— Мама пообещала послать его, когда дела Эмили наладятся, — сказала леди Лэйлхэм, с трудом контролируя себя.

— Да, конечно, если только вы не заберете девушку у нее! Ну и сделку же вы заключили! Я не был бы удивлен, если бы Эмили уже никогда не наладила свои дела, но с нами-то что тогда произойдет?

— Что за чушь? — воскликнула она возмущенно. — Эмили вернется домой, как только мы избавимся от этой ужасной кори. Мама не может лишить нас собственной дочери навсегда.

— Нет конечно, но она может лишить нас денег — вот что меня беспокоит. Если бы вас, Сюзан, не переполняли столь бессмысленные амбиции, вы бы уже давно выяснили, готова ли ваша мать выплатить нам кругленькую сумму на содержание нашей дочери.

— Эмили вернется домой, — сухо заметила его жена, — именно тогда, когда я этого захочу, и она выйдет замуж, как только сэр Ротерхэм решится сделать ей предложение.

— Дело-то в том, что он может вообще не сделать ей предложения, если я не надавлю на него хорошенько, поэтому не перехитрите самое себя, моя леди, — сказал сэр Уолтер.

— Вас, по крайней мере, не засадят в долговую яму, пока будут думать, что ваша дочь помолвлена с одним из богатейших пэров страны, — ответила она. — Но если помолвку расторгнут, то дело примет иной оборот, сомнений нет. Я буду вынуждена поехать в Клейкросс и рассеять сомнения Ротерхэма в том, что Эмили не горит желанием выйти за него замуж!

— Я не прочь съездить в Клейкросс, потому что у маркиза чертовски хорошее шерри в подвалах; однако если Эмили укрылась у вашей матери, потому что не хочет выходить замуж за Ротерхэма, то может статься, что она вернется домой, если он выразит ей свое возмущение, — тогда уж пожилая дама отдаст деньги. Ну а мне-то все равно. Если он так ей не мил, то пусть и не выходит за него замуж, мне этот маркиз и самому не нравится.

— Но он ей очень нравится! — поспешно сказала леди Лэйлхэм. — Она слишком молода, его пыл испугал ее. Это все было просто глупо, уверяю вас! Я и себя виню, что выпустила их из-под надзора, — никогда ничего подобного больше не повторится.

— Но вы можете быть совершенно спокойны в отношении одного: Ротерхэм не поднимет шума.

— Жаль, что я в этом не уверена.

Сэр Уолтер покачал головой:

— Ах, этому уж я никогда не сумею вас научить! — сказал он с сожалением. — Вы просто должны принять все на веру — джентльмен не поднимет шум из-за расторгнутой помолвки.

Жена поджала губы, но воздержалась от каких либо высказываний. Сэр Уолтер был так доволен своим триумфом, что отправился в Клейкросс на следующий же день.

Его ввели в библиотеку Ротерхэма через двадцать минут после того, как лорд Спенборо покинул дом после церемонного визита; вероятно, этим объяснялось выражение скуки на лице маркиза. Сэра Уолтера встретили вежливо, хотя и без излишнего энтузиазма, и в течение получаса они сидели и беседовали о спортивных событиях. Так как это был его любимый предмет разговора, то до конца своего визита сэр Уолтер мог бы обсуждать с маркизом достоинства и недостатки различных скаковых лошадей, а также шансы на выигрыш Скроггинса, Черча на предстоящих скачках в Моулсейхерсте. Однако когда Ротерхэм поднялся, чтобы вновь наполнить бокалы вином, он изменил тему разговора:

— Какие новости у вас от леди Лэйлхэм?

На что сэр Уолтер ответил, вспомнив наконец о цели своего визита:

— Все уже хорошо. Ей уже значительно лучше, она вскоре вернется домой.

— А почему она до сих пор этого не делает?

— Корь! Не могу же я позволить милой девочке появиться в доме и подхватить эту заразу? Пока все дети не переболеют, остается опасность заразиться. Уильям был последним — нет, не Уильям! Уилфред? О, я совершенно не помню их имен, но знаю, что самый младший еще болеет.

— Не могу ли я, по крайней мере, нанести визит мисс Лэйлхэм? — спросил Ротерхэм.

— О, она была бы этому несказанно рада, но дело в том, что бабушка ее плохо себя чувствует, поэтому пока они не принимают посетителей, — сказал сэр Уолтер, сам удивляясь своей изобретательности.

Но тут он с неудовольствием почувствовал, что хозяин смотрит на него пронзительным взглядом:

— Скажите-ка мне, сэр Лэйлхэм, — жестко произнес Ротерхэм, — не сожалеет ли мисс Лэйлхэм о своей помолвке со мной? Скажите правду, прошу вас!

Вот поэтому-то, подумал сэр Уолтер с горечью, многие и недолюбливают Ротерхэма. Он совершенно неожиданно вдруг задает какой-нибудь резкий вопрос, независимо от того, прихлебывает ли кто-то в это время шерри или нет. Никакого воспитания, никакого уважения к чужим чувствам!..

— О Боже мой! — выдавил он из себя. — Нет конечно же! Ничего подобного, маркиз, ничего подобного! Боже Всемилостивейший, что за мысль пришла вам в голову? Сожалеть об этом — что за нелепая мысль…

Он искренне рассмеялся, но увидел, что на губах Ротерхэма заиграла легкая улыбка. Удивительно блестящие глаза маркиза сузились, он оценивающе поглядел на сэра Уолтера несколько дольше, чем это было необходимо или это позволяло бы хорошее воспитание.

— Она только и говорит, что о своем свадебном наряде! — выпалил сэр Уолтер, ощущая, что просто необходимо что-то сказать.

— Как приятно это слышать.

Сэр Уолтер решил, что визит его уже затянулся.

Когда Ротерхэм вернулся в дом, проводив своего гостя до конюшни, лицо его было хмурым. Дворецкий, ожидавший в передней, наблюдал за ним с замиранием сердца.

Ротерхэм остановился. Пислейк выдержал его тяжелый взгляд, проверил свою совесть и, убедившись, что она чиста, принял распоряжение выгнать нового слугу, если тот лишь позволит переложить на другое место ручку на письменном столе его светлости.

— Пислейк!

— Да, мой лорд?

— Если кто-нибудь еще придет ко мне с визитом, пока я нахожусь здесь, говорите, что я уехал покататься на лошади, а когда вернусь, неизвестно.

— Хорошо, мой лорд! — сказал Пислейк, ни одним движением мышц не выдавая, какое облегчение он испытывает.

Распоряжения его хозяина никогда не отличались излишним красноречием, никто из слуг и мечтать не мог о том, чтобы хотя бы на волосок отойти от отданных указаний. По этой самой причине последнее распоряжение хозяина два дня спустя поставило всю прислугу в затруднительное положение. После продолжительных споров, как именно толковать отданный приказ и относится ли он к нежданному посетителю, отведенному в салон, Пислейк приказал пойти и выяснить все у самого лорда.

— Только не я, мистер Пислейк! — сказал Чарльз умоляюще.

— Вы же слышали меня! — сказал Пислейк угрожающе.

— Нет, я к нему не пойду! Мне ваши слова безразличны, хотя и жаль, что распоряжение не выполнено, но я не желаю услышать ругань его светлости в мой адрес! Он обязательно спросит, не глух ли я и понимаю ли вообще английский. Но Роберта посылать тоже не стоит, — добавил он и перевел взгляд на своего коллегу, — по крайней мере после того, что произошло этим утром.

— Я спрошу совета у мистера Уилтона, — сказал Пислейк.

Эти слова были встречены единодушным одобрением. Если кто-то и отважился бы отправиться к лорду, когда тот находился в плохом настроении, то это, конечно, его камердинер, появившийся в доме еще до рождения самого лорда.

Мистер Уилтон выслушал, в чем дело, и сказал после минутного колебания:

— Я боюсь, милорд будет недоволен, но думаю, все равно следует ему об этом сообщить.

— Да, мистер Уилтон. Таково и мое собственное мнение, — согласился Пислейк. Затем он добавил ничего не выражающим тоном: — Если только он не скажет, что не хочет, чтобы его беспокоили.

— Понятно, — сказал мистер Уилтон, осторожно кладя свое перо на специальный поднос. — В таком случае, я сам сообщу ему об этом, хотите?

— Благодарю вас, мистер Уилтон, буду вам весьма признателен! — сказал Пислейк с благодарностью в голосе, следуя за ним и с уважением наблюдая, как тот не спеша и с достоинством пошел в библиотеку.

Ротерхэм сидел за столом, вокруг в беспорядке лежали бумаги. Когда дверь отворилась, он заговорил, не поднимая глаз от документа, который читал: