Мало-помалу оживление стихло. Толпа схлынула, остались только газетчица в киоске, довольствовавшаяся коврижкой на рабочем месте, привратник, вооруженный метлой, и мальчишка в фартуке, вяло протиравший витрину ювелирной лавки под надзором стража порядка.
Аккурат напротив полицейского агента остановилась двуколка, запряженная мулом. Возница, юноша лет семнадцати-восемнадцати, сдернул картуз:
— Простите, господин полицейский, не подскажете, как найти ювелирный магазин Бридуара?
— Да вот он, — ткнул тот пальцем в сторону витрины, которую только что тер мальчишка в фартуке: нельзя сказать, чтобы она сияла как новенькая, но мальчишка, похоже, счел свою миссию выполненной и сбежал.
— Ой мамочки! Закрыто! — схватился за вихры возница. — А я им сейф должен доставить, сегодня утром крайний срок, во второй половине дня не смогу… Слушайте, а если я его вот тут, у дверей, пристрою, никто ж не уволочет, верно? При вас-то не осмелятся!
Полицейский нерешительно поскреб щеку, но в итоге согласился:
— Ладно, парень, оставляй. Продавцы с обеда придут в половине второго.
Сейф был незамедлительно выгружен из двуколки и установлен у порога лавки вплотную к дверям. Приказчик не позаботился опустить охранную решетку — то ли слишком торопился на обед, то ли рассчитывал на стража порядка.
— Тяжеленный, а? Свинцовый, что ли? — поинтересовался полицейский.
— Мраморный! Безмерно вам благодарен!
Двуколка выкатилась на улицу Гайон и, на полном ходу разминувшись с двумя фиакрами и омнибусом, свернула на улицу Шуазеля.
Полицейский агент Состен Котре к своим обязанностям относился с похвальным рвением, тем более примечательным, что оно никак не соответствовало жалованью, ибо похвала не имела материального воплощения. В качестве моральной компенсации он позволял себе помечтать, созерцая несессер с янтарным набором курильщика, выставленный в витрине лавки Бридуара между кубком из позолоченного серебра и сапфировым гарнитуром. Состен представлял, как пускает дым дорогого табака прямо в бородатое лицо комиссара Пашлена, своего начальника, и воображал, как тот лопается от зависти к нему, глядя на мадам Жюльену Котре в сапфировой диадеме, дефилирующую по полицейскому участку.
Вот и на сей раз месье Котре так замечтался, что не заметил, как через три четверти часа та же двуколка остановилась у края тротуара. Юноше из службы доставки даже пришлось похлопать его по плечу, чтобы привлечь внимание. Курьер, впрочем, тотчас извинился за дерзость и объяснил свое повторное появление:
— Такая невезуха, перепутал сейфы! Хозяин меня вздует! Но теперь уж я привез тот, что надо. Не будет ли господин полицейский любезен помочь мне заменить сейф?
Второй неподъемный куб занял место первого, а Состен Котре, отдуваясь и утирая пот, проклял судьбу, занесшую его на этот участок.
— Черт побери, ну и весит же! Опять, что ли, мраморный?
— Ну конечно! Только этот, видите, розовый, а тот черный. Страшно вам благодарен, господин полицейский!
Состен Котре, массируя поясницу, пригорюнился: он знал, что седалищный нерв не замедлит отомстить ему за услужливость.
Понедельник 19 июня
У конторки книжной лавки «Эльзевир», что в доме 18 по улице Сен-Пер, управляющий Жозеф Пиньо, примостившись на стремянке, читал вслух всякую всячину из «Пасс-парту». Старался он ради хозяина, Виктора Легри, ибо мнил своим долгом держать его в курсе событий. Сам Виктор до подобного чтива никогда не снисходил, полагая изложенные в газетах факты досужими сплетнями.
В час тридцать служащие ювелирного магазина Бридуара обнаружили, что произошло ограбление. Как ни странно, исчезли только принадлежности для курильщиков. Остается загадкой, почему налетчики обошли вниманием бриллиантовые браслеты, жемчуг, дорогие часы и ювелирные изделия. Еще удивительнее то, каким чудом полицейский агент Состен Котре, дежуривший на пересечении улиц Дону и Пэ, ничего не заметил, хотя утверждает, что глаз не сводил с витрины. Можно лишь посоветовать владельцу лавки купить ему очки!
Второй сейф оказался заполненным песком. По предположениям комиссара Пашлена, вор сидел в первом сейфе со съемной стенкой. Он вырезал в двери ювелирного магазина круглое отверстие, достаточно широкое, чтобы пролезть через него в торговое помещение. Завладев добычей, негодяй вернулся в сейф, установил на место вырезанный круг, замазал контур мастикой и закрасил быстро сохнущей краской. После этого ему нужно было лишь дождаться своего сообщника, которому надлежало заменить сейф.
— Ловко проделано, а, патрон? Однако стоило ли так стараться ради каких-то трубок и портсигаров… — Подняв взгляд от газеты, молодой человек с неудовольствием убедился, что Виктор Легри погружен в изучение списка заказов. — Вы меня не слушаете!
— Ошибаетесь, Жозеф, я ловлю каждое ваше слово. Эта мелкая кража напомнила мне историю побега Гуго де Гроота.
— А кто он?
— Голландский юрист семнадцатого века. Его приговорили к пожизненному заключению в замке Лёвенштайн. Считалось, что сбежать оттуда невозможно, и Гуго де Гроот вроде бы смирился — испросил дозволение скрасить дни в неволе чтением и стал выписывать книги в таком количестве, что новые приносили, а прочитанные уносили в сундуке. Спустя два года, проведенных в темнице, Гуго решился бежать: он спрятался в сундуке и вскоре оказался за крепостной стеной. Видите, Жозеф, чтение — путь к свободе.
— Да уж… А при чем тут портсигары?
— Собственно, ни при чем… Постойте-ка, ведь вы должны были нынче утром доставить графине де Салиньяк «Славься, отечество» Пьера Маэля? [11]
— Я выполнил ваше поручение, хоть это и не доставило мне удовольствия! Что ж такое творится, нет больше доверия к честным труженикам? Вы превращаетесь в диктатора, патрон! — Жозеф гневно схватил ножницы и принялся вырезать статейку о краже, бормоча: — Усомнился во мне патрон, усомнился. Коли так пойдет и дальше, всё брошу — и в деревню, в глушь, в поля, туда, где трава зеленее!
— Вы там со скуки помрете, Жозеф, в полях. Поверьте, ничто не сравнится с бурлящим жизнью городом. Сожалею, если обидел вас, это не входило в мои намерения.
— Я прощаю вас, патрон, — величественно кивнул Жозеф, подувшись для порядка полминутки.
— Хотите взглянуть на подарок, который мы с мадемуазель Айрис приготовили на день рождения месье Мори? — улыбнулся в усы Виктор.
— Когда же у него день рождения?
— Двадцать второго июня.
— А сколько ему исполнится?
— Пятьдесят четыре. Вы приглашены на наше маленькое семейное торжество.
— Я не приду, и причина вам известна. Так что же вы подарите своему приемному отцу?
— Редкую книгу о Японии.
— О, вы разбередите ему душу, патрон. Сколько лет прошло с тех пор, как он покинул японское отечество? Двадцать, тридцать? Ему бы следовало свозить дочь на историческую родину — туда, где люди знают, что такое верность!
— Извольте относиться с уважением к мадемуазель Айрис, Жозеф. В конце концов, она осталась вам верна.
— Я лишь хотел сказать, что европейская половина вашей сводной сестры, патрон, несколько легкомысленна! — запальчиво воскликнул молодой человек и горько добавил: — И что я здесь делаю? Меня же ничего не держит…
— Ох, опять вы за свое! Ну откуда в вас эта злопамятность? То жалуетесь, то молча страдаете. За счастье надо сражаться, черт побери! Уверен, Айрис вас любит и раскаивается в своем поступке. По-моему, она постоянно на это намекает, и весьма прозрачно, а вы ведете себя как бестолочь! — Виктор вдруг прикусил язык и как будто смутился. — Послушайте, Жожо, я надеюсь, вы с ней… э-э… еще не… ну, знаете, там, пестики, тычинки…
— Нет, патрон, мы с ней сошлись во мнении, что изучать на практике репродуктивный процесс растений до свадьбы не следует. Хотя, если вам нужна правда, я об этом сожалею! — Жозеф с непроницаемым видом уставился на Виктора, но в следующий миг опять взорвался: — А вы, патрон, как вы вели бы себя на моем месте? Что, если бы мадемуазель Таша поступила с вами, известным ревнивцем, как Айрис со мной? Да вы, при вашей-то подозрительности, лопнули бы от злости!
