У Жерара не было ни малейшего желания танцевать, но так как не было иной возможности оторвать Эмили от бабушки, он повел ее в формирующийся круг, говоря на ходу:

— Я должен вас срочно увидеть наедине. Как можно это устроить?

Девушка отрицательно покачала головой:

— Бабушке это не понравится. Кроме того, все станут меня обсуждать.

— Не здесь! Мы должны обязательно встретиться. Эмили, я только что узнал о вашей помолвке! О вашей вынужденной помолвке! Я приехал из Скарборо специально, чтобы увидеть вас. Быстрее скажите, где мы сможем увидеться!

Рука девушки задрожала, когда он взял ее в свою, и она прошептала:

— О! Я не знаю… Это так ужасно! Я очень несчастна…

У него перехватило дыхание:

— Я знал об этом!

На большее у них не оставалось времени; они были вынуждены занять свои места среди остальных и сдерживать свои чувства, ведя разговор, подходящий к данной ситуации. Когда во время танца они вновь очутились рядом, Жерар спросил:

— Ваша бабушка разрешит мне навестить вас?

— Думаю, что да, но умоляю, будьте очень осторожны. Она сказала, что я не должна проявлять к вам слишком большого расположения, только когда я объяснила, что вы — подопечный лорда Ротерхэма, она решила пригласить вас на ужин и согласилась отпустить меня завтра в Сидней-Гарденз. О, Жерар, я совершенно не знаю, что мне делать!

Он сжал ее пальцы.

— Я пришел, чтобы спасти вас.

Она не нашла ничего смешного в этом заявлении и бросила на него взгляд, полный благодарности и восхищения. Когда они вновь разошлись в танце в разные стороны, она стала с надеждой ждать, что именно он скажет о ее спасении.

Эмили пришлось оставаться в неведении до следующего вечера; когда же Жерар наконец раскрыл ей свои планы, она была разочарована.

Пообедав в доме на площади Бофор и изо всех сил постаравшись понравиться миссис Флор, Жерар сопроводил обеих дам в Сидней-Гарденз, где их ожидали различные развлечения: от иллюминации до танцев. Здесь случайно они встретили закадычную подругу миссис Флор, которая осталась на несколько недель в Лайм-Реджис. Двум женщинам, безусловно, было о чем поговорить, и между ними завязалась оживленная беседа. Жерар воспользовался этим, чтобы пригласить Эмили полюбоваться водопадами, которые по этому случаю были иллюминированы:

— Я позабочусь о ней, мэм, — заверил он пожилую миссис.

Миссис Флор снисходительно кивнула головой. Она, казалось, считала его приятным человеком, но Жерар был бы поражен, узнав, как быстро и точно она его просчитала. По ее оценке, Жерар был безобидным молодым человеком, не оперившимся, но страстно желающим всех убедить, что он вполне зрелый мужчина. За ужином Жерар немало позабавил ее тем, что рассказывал разные светские анекдоты; принял ее доброжелательность за уважение и рассказал еще несколько необычных историй, которые ее весьма развлекли. После этих смешных историй миссис Флор убедилась, что маркиз все же может запретить столь милому молодому человеку видеться с Эмили.

В Сидней-Гарденз было тысячи две-три людей, поэтому Жерар потратил некоторое время, прежде чем сумел найти достаточно уединенный уголок для беседы с любимой. Он только об этом и думал, но у Эмили была какая-то особенная черта обращать на себя внимание, громко восторгаясь то пещерами Марлина, то водяными каскадами, то гирляндами фонариков. Наконец он нашел укромное местечко, убедил ее зайти в беседку и усадил там на скамейку. Усевшись рядом, юноша взял ее руку, затянутую в перчатку, и произнес:

— Расскажите мне все от начала и до конца!

Она была едва ли готова к подобному разговору и поэтому не сумела выполнить его просьбу. Ее рассказ о помолвке был не очень внятен, но благодаря вовремя и к месту поставленным вопросам Жерар сумел восстановить всю историю и хотя бы отчасти понять, почему Эмили согласилась на помолвку с человеком, к которому не испытывала ни малейшей склонности. Он убедил себя, что объяснением всему является тирания ее матери, и не сумел понять, что тщеславную девушку сильно привлекла перспектива стать маркизой. Не заподозрил он и того, что ее чувства к нему претерпели изменение.

Эмили была застигнута врасплох предложением Жерара рассказать все о начале их отношений с Ротерхэмом. Девушка не знала, что Ротерхэм и не думал ее приглашать, он был хозяином бала в Ротерхэм-хаусе, и на приглашении было написано лишь имя миссис Монкслей.

— Да он никогда не задумывается над такими мелочами, можете быть уверены, — покачал головой Жерар. — Это я попросил маму вас пригласить!

— Неужели? Как это было мило с вашей стороны! Мне ничего раньше не приносило столько удовольствия. Бал был великолепный, разве не так? Я не представляла даже, насколько огромен Ротерхэм-хаус! Так много красивых залов, десятки комнат, огромная хрустальная люстра, блестящая, словно алмазы, и ваша мама, стоящая наверху огромной лестницы…

— Да, да, я знаю! — сказал Жерар несколько взволнованно. — Но Ротерхэм даже на танец вас тогда не пригласил.

— Это правда. Он только поприветствовал меня, и у меня не было ни малейшей надежды, что он поговорит со мной, когда вокруг столько всякого народу. На самом деле, пока мы не были помолвлены, я даже и не танцевала с ним, кроме того единственного раза в Кэнбери. До той поры мы часто встречались на разных приемах, и он всегда был со мной очень вежлив, иногда делая мне комплименты. Вот только иногда он говорит что-то непонятное и делает это таким образом, что кажется, маркиз над чем-то смеется.

— О, мне вы можете об этом не рассказывать, — сказал Жерар с мрачным видом. — Когда же он начал за вами ухаживать?

— Трудно ответить. На самом деле я и понятия не имела, что он ко мне расположен, потому что всякий раз, когда маркиз со мной разговаривал, то о каких-то странных вещах. Я даже не знала, как на это реагировать. Поэтому можете вообразить мое удивление, когда он сделал мне предложение. Мама сказала, что он вел себя очень вежливо и с достоинством.

— Вел себя вежливо? — повторил Жерар с изумлением. — Кузен Ротерхэм? Он ведь не придает подобным вещам никакого значения! Всегда делает так, как считает нужным, ему совершенно безразличны всякие церемонии. Маркиз плюет на приличные манеры, не стремится по-хорошему относиться к людям, да и вообще ни о чем таком не думает совершенно!

— Нет, Жерар, вы не правы! — не согласилась Эмили, поднимая на него глаза. — Он ужасно огорчается, когда кто-нибудь ведет себя не так, как должно. Если кто-то слишком уж робок и не знает, как разговаривать с людьми, он может сказать что-нибудь весьма острое, разве не так? Не дай Бог, кто-то рассердит его!

— Значит, вы тоже испытали на себе его отвратительное чувство юмора, да? — спросил Жерар, и глаза его зажглись. — Хорошенькое же отношение к своей невесте! Именно так я и полагал! Он не любит вас! Я думаю, что он хочет жениться лишь для того, чтобы сделать неприятное мне.

Эмили покачала головой и отвернулась:

— Нет, нет! Он любит меня, только… О, только я не хочу выходить за него замуж!

— Боже Правый, да я с ума сойду, если это произойдет, — сказал он энергично, взял ее руку и поцеловал. — Я даже представить себе не могу, как это вы согласились на это. Он к вам так относится!..

— Не говорите так! — перебила Эмили. — Как же я могла отказаться, когда мама уже все устроила и была мной так довольна! Ведь это плохо — не подчиняться воле родителей, да и отцу все это понравилось, он даже отметил, что все же я не полный нуль, как он раньше полагал. Мама же сказала, что я должна научиться любить лорда Ротерхэма, что он даст мне все, о чем я только могу мечтать, кроме того, я стану леди, владелицей всех этих домов, у меня будет своя карета, шикарная одежда, может быть, даже мне придется присутствовать на коронации, а ведь такая возможность может представиться! Потому что бедный король…

— Но Эмили, все это — ничто! — запротестовал Жерар. — Ведь не станете же вы продавать себя за титул маркизы!

— Поначалу я думала, что все это очень привлекательно… Но это до того момента, пока лорд Ротерхэм вел себя пристойно.