Она только хихикнула и хлопнула меня по бедру. Я сообразила, что сидеть на Алиле верхом несколько неприлично, смутилась и быстренько слезла.
— Танислава, но ты действительно отлично рисуешь, — Амир поднял с пола какой-то рисунок и внимательно его рассматривал. — Я слышал, что себя рисовать труднее всего.
Так, стоп, что это у него?! Нет, только не это…
— Да, ты прекрасная художница, — подтвердил Сеги, заглядывая ему через плечо, потом перевёл взгляд на меня и улыбнулся: — И просто прекрасная девушка.
О н-е-е-ет!!
— Дайте-ка, — Алила забрала рисунок. — Ну, мне это всё уже знакомо…
НЕ-Е-ЕТ!!!
— Ты рисовала себя перед зеркалом? — заинтересовался технической стороной вопроса Ладимир.
— Да, — выдавила я из себя, вовремя вспомнив, что здесь никто особо наготы не стесняется. Да и на этом рисунке почти ничего не видно, так как я изящно прикрываюсь… эээ, ну, на самом деле это обыкновенная занавеска, снятая с окна в комнате родителей, но в моём художественном решении — покрывало, расшитое золотом! — Вот, пришла в голову мысль нарисовать обнажённую натуру, а поскольку под рукой никого не было, пришлось рисовать себя…
— Нарисуй меня, — попросила Алила, поднимая с пола остальные рисунки. — У меня есть прекрасный парадный портрет, но там я какая-то неживая и вдобавок одетая…
— Нет, так никуда не годится! — засмеялась я с облегчением, незаметно подбирая с дивана "компромат" и пряча его в папку. И на радостях опрометчиво пообещала: — Конечно, нарисую.
— Когда мы останемся наедине, — улыбнулась она. Я только закатила глаза под её весёлый смех. Михал, единственный, кто не принимал участия в коллективном рассматривании моего ню, неожиданно попросил вежливо:
— Мне бы очень хотелось посмотреть на другие твои рисунки, если позволишь.
— Конечно, — согласилась я. Всё равно такой рисунок у меня один, и был изъят из дома во избежание обнаружения Витькой или ещё того хуже, мамой!
Мы расселись на диване, и я принялась давать короткие комментарии, вроде:
— Это мой старший младший братишка, я его долго подстерегала, прежде чем удалось нарисовать так, чтобы он сам этого не заметил — все предыдущие рисунки неизменно рвались и отправлялись в мусорную корзину…
— Это наша дача. В жизни она не настолько покосившаяся…
— А, это мне подарили краски, и я их на радостях опробовала. Так что и не пытайтесь понять, что здесь нарисовано… Я уже сама не помню. Назвала "Фантазия"…
Я убедилась, что семья Адрея обладает неисчерпаемым запасом комплиментов — по кусочку досталось каждому рисунку, а некоторым (которые я сама втайне считала единственно достойными в толстой стопке своих "шедевров") — даже по несколько. Ещё каждому особенно приглянулся какой-нибудь рисунок. Сеги в восхищении рассматривал гнедого жеребца. Ладимир задумчиво глядел на портрет моей мамы (что-то он больно увлечённо его рассматривает, и на челе отразились думы, и не дай Бог додумается, откуда я, и начнёт задавать вопросы… или ему просто нравятся дамы за сорок?). Алила завладела сразу несколькими рисунками и непривычно сосредоточенно бормотала что-то себе под нос. Заглянув ей через плечо, я поняла, что все рисунки объединяет наличие на них девушки в платье, и догадалась, что Алила осваивает иномировую моду последних веков. Амиру очень понравилась зарисовка нашей деревенской церквушки.
Михал в основном молчал, даже когда все согласно рассыпались в комплиментах. А под конец вообще незаметно отодвинулся на край дивана и печально глядел на мой самый лучший рисунок — я как-то попыталась красками передать незаметно, но необратимо утекающее в прошлое очарование тихого утра на лесном озере недалеко от нашей дачи.
— Танислава, — тихо позвал Михал. Я подняла голову. — Мне, кажется, знакомо это место… Не находится ли оно у Семи ключей?
Я с сожалением покачала головой.
— Вероятно, просто похоже, — ещё тише отозвался он, и вдруг тяжело вздохнул. — Похоже на то место, где я впервые встретил мать Амира и Сеги…
Он снова вздохнул, мне тоже почему-то стало грустно, и я сказала:
— Если хотите, возьмите этот рисунок.
— Я не могу, — Михал протянул лист обратно, — вы наверняка им дорожите.
— Не настолько, чтобы не отдать тому, кому… кому он должен принадлежать на самом деле. Я вам его дарю, и, пожалуйста, не отказывайтесь.
Да, косноязычие от волнения никуда не делось. Тем не менее, я убедила Михала, и рисунок был аккуратно вложен в папку, принесённую Алилой. А ещё меня заставили его подписать.
— Когда-нибудь, лет через сто, твои картины будут цениться на вес золота, и мы неплохо на этом заработаем! — весело заметил Сеги и подмигнул мне. Он вообще оживился после просмотра моего ню, то бишь стал очень заинтересованно посматривать в мою сторону (когда Алила не могла этого увидеть).
— Ну да, мечтай! — фыркнула я. — Да скорее… — я запнулась в поисках подходящего сравнения, не вызывающего ненужных вопросов, — скорее лошади позеленеют, чем я стану известной художницей!
Неожиданно все согласно уставились на меня, и через секунду так же согласно засмеялись.
— Что я такого сказала? — немного обиженно поинтересовалась я.
— Ничего, прости нам этот смех, — извинился Амир. — Просто не далее, как два месяца назад Сеги удалось вывести… да, зелёных лошадей.
— О! Поздравляю! — восхитилась я и не выдержала. — Они совсем-совсем зелёные?
— Совсем-совсем-совсем, — весело отозвался Сеги. — Приезжай к нам, я их тебе обязательно покажу. Думаю, ты у нас не заскучаешь.
Неожиданно в моей голове прозвучало продолжение: "Ведь кроме лошадей можно заниматься ещё столькими приятными вещами…"
На что это он намекает?! Согнать, согнать с лица дурацкую улыбочку! Ай! Перестаралась, закусывая губу. Я попыталась метнуть на Сеги грозный взгляд, но, похоже, он понял всё превратно, потому что в ответ я получила ТАКОЙ взгляд! Да, наверно, девушки сами падают в его объятья! Но я не такая, и надо дать ему это понять. Поэтому, когда мы расходились по комнатам, я снова выяснила у Ладимира что с Адреем всё в порядке (и снова он на меня как-то странно посмотрел), а потом со спокойной душой оттёрла Сеги от остальных, загнала в темный угол и угрожающим голосом предупредила:
— Сеги, — я выдержала многозначительную паузу, — и думать забудь!
— О чём? — он хитро улыбнулся, показывая белые зубы.
— Сам знаешь! — так же многозначительно и грозно сказала я и гордо удалилась. Надеюсь, этот в высшей степени содержательный разговор положит конец его излишнему интересу к моей, несомненно, привлекательной, да что уж там, очень даже хорошенькой, милой… э-э-э, о чём это я? Ах да, конец его интересу к моей во всех отношениях очаровательной персоне.
Только я плюхнулась на кровать в своей комнате, как дверь распахнулась, и влетела Алила, роняя по пути кисточки и баночки. Одна подкатилась ко мне, я подняла её и обнаружила надпись "Охра". О нет! Соглашаясь нарисовать её портрет, я, честно говоря, надеялась, что Алила потихоньку вообще об этом позабудет! Хотя бы потому, что она собиралась позировать обнажённой… Алила как раз об этом вспомнила, в два счёта избавилась от одежды, присела рядом и подозрительно ласково улыбнулась. Я вскочила и срочно развила бурную деятельность:
— Так, ты уже разделась… Отлично… Нет, не в этом смысле! — взвизгнула я, уворачиваясь от её пылких объятий и загораживаясь мольбертом. — Алила, будь лапочкой, ляг на кровать…
— Только если ты пообещаешь, что попозже присоединишься ко мне, — коварно улыбнулась она и похлопала по одеялу рядом с собой.
— Ну да, конечно, — хмыкнула я, твёрдо решив не тянуть с завершением портрета.
Алила в соблазнительной позе улеглась, живописно прикрывшись одеялом (увы, лишь слегка), и неожиданно я поняла, что больше не смущаюсь. Я ещё расставляла свои художественные принадлежности, а в мозгу уже роились мысли о композиции, освещении, цветовом решении, позе, в которой Алила лучше всего будет смотреться…
