы живем.

Чтоб мы чувствовали себя в безопасности.

Леонард спит, прижав к себе жирафа. Фотографии лежат на подушке.

Утром я спрашиваю его, может, мне положить снимки в надежное место.