Когда конь совсем разгорячился, юноша заставил его описывать головокружительные круги по взгорью. Конь несся во весь опор, а всадник тем временем с удивительной быстротой делал обороты вокруг коня и снова оказывался в седле; он походил на веретено, вращающееся вокруг своего стержня. Примеру Артавазда последовало несколько персидских юношей. Их умение и мастерство тоже вызвали всеобщий интерес, но все померкло перед тем, что проделывал юный Артавазд, особенно когда он приступил к поистине невероятным упражнениям с копьем. На полном скаку юноша метал его в цель, и всякий раз оно без промаха вонзалось прямо в намеченную точку. Артавазд с быстротою молнии подлетал к копью, вырывал его и метал снова. А если случалось, что копье, поразив цель, не оставалось торчать в мишени, а падало на землю, он, не теряя ни минуты, подлетал к ней на полном скаку и, не вынимая нога из стремян, наклонялся и поднимал упавшее оружие.

Иногда он пускался в погоню за персидскими сверстниками, а те делали вид, что спасаются от него бегством. Тогда юный герой словно вырастал, увеличивался на глазах, с грозным видом налетал на них, словно орел, и его соперникам очень редко удавалось отразить щитами удары его копья, хотя он не стремился поразить их на самом деле. Когда же в бегство обращался он сам, соперники не подпевали даже за пылью, поднятой его конем.

Юноши показывали и другие воинские упражнения, пока со всех сторон не загремели дружные крики одобрения: «Да здравствует Артавазд! Долгой жизни тебе, Артавазд!» Разгоряченный и раскрасневшийся, он подъехал к зрителям. Его блестящие глаза сияли детским восторгом.

— Своей редкостной ловкостью ты затмил всех наших юношей, Артавазд, — сказал персидский полководец Карен. — Слава победы по праву принадлежит тебе.

Артавазду не чуждо было порога невинное хвастовство, стремление покрасоваться, но на сей раз он и сам понимал свое превосходство и потому держался очень скромно.

— О нет, — ответил он, — мне кажется, ваши юноши просто щадили меня: я ведь гость.

— Наоборот, они боролись с тобою в полную силу; просто ты защищался с поразительной отвагой. Отныне твой лоб осенила звезда будущего героя.

— Как Самвелова коня, — со смехом подхватил юный весельчак.

— Шутки в сторону, из тебя будет толк, — пророческим тоном сказал Меружан: — Обязательно будет.

Юный герой стал предметом разговоров, и довольно надолго, пока всадники не достигли берегов Аракса. В тех местах они были покрыты красноватым илом. На рыхлой и плодородной почве росли самые разнообразные кустарники; густые заросли зеленой лентой окаймляли и украшали живописные берега реки. Вода тоже имела красноватый оттенок; пробивая себе путь среди красных скал и дробясь об их каменную грудь, она приобрела тот же цвет, что и они.

Но здесь течение Аракса было плавно и бесшумно и оставляло впечатление полной неподвижности: казалось, вода стоит на месте. Посредине реки, подобно дивному оазису, виднелся Княжий остров, на котором и должна была состояться охота.

Остров был ближе к левому берегу и отделялся от него лишь узкой протокой. Во время охоты через нее перебрасывали временный дощатый мост и перебирались на остров; на остальное время мост убирали. В тот день мост был уже готов. Один его конец, тот, что со стороны суши, опирался на вросший в землю утес, другой — на искусственную земляную насыпь. Под мостом быстро мчались воды реки, в этом месте довольно глубокой. Мост был длинен, но очень узок, так что по нему мог проехать лишь один всадник, и прошло довольно много времени, пока на остров перебрался весь отряд.

Еще до рассвета на красивом зеленом пригорке были разбиты шатры, предназначенные для отдыха охотников. Повара Меружана развели костры и хлопотали над завтраком. Обед должны были готовить позже, уже из охотничьей добычи.

Когда всадники подъехали к шатрам, все спешились, чтобы немного отдохнуть, подкрепиться и потом начать охоту. Юный Артавазд не стал дожидаться, пока подадут завтрак; он схватил кусок хлеба с сыром и кинулся осматривать остров. Самвел остался с отцом. Арбак вместе с другими людьми Самвела уселся на траве возле шатров. Меружан взял под руку персидского полководца Карена, и они прогуливались недалеко от шатров, горячо обсуждая что-то.

Остров был достаточно велик и имел овальную форму. Он был вытянут вдоль течения реки и зажат между двумя ее рукавами. Там никто не жил, хотя кое-где и виднелись шалаши, ныне пустые, в которых прежде жили сторожа.

Как прекрасен был этот волшебный остров в своей дикой, нетронутой красе! Сколько любви и сколько слез довелось ему повидать на своем веку! Сюда наезжал некогда владетель Сюника с толпами своих наложниц и музыкантов. Звучала музыка, плясали танцовщицы, лилось в серебряные кубки вино, ночи пролетали в веселых, беззаботных и шумных пирах. И даже стыдливые и непорочные нимфы Аракса не могли подавить в себе зависти, видя, сколь пылко и неистощимо умеет человек наслаждаться любовью и женской красотой.

О да, он был прекрасен, этот волшебный остров! Высокие стройные тростники, колеблемые легким дыханьем зефира, покачивали белыми, похожими на кисточки головками, издавая таинственный шорох, похожий на сладостный шепот. Чуткая серна, вытянув длинную гибкую шею, с особым удовольствием обрывала сочные побеги тростника. Она сразу же исчезала, едва заслышав подозрительные шаги. А там, в сыром полумраке тростников, ворочался с боку на бок свирепый вепрь, и на своем холодном, илистом ложе спесиво презирал жгучие стрелы жаркого солнца. Пугливый заяц, озираясь и припадая к земле, мелькал порою среди мягкого шелка травы, а взволнованная косуля растерянно глядела вниз с вершины мшистого утеса, пытаясь понять, кто же такие эти новые для нее гости.

Зеленый наряд острова был на диво пышен и богат. Из свежей, сочной зелени выглядывали блестящие головки кувшинок, которые в других местах украшают собою одни лишь болота. Кое-где над травами поднималась на высоком стебле с длинными, похожими на острые клинки листьями, дикая лилия, источая благоухающие волны нежного аромата, а рядом с нею пунцовая роза с томной улыбкою расправляла бархатный пурпур своих роскошных лепестков. То там, то тут кустарники и невысокие деревья тянулись вверх и переплетались столь пышно и неистово, что в нескольких шагах человека было уже не видно. Проехать верхом там было невозможно: на каждом шагу тропинки, и так едва заметные, совсем терялись в густом переплетении зарослей. Аегче было идти пешком.

Покончив с завтраком, охотники взяли оружие и приготовились начать охоту. Загонщики и собаки уже давно были в зарослях и шаг за шагом прочесывали их, выслеживая зверя.

Охотники разделились на несколько небольших отрядов и разошлись в разные концы острова. Юный Артавазд присоединился к отряду Меружана, а Самвел — к отряду отца. Арбак и слуги Самвела последовали за своим господином. Персидские военачальники обособились от остальных и образовали свои самостоятельные отряды.

Самвел молча шел впереди, держа наготове длинное тяжелое копье. Его смуглое лицо всегда приобретало медный оттенок, когда он волновался. Таким бывало оно в пылу сражений, таким бывало и в радостном опьянении охотой. Но теперь, в эти минуты, в юношеском сердце кипело не упоение битвы и не упоение охоты; его обуревали совсем другие чувства...

— Будь осторожен, Самвел! — заметил отец, и в голосе его выразилось все умиление, вся теплота родительской любви. — Особенно если встретишь вепря: они здесь очень свирепы.

— Мне бы хотелось встретиться с тиграми, встретиться с львами, отец, — горько отозвался Самвел. — Увы, здесь не водятся ни те, ни другие. Пусть бы хоть из вод Аракса вынырнуло какое-нибудь страшное чудовище и обрушило на меня всю свою ярость!

Самвел не любил рисоваться — отец это знал. Что же тогда породило столь странную игру воображения? За завтраком он пил очень мало — отец это отметил. Значит, и не вино разгорячило воображение юноши... Все же отец спросил:

— Быть может, ты хотел бы проявить таким путем свою храбрость, Самвел? Но ведь твоя храбрость не нуждается в таких доказательствах.