— Врач, разумеется. Сеньор Исаак. Знаете, что еще в молодости он пришел нанять мула и вылечил мою жену от ангины, а лучшую кобылу от колик? Они обе тогда были в положении. У меня до сих пор есть жеребенок этой кобылы, превосходное существо, и это мой парнишка привел вас из гавани. В те дни мы были бедными, и я расплатился с ним едой — он настоял, что заплатит мне за наем мула. Я ему многим обязан. Умыться можете там, — сказал владелец, показав Даниелю комнатку за кухней с кроватью и умывальником, — а моя Марта тем временем подаст вам обед.

Даниель сел на сильную, быструю маленькую кобылу, голова его кружилась от указаний относительно ухода и корма.

— Не обращайте особого внимания на старого Роже, — сказал человек, который ехал рядом с ним. — Он любит сам себя слушать. Едете на север? — спросил он. — Если да, можно ехать вместе. Я провел ночь на ферме рядом с Жироной.

— Вы живете там? — спросил Даниель, подумав, что он не особенно похож на фермера.

— Я? Нет. Где живу? Здесь, пожалуй, когда я дома. У меня есть комната в доме сестры. Я курьер.

— Я думал, курьеры всегда выезжают на рассвете, — сказал Даниель.

— Если у нас есть выбор. Сейчас поздновато трогаться в путь, но я выезжаю, когда меня просят. И не волнуйтесь, — добавил он с усмешкой, — слишком быстро не поскачем. Я ездил на вашей кобыле, когда моя Нинета болела, и знаю, сколько она может проскакать без особого напряжения. Хорошо ездить вдвоем, когда можно.

Выйдя из дома Ромеу, Исаак не представлял, куда идти и что делать. До сих пор он руководствовался логикой, теперь такой возможности ему не давало отсутствие знания. Проходя мимо дома сеньора Понса, остановился, вспомнив, что сеньора Хуана до сих пор страдает от мучительного кашля, и зашел справиться о ее состоянии.

— Мне гораздо лучше, сеньор Исаак, — сказала она, — но у вас обеспокоенный вид, а на вас это не похоже. Можем мы чем-нибудь помочь?

— Я в беспокойстве, но если не можете сказать, как найти человека без имени, лица или голоса, которые кто-нибудь знает или может вспомнить — очень дурного человека, — то не знаю, как вы сможете помочь мне, сеньора Хуана.

— То есть, вроде того, как найти мальчишек, которые кидали камнями в птиц у меня во дворе и ушибли мою кухонную служанку? — спросила она. — Проследите их до самого логова, как охотник. Я нашла этих противных маленьких чертенят.

— Когда речь идет о бросающихся камнями мальчишках, это может принести результат, — сказал Исаак, — но как найти человека постарше и поумнее?

— Думаю, мало кто умнее вас, сеньор Исаак, — сказала сеньора Хуана.

— Пожалуй, испробую ваш метод, — сказал врач.

— Где ты был? — спросила Юдифь, когда Исаак поднялся по лестнице. — Кто-то приходил, сказал, что ты обещал посетить его хозяина, но так и не появился. Я беспокоилась. Думала, ты заболел.

— Не бойся. Если б я заболел, кто-нибудь поспешил бы тебе об этом сообщить. Людям нравится разносить дурные вести. Где Юсуф?

— Здесь, господин, — ответил мальчик. — Мы собираемся обедать.

— Ешь как можно быстрее, — сказал врач, — и отправляйся в дом Ромеу. Ракели может потребоваться помощь. Если есть какие-то новости, сразу же возвращайся с ними.

— Не понимаю, почему Ракели нужно оставаться у сеньоры Рехины, — сказала Юдифь. — Как она могла сильно заболеть снова?

— Это необходимо, — ответил Исаак. — Давай теперь поговорим о более приятных вещах, — добавил он, когда Юдифь положила ему на тарелку рыбы с хлебом и отдала ее Хасинте, чтобы та поставила перед ним. — Как мой сынишка? Сегодня утром он снова спал и я не мог его поприветствовать.

— Замечательно, — довольным голосом сказала Юдифь. — Аппетит у него, как у медведя, а когда насытится, то, как знатный владыка, засыпает за столом.

— Он много плачет, — сказала Мириам.

— Только когда голоден, — сказала Юдифь. — Ты тоже плакала.

— Я не знала, что он будет так громко плакать, — добавила Мириам. — Все младенцы так плачут?

— У твоего братишки особенно сильный, здоровый голос, — сказал Исаак. — Со временем он научится при необходимости умерять его.

И на протяжении всего обеда врач вел себя таким образом, старался уделять внимание жене и близнецам, ел мало и думал о поведении Луки.

— Натан прогулял сегодня уроки, — сказала Мириам.

— Нет, — ответил ее брат-близнец.

— Тогда почему я тебя не видела? — спросила Мириам. — Тебя не было в классе.

— Но я не прогуливал, — запротестовал Натан.

— А что же ты тогда делал? — спросила Мириам с ноткой торжества в голосе.

— Я… неважно, что я делал, — сказал Натан. — Я не прогуливал занятий.

— Почему бы не сказать нам, Натан? — спросил Исаак. — Почему люди не защищаются, когда им дают такую возможность?

— Потому что вы не поверите мне, и мама сочтет, что я лгу, — ответил Натан.

— Потому что у его друга Моссе будут неприятности, если он скажет, что делал, — сказал Мириам.

— Потому что он слишком упрямый, — сказала Юдифь, глядя на старшего сына с любовью и раздражением.

— Эти причины кажутся очень правдоподобными, — сказал Исаак. — Натан, какая из них верная?

— Если все знают, почему я делаю все так, — сказал в бешенстве мальчик, — то с какой стати мне говорить?

Он вскочил из-за стола и выбежал из столовой. Исаак поднялся и пошел в кабинет. Сел в массивное резное кресло, положив руки на колени, и попытался изгнать из головы посторонние мысли. Что заставляет людей вести себя таким образом, который представляется очень странным, однако человек не удивляется, что его сын в восьмилетнем возрасте повел себя так же?

Чего они боятся больше быстрого и неминуемого незаслуженного наказания? Насмешки тех, кто не верит им? Угрызений совести из-за предательства. Унижения гордости, сопровождающего оправдание? Или чего-то еще? Пока что ответа Исаак не находил. Наконец он встал и вышел во двор. Дом был сонным; ничто живое не шевелилось, кроме кошки, подошедшей и потершейся о его ноги.

— Ты знаешь? — спросил он. — Ты, которая не унизится до того, чтобы оправдываться перед каким бы то ни было судом?

Но ответом кошки было вопросительное «мяу», и каким бы мудрым оно ни было, его пониманию не способствовало нисколько.

Врач спокойно взял свой посох, пересек двор и открыл ворота. Пошел по хорошо знакомым улицам гетто к воротам и разбудил дремавшего на посту привратника.

— Иаков, если кто-то будет искать меня, — сказал он, — то я иду навестить заключенного в епископской тюрьме. Скоро вернусь.

Привратник зевнул и ответил кивком, забыв, что врач не может этого увидеть, но Исаак уже шел через площадь, постукивая посохом.

— Лука, — оживленно заговорил он, как только его допустили к заключенному, — почему вы отказываетесь защищаться? Слишком горды, чтобы оправдываться?

— Не понимаю вашего вопроса, сеньор Исаак, — ответил Лука. — Я не гордый. Гордиться мне нечем.

— Все знают, что вы обладаете способностью нравиться людям своими речами и манерами, — сказал Исаак. — Это может быть источником гордости.

— Я бы гордился этим, будь это так, — заговорил Лука, — и если б научился этому благодаря упорной работе и уму. Некоторые люди кривят лица и не могут улыбнуться без того, чтобы улыбка не выглядела угрожающей. Стоит ли им гордиться способностью вселять страх в сердца? Думаю, нет. Это случайность, не мастерство.

— Тогда, может, защищаете кого-то своим молчанием, — сказал Исаак. — Ваша защита причинит зло кому-то, кого вы уважаете?

— Кого? Может мое молчание помочь Рехине или Ромеу? Кто еще помогал мне здесь? О ком еще мне беспокоиться?

— Может быть, защищаете кого-то на Мальорке, — сказал Исаак. — Мать, отца или другого родственника. Учителя.

— Им ничто не может помочь, сеньор Исаак, — ответил Лука. — Или повредить.

— Тогда не считаете, что мы поверим правде, услышав ее от вас, — сказал Исаак.

— Сеньор Исаак, если б я знал правду, то прокричал бы ее с высокой крыши. Но я не могу сказать того, чего не знаю, а когда не знаешь правды, ты не можешь даже солгать. Вот и все. Больше мне сказать нечего.