— Когда вы в седле, мне всегда кажется, что вполне способны сами о себе позаботиться.

— Вот это действительно комплимент!

Он улыбнулся.

— Я никогда не отрицал, что вы отличная наездница, Серена. Мне бы очень хотелось иметь возможность остаться, но я не могу. Впереди меня ожидает этот проклятый бал!

— Какой еще бал?

— О, разве я вам не рассказывал? Меня умолили предоставить Ротерхэм-хаус Корделии Монкслей, чтобы она могла представить свету одну из своих дочерей — Сару, или Сьюзан, или как там зовут эту девушку? — с возможно большей помпой. Я сомневался, следует ли мне это делать, но когда и Августа включилась в этот жалобный хор и присоединилась к плаксивым мольбам Корделии, меня совсем загнали в угол, и я готов дать хоть дюжину балов, только чтобы заставить их замолчать.

— Бог мой! Клянусь честью, это невероятно мило с вашей стороны, Иво! — сказала пораженная Серена.

— Да, мне тоже так кажется! — ответил он.

Когда Ротерхэм удалился, Фанни сказала, что никак не могла ожидать от него такой доброты к своим несчастным подопечным, а Серена добавила:

— Конечно, я никогда не думала, что он даст бал ради Сьюзан, но я подозревала, что он делает намного больше, чем рассказывает нам.

— А мне и в голову ничего такого не приходило! Откуда только у тебя взялись такие мысли?

— Ну, у меня это мелькнуло в голове, когда миссис Монкслей начала жаловаться, будто Иво настоял, чтобы она отправила мальчиков в Итон только потому, что там получил образование их отец. Ведь Иво вынудил ее поступить так и оплатил все расходы. Ты только подумай, во что это должно обходиться, Их ведь трое, Фанни, а Жерар теперь Кембридже. Я убеждена, что миссис Монкслей такие траты не под силу, даже если бы она умела хоть капельку экономить, но она на это неспособна.

Фанни была настолько поражена, что только и смогла вымолвить:

— Ну и дела!

— Это вовсе не удивительно, — забавляясь, ответила Серена. — Я совсем не хочу, чтобы ты думала, что была несправедлива к нему. Он же так богат, что ему нипочем, если бы пришлось платить за обучение целой дюжины ребят. Я чувствую, что неправильно судила об Иво, ведь он проявляет к своим подопечным сердечность и доброту!

Если не считать различных официальных сообщений в лондонских газетах, графини Спенборо ничего больше не слышали о бале до прибытия очередного письма леди Терезы. Леди Тереза вывозила свою третью дочь на этот блестящий бал, но не похоже было, чтобы она получила от этого удовольствие, несмотря на множество комплиментов красоте Клариссы и тот приятный факт, что юная девушка ни разу не оставалась без партнера на танец. Все наслаждение, которое леди Тереза хотела получить от этого бала, было испорчено видом Корделии Монкслей в ужасном платье красно-коричневого цвета, стоявшей наверху мраморной лестницы, чтобы приветствовать гостей. Леди Тереза подчеркнула в письме, что, не будь ее племянница так взбалмошна, именно она могла бы стоять там, и уж, конечно, не в таком ужасном платье. Если бы хозяйкой бала была именно Серена, то собравшееся общество несомненно оказалось бы на порядок выше. Если бы кто-нибудь раньше сказал ей, что она доживет до дня, когда «эта самая Лэйлхэм» штурмом возьмет Ротерхэм-хаус (эти слова были подчеркнуты в письме несколько раз), да она бы просто расхохоталась этому человеку прямо в лицо! Но именно так все и произошло. Если бы только Серена видела, как «эта Лэйлхэм» навязывает всем без разбору свою дочь, совсем еще ребенка, особенно холостякам, удивляя своим поведением достойных особ, присутствовавших на балу, Серена могла бы наконец почувствовать раскаяние из-за своего каприза, непредусмотрительности и своеволия.

— Ну, ну, ну! — прокомментировала Серена, с восторгом прочитавшая это страстное послание. — Интересно, что обо всем этом скажет миссис Флор? Я не могу не восхищаться «этой самой Лэйлхэм» и ее хваткой! Подумать только — взять штурмом твердыню Ротерхэма! Как же, должно быть, разозлилась леди Силчестер! Жаль, что меня там не было.

Миссис Флор, которую они повстречали на следующее утро в водолечебнице, полностью разделила эти чувства.

— Вы только подумайте, моя внучка была на таком знатном балу, я ведь читала все сообщения, дорогая моя. Господи, Сьюки, должно быть, пыжилась как индюк, и я на этот раз не виню ее. Говорите что хотите, но моя Сьюки всегда получает то, что хочет. И все эти лорды и вся знать приглашали танцевать мою Эмму — да я и подумать о таком не могла! Держу пари, у Сьюки для Эммы уже есть на примете женишок из лордов!

— Очень может быть, что так оно и есть, мэм, — смеясь, откликнулась Серена.

— Да, но я не доверяю ей! — ответила миссис Флор. — Сьюки очень расчетливая и лишенная романтизма женщина, дорогая моя. Попомните мои слова, если какой-нибудь завалящий герцог, стоящий одной ногой в могиле, со злыми косыми глазами и без зубов, посватается за мою малышку, Сьюки будет рада принять его предложение.

— Не может быть! — запротестовала Серена.

— Да-да, — ответила миссис Флор. — Но если она так сделает, я найду, что сказать ей.

— Совершенно справедливо! Но есть ли такой герцог, мэм?

— Ему же лучше, если его пока нет, — мрачно отозвалась миссис Флор.

Серена оставила ее предаваться мрачным размышлениям и отправилась переменить книгу в библиотеку Даффилда на Милсом-стрит. Покончив с этим, она вышла из библиотеки и столкнулась с высоким человеком, который отступил назад и произнес:

— Ради Бога, простите меня!

Девушка быстро подняла глаза, и он ахнул.

— Серена! — проговорил он дрожащим голосом. — Серена!

Словно и не было этих шести лет! Она протянула руку, говоря таким же, как и он, неуверенным голосом:

— О, неужели это возможно! Гектор!..

Они стояли на месте, взявшись за руки, — сильно побледневший джентльмен и очаровательная леди. Ее карие глаза вопросительно смотрели в его удивленные голубые, и никто из них не в силах был произнести хоть слово, пока раздраженный голос: «Простите, сэр! Да пропустите же!» — не вернул их в действительность, заставив майора Киркби отпустить маленькую ручку, которую он так нежно сжимал, и отступить в сторону, произнеся неразборчиво извинение в адрес нетерпеливого горожанина, на чьем пути они оказались.

Словно какие-то чары развеялись, и Серена нашла в себе силы сказать:

— Спустя столько лет! Вы ни капельки не изменились. Хотя нет, вот этих морщинок в уголках ваших глаз прежде я не замечала. Мне кажется, щеки у вас не были такими впалыми. Но я готова поклясться, что вы так же хороши, как и прежде, мой милый Гектор!

Он улыбнулся, услышав шаловливую нотку в ее голосе, но ответил совершенно серьезно:

— О, вы похорошели еще больше по сравнению с тем, какой я вас запомнил! Серена! Серена! Простите меня. Я едва сознаю, что говорю, где я!

Она неуверенно рассмеялась, пытаясь заговорить обычным голосом:

— Вы на Милсом-стрит, сэр, полностью загораживаете проход в отличную библиотеку Даффилда. И зрелище джентльмена с воинской выправкой, который стоит, словно окаменев, со шляпой в руке, привлекает внимание, позвольте напомнить вам об этом. Не уйти ли нам в менее оживленное место?

Он, бросив испуганный взгляд через плечо, покраснел, засмеялся и снова надел свою касторовую шляпу с высокой тульей.

— О Господи, вы правы! Но я был так поражен! Могу ли я сопровождать вас? Ваша горничная… Ваш лакей…

— Я одна. Вы можете предложить мне руку, но разве вы не собирались зайти в библиотеку?

— Нет — да! Какое это имеет значение? Но вы одна? Как же так? А вы уверены…

— Дорогой мой Гектор, в следующий день рождения — а до него, между прочим, не так уж и далеко — мне будет двадцать шесть! — сказала Серена, кладя руку на сгиб его руки и мягко увлекая в сторону от входа в библиотеку. — Как же давно, кажется, все это было. Мне тогда едва исполнилось девятнадцать лет, а вы так гордились своим первым чином. К каким заоблачным высотам вы поднялись на этот раз? Скажите мне, как я должна к вам обращаться?