Обогнув в последний раз угол башни, лестница уперлась в старинную резную деревянную дверь. Дверь была не заперта, за ней оказалась темноватая площадка внутренней лестницы, вверх и вниз от которой вели узкие каменные ступени; пахло пылью и стоячей водой. По другую сторону площадки — еще одна дверь. Дэнни толкнул ее и застыл от изумления. В квадратной комнате во множестве горели свечи, между тяжелыми драпировками сверкало столько позолоты, что комната походила на сказочные королевские покои.

В комнате было четыре окна, по одному в каждой стене. Перед одним из окон на стуле стояла женщина. Против света Дэнни видел ее не очень хорошо, но было ясно, что она старше, чем он думал: многое из того, что издали он принимал за ее черты, оказалось гримом. То есть, может, это и были не чьи-то, а ее собственные черты, только они были такими много, много лет назад.

Вот тут над окном неисправность, сказала она.

Голос у нее был низкий, как у мужчины, который всю жизнь курил и командовал. Денни уловил иностранный акцент, возможно немецкий — но в этом он разбирался неважно.

Так выглядела баронесса с семи шагов.

С каждым шагом Дэнни она продолжала стареть: в светлых волосах проступала явственная седина, кожа покрывалась сетью морщин, платье ветшало и обвисало складками — это было похоже на фильм об увядании цветка в передаче из жизни природы. Дойдя до ее стула, Дэнни уже перестал понимать, как такая древняя старуха вообще может держаться на ногах. Однако она держалась, и была на каблуках, и весьма энергично сражалась с карнизом для занавесок.

Так выглядела баронесса с двух шагов.

Дэнни: Эй, осторожнее! Окно распахнется, можно и вывалиться ненароком.

Баронесса (хмыкнув): Я гораздо крепче, чем вы полагаете. А у вас хороший рост. Думаю, вы и без стула сможете все починить.

Дэнни подал ей руку, помогая спуститься. В первую секунду его бросило в дрожь: показалось, что он держит в руке жидкий пучок проводков, помещенных в мешочек из неправдоподобно мягкой тончайшей кожи, которая по ощущению напоминала кроличье ушко, или брюшко, или какие-то совсем уж нежные и интимные кроличьи места. Кроме того, он успел разглядеть черные глазки, сердито сверкавшие из-под век, неожиданно полные для дамы преклонных лет губы, высокий лоб, подбородок с ямкой посередине и густую седину, в которой кое-где просвечивали желтоватые прядки. Двигалась дама как-то нервно и угловато, будто ей хотелось поскорее избавиться от надоевшего собеседника. Из-под длинных, как все-таки выяснилось, рукавов платья видны были только кисти рук.

Разобраться, что там за неисправность над окном, Дэнни действительно мог и без стула. Взглянув наверх, он убедился, что шурупы, которыми карниз крепился к стене, разболтались за давностью лет, их просто надо было подтянуть. И хотя никаких талантов по части ремонтных работ за Дэнни не водилось, с такой несложной задачей мог справиться и он.

Дэнни: Есть у вас отвертка и молоток?

Баронесса: Разумеется, нет. Вам нужны инструменты — вот и надо было приносить их с собой!

Дэнни обернулся. Ни хрена себе заявочки! — чуть не брякнул он, но вовремя прикусил язык.

Баронесса: Работники должны ходить с инструментами.

Дэнни возвышался над ней на полторы головы, если не больше. Но он все же расправил плечи, чтобы выглядеть еще выше, и окинул ее ледяным взглядом. В ответ глаза баронессы сверкнули, как пара нацеленных на Дэнни дротиков.

Дэнни: Какой я вам работник?

Баронесса: А мне все работники!

Она засмеялась хлюпающим, клокочущим старушечьим смехом, грозившим перерасти в приступ кашля. Дэнни понял, что баронесса играет роль. И роль эта, что называется, характерная. Это его вполне устраивало: с такими собеседниками всегда понятно, какой реакции они от тебя ждут. И Дэнни их тоже устраивал, потому что выдать нужную реакцию для него было проще простого.

Дэнни: Должен вас огорчить. Я все-таки не тот, за кого вы меня приняли.

Баронесса протянула ему свою костлявую, интимно-нежную руку, и Дэнни, помня ощущение от первого раза, прикоснулся к ней не без внутреннего беспокойства. Пожимать не стал, лишь подержал секунду и отпустил — словно подобрал на дороге полудохлого зверька и, не зная, что с ним делать, решил оставить на месте. Интересно, у нее везде кожа такая же мягкая? — подумал вдруг Дэнни, и от этой мысли ему стало немного не по себе.

Баронесса: Я баронесса фон Аусблинкер. А это мой замок. И все, что вы видите кругом, все эти земли — тоже мои.

Она кивнула на окно, за которым солнце озаряло последними лучами многомильные лесные просторы.

Дэнни: И город тоже? Он уже начал ей подыгрывать.

Разумеется, и город тоже. Город и замок служили друг другу много столетий. Ваше имя?

Дэнни. Дэнни Кинг. Кузен Ховарда Кинга, который с чего-то возомнил, что замок принадлежит ему.

Да, он полагает, раз деньги заплачены, то теперь он может жить в моем доме. Все американцы одинаковы.

Вот как? Вы хорошо знаете американцев?

Баронесса сощурила маленькие глазки. Я была замужем за американцем сорок три года. Эл Чандлер,трескуче отчеканила она с таким напором, что тут же залилась кашлем, а после приступа еще долго не могла отдышаться. Он был чемпионом по гольфу.

Эл Чандлер, Эл Чандлер… Дэнни повторил имя несколько раз, как бы припоминая, но это была лишь игра. Будь имя ему знакомо, он вспомнил бы за секунду. Он в жизни не слышал ни про какого Эла Чандлера.

Они с баронессой все еще стояли у окна. Слева между деревьями просматривался замок, его окна зажигались одно за другим.

Дэнни: Вы с Элом Чандлером жили в Америке?

О да. Все сорок три года, до самой его кончины. Выезжали только ненадолго. Мои дети и сейчас живут там: в Тусоне, Гейнсвилле и Атланте. Мои сыновья больше американцы, чем вы. Летом они носят шорты. Европеец никогда не наденет на себя шорты, никогда! Потому что голые мужские ноги — это жалко и неприлично.

Дэнни: Странно. Я видел много европейцев в шортах.

Значит, то были не настоящие мужчины.

Простите, в каком смысле?

Баронесса улыбнулась. Можете сесть.

Она указала костлявым пальцем на пару кресел перед угловым камином, занимавшим изрядную часть небольшой комнаты. В камине горели два полена. Дэнни опустился в одно из кресел, и его окутал запах пыли, смешанный с застарелыми запахами чьих-то тел. Баронесса в соседнем кресле склонилась вперед, опершись локтями об острые коленки, и с минуту буравила его лицо колючими глазками.

Вы мужеложец, наконец объявила она.

Да? Надо же.

Вы пользуетесь косметикой.

А-а. Он рассмеялся. Просто это мой стиль.

Вот как? Разве из-за этого стиля люди не принимают вас за мужеложца?

Может, некоторые и принимают.

Нормальный мужчина ни за что бы такого не допустил.

Если я правильно вас понял, нормальный мужчина — это Эл Чандлер? Почему-то Дэнни нравилось произносить это имя.

Эл недолюбливал мужеложцев, но тщательно это скрывал. Он был настоящим джентльменом. Хотя что я вам объясняю, вы ведь понятия не имеете, что такое настоящий джентльмен!

Вы правы, ни малейшего.

И никто в Америке не имеет.

Возможно, одни только мужеложцы, как вы их называете, и имеют.

Баронесса улыбнулась, и ее полные красивые губы слегка приоткрылись. Наверно, в годы ее молодости эта улыбка сводила мужчин с ума, подумал Дэнни, и по его телу пробежала странная дрожь, потому что представитьдля него было почти то же, что увидеть.

Баронесса: Я вижу, вы держитесь уверенно. Надо полагать, добились в жизни успеха?

Я над этим работаю.

Хм. Так говорят лентяи и глупцы.

У вас с моим отцом нашлись бы общие темы для разговора.

Сомневаюсь.

Дэнни взглянул на часы — не пора ли идти? — но тут же вспомнил, что идти ему некуда, разве что обратно в замок, к Ховарду. От этого он почувствовал себя лишним и никому не нужным, так что неожиданно подвернувшееся общество престарелой баронессы оказалось как нельзя кстати. Она сидела, держа спину идеально ровно, и не сводила с него глаз.